Сколь это по-немецки - Уолтер Абиш

Позже, когда она опять посмотрела в их сторону, мужчина — неотрывно глядя на нее — собирался уходить… Она взглянула на женщину, которая явно собиралась остаться.

Дафна оставалась на пляже еще целый час, пока внезапно хлынувший ливень не загнал всех под крышу раздевалки, где они и столпились тесной группой в облицованном желтой плиткой проходе на женскую половину. Потом, в пять, когда сторож закрыл вход, большинство оставшихся ринулось в соседний офис, большую Г-образную комнату с деревянными скамьями, несколькими обшарпанными конторскими шкафами, автоматом для продажи сигарет и — на металлической полке над огромным старым письменным столом — набором аппаратуры для публичных выступлений, массивный старомодный микрофон из которого был установлен на столе.

Дафна оглянулась в поисках женщины, которая осталась на пляже после ухода своего друга или знакомого. Не заметив ее, она решила, что та ушла незадолго до начала ливня. Исходное нежелание Дафны обращаться к молодой женщине, когда та вдруг появилась в офисе, объяснялось не внезапной потерей самообладания или робостью. На мгновение ей показалось, что она забыла свою роль.

Как же она тогда завязала беседу?

Это сделала не Дафна. Это сделала та, другая женщина. Другая, тогда еще безымянная женщина заговорила о ливне. Дафна заговорила о раздевалке, напоминавшей ей о бункере, в котором она играла в детстве. А где вы росли? Невинный вопрос. Она назвала деревню рядом с французской границей. Надо же. Я очень хорошо знаю эти места. Я прожила несколько лет в городе неподалеку оттуда.

Когда дождь кончился, они вдвоем отправились к воде, а дальше женщина повела ее вдоль узкой дамбы, которая тянулась к видневшейся вдалеке группе больших зданий. На одном из них Дафна заметила солнечную батарею. Ветер стих, но море оставалось неспокойным. С дамбы, которая была еще не достроена, несколько немолодых мужчин удили рыбу. Они продолжали свой путь, пока не добрались до ограды из проволочной сетки, которая окружала пять или шесть с виду общественных зданий.

Давайте посмотрим поближе, сказала женщина Дафне. И они пошли по тропинке, протоптанной вдоль отходящей под прямым углом от мола проволочной ограды. На самом деле — за неимением чего-либо другого — они обе, похоже, были рады этой разведке, поскольку она сулила им какое-то занятие. Проволочную ограду поддерживали утопленные в бетоне тяжелые металлические трубы, установленные через каждые три или четыре метра. Заметив в ограде прореху там, где кто-то, чтобы пробраться внутрь, перерезал сетку вдоль вертикального металлического столба, причем так, чтобы это по возможности не было видно, женщина предложила Дафне посмотреть, что находится внутри. Она не сказала: Давайте зайдем. Она просто сказала: Почему бы не посмотреть? Здания казались безлюдными. Паула со знанием дела схватилась за разрезанный край сетки и оттянула его так, что открылся проход.

Позже, заметно позже, Паула сказала Дафне: Знаешь, ты чуть не дала мне ускользнуть, после того как мы встретились. Чуть-чуть. Показав на пальцах, насколько близко они были к тому, чтобы расстаться.

Я? сказала удивленная Дафна.

Только ли тогда нельзя положиться на воспоминания, когда они служат объяснением?

Но ты потеряла из-за нее голову, сказал Дитрих.

Она мне понравилась.

Ты потеряла из-за нее голову. Позволила ей перетянуть себя на их сторону.

Нет.

Ты нашла ее… как бы это выразиться… неотразимо притягательной.

Разве мы это уже не проходили?

Извини.

Ты явился сюда что-то у меня попросить. Опять что-то требовать.

Нет.

Вопросы будут?

Да нет.

Никаких вопросов?

Нет.

Надолго ты?

Если меня приютишь, на день-другой.

И все?

Да.

И потом я свободна. Свободна безмятежно продолжать свою жизнь.

Обещаю.

На следующий день, когда Дафна и Дитрих отправились на пляж, дверь в смотровую башню на мосту вновь была распахнута настежь. Привет, Готфрид, крикнула она, и Готфрид сбежал по лестнице вниз. Они стояли, болтая, пока какой-то корабль не подал сигнал, что хочет войти в бухту. Нам можно подняться и осмотреть диспетчерскую? спросил Дитрих, и, к удивлению Дафны, Готфрид сказал, да.

Пока она сидела на стуле, Дитрих и Готфрид беседовали обо всем на свете. Она никогда не видела Готфрида таким воодушевленным, столь общительным, столь расположенным отвечать на вопросы о себе, о своей семье, о том, что ему нравится или не нравится, и о том, как работает мост. Во всех деталях. Что же замышлял Дитрих?

Вы не позволите мне поднять мост для следующего корабля? спросил Дитрих. Так хотелось бы это сделать. Я всегда любил мосты… а потом, когда они уже уходили, на прощание сказал: Знаете, если я вдруг опять окажусь в этих местах, то обязательно вас навещу, если вы не против.

В любое время, сказал Готфрид. Дверь всегда открыта.

Не всегда, напомнила ему Дафна. Не на прошлой неделе.

Ну и тип, сказал Дитрих, когда они ушли от Готфрида.

А каким был бы ты, если бы провел всю жизнь, поднимая и опуская этот чертов мост?

Они садились в ее машину, когда Дитрих сказал: Я все жду, когда ты заикнешься о визите Паулы.

Откуда ты знаешь?

Кто-то ее узнал.

Рассказывать особо нечего. Она меня навестила. Как — то раздобыла мой адрес… Не ты ли, часом, его ей подсунул?

Но ты не собиралась упоминать о ее посещении.

Так ты здесь для того, чтобы расспросить меня о визите Паулы?

Что вы делали?

Съездили на острова… Целый день разъезжали по ним на велосипедах…

Так.

Говорили о прошлом… О первой встрече… потом о следующих… обо всем… о Швейцарии… друзьях… Ульрихе…

Ты все еще любишь Ульриха?

При чем тут это?

Продолжай…

А, да, так забавно… Дафна рассмеялась… Паула пыталась завербовать Готфрида.

К которому мы только что заходили?

Его самого.

Она же не всерьез?

Паула никогда не шутит. Но я думаю, что делалось это ради меня. Чтобы что-то мне доказать.

Что?

Доказать, что она не отступилась от дела.

Между прочим, Ульрих сейчас на одном из островов… остановился у моих знакомых. Его друзей.

Ты, наверное, собираешься подсунуть ему мой адрес.

Дитрих рассмеялся. Как ты догадалась?

И как он на это среагирует?

Тебе виднее.

Нет. Виднее тебе. Тебе понятнее будущее.

Ну, он либо приедет к тебе, либо нет.

И если приедет?

Ты либо переспишь с ним, либо нет.

И если пересплю?

Он либо пригодится в каком-то еще непонятном качестве, либо нет.

И если пригодится?

Нужно еще посмотреть. На Харгенау особенно не положишься.

А я? Считается ли еще, что на меня можно положиться?

Как на скалу…

Ты имеешь в виду постоянство, а не надежность.

Возможно.

Они были уже у дома, но остались в машине. Действительно прекрасный дом, сказал Дитрих.

Когда мы были вдвоем на острове, сказала Дафна, Паула вытащила пистолет…

Какой модели?

Да я не знаю. Какая разница? Она вытащила его у себя из сумки, как будто это был сюрприз, подарок. Потом, прицелившись в меня…

Где вы в это время находились…

Перестань меня перебивать. Мы были на совсем пустынном в этот час пляже. В общем, она прицелилась в меня со словами: Ты, наверное, не представляешь, как легко было бы нажать на курок…

И что дальше?

Она убрала его обратно в сумку. Я отнеслась к этому как к шутке. Позже, когда мы на обратном пути пили на палубе кофе, она сказала, ты же ведь предавала нас все это время. Я не думала, что она опять вытащит свой пистолет. На самом деле ее высказывание не было вопросом, это была чуть ли не констатация факта. Отнюдь не обвинение. Я сказала, нет. Тогда Паула сказала, что они все время знали об этом. С самого начала.

Почему она тебе это сказала?

Думаю, она приезжала прощаться.

Она возвращается в Швейцарию?

Не знаю.

Она любила тебя.

Я люблю ее, сказала Дафна.

А Ульрих? Не связывает ли он вас по-своему?

При чем тут Ульрих?

Насколько по-другому могло все быть без необходимости менять границы?

Когда Ульрих принял приглашение Эгона и Гизелы провести с ними пару недель на вилле, которую они сняли на весь сезон возле самого пляжа одного из Восточных Фризских островов, не было ли у него на уме чего-то еще?

Гизела, встречая его на берегу: я чуть не забыла, что ты приезжаешь в три. Что, у меня и вправду ветер в голове, как считает Эгон?

Ничего подобного.

Ну ладно. Эгон все время говорит, что ни в чем не может на меня положиться.

Да, но ты же ведь здесь, заметил он.

Каким-то чудом.

В снятом ими пляжном доме на виду была всего одна принадлежавшая им вещь: вставленная в рамку фотография, сделанная Ритой для обложки «Тrеие».