Категории
Самые читаемые
Лучшие книги » Проза » Современная проза » Сколь это по-немецки - Уолтер Абиш

Сколь это по-немецки - Уолтер Абиш

Читать онлайн Сколь это по-немецки - Уолтер Абиш

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Перейти на страницу:

Ведя по прибрежной дороге машину в Генцлих, Ульрих стал свидетелем взрыва и почувствовал, как его трижды тряхнуло взрывной волной. Первый взрыв высадил тяжеленную металлическую дверь диспетчерской башни и все окна, через долю секунды второй и третий встряхнули в середине всю махину моста, а затем, когда две его половинки сложились в облаке пыли внутрь, стоявшая у башни полицейская машина заскользила вниз. Ульрих, пораженный мыслью, что в момент взрыва он как раз мог бы ехать по мосту, вышел из машины и подошел к берегу канала, где собрались и другие автомобилисты, разглядывавшие разрушенный мост, еще не ушедший под воду багажник полицейской машины, столпившихся на другом берегу зевак — по большей части таких же автомобилистов. Рядом с Ульрихом человек с сигаретой во рту никак не мог зажечь спичку. Кто-то заметил мужчину в желтом рыбацком плаще, пробиравшегося вниз по крутому берегу канала к крохотной моторке, которая раскачивалась на поднятой волне. Ульрих смотрел, как мужчина подтягивает лодку поближе к берегу, прыгает в нее и отчаливает. Пригнув голову, он запустил мотор и, не глядя по сторонам, на полной скорости устремился по каналу в открытое море.

Просто не могу в это поверить, сказал стоявший рядом с Ульрихом мужчина. Уже нельзя положиться вообще ни на что?

Как проще всего добраться до Генцлиха, спросил Ульрих.

Насколько я понимаю, переправиться на лодке, ответил мужчина.

А на машине, сказал Ульрих.

Вы, наверное, шутите.

9

Утром того дня, когда Ульрих решил посетить доктора Эрнста Магенбаха, «Вюртенбургер Нойе Цайт» опубликовала статью о загадочном взрыве, который частично разрушил в Генцлихе разводной мост. По меньшей мере дюжина больших рыболовных и двадцать прогулочных судов оказались в заточении во внутренних водах и не смогут выйти в открытое море, пока не будут убраны обломки моста, перегородившие канал. В диспетчерской были обнаружены тела двух застреленных полицейских, совершавших обычный осмотр башни. Свидетели видели, как смотритель моста, который, возможно, был замешан в его разрушении, уплывал на небольшой моторной лодке в сторону моря. Береговая охрана продолжала поиски моторки. Местные власти, по-видимому, считали, что у смотрителя Готфрида Мюлера могли быть соучастники. Его жена рассказала, что у него был пистолет, старый служебный револьвер, которого не оказалось в ящике, где он его всегда держал. В Генцлихе, маленьком местечке в пяти километрах к северу от Юнгерса, к Готфриду относились очень хорошо. По словам его жены Инге, в последнее время он был явно угнетен. Несколько месяцев тому назад он случайно встретился с кем-то из руководства группы Einzieh и, возможно, был завербован. В Генцлихе в настоящее время проживает кто-то из бывших членов этой группы, но проведенный в полицейском участке допрос не дал ничего интересного. На похоронах полицейских, бывших уроженцами Генцлиха, в полном составе присутствовали полицейские силы и пожарная команда Генцлиха и соседнего Юнгерса. В присланной в «Нойе Цайт» листовке группа Einzieh одобряла героический поступок немецкого рабочего, который по своей собственной инициативе убедительно выразил неприятие политической системы, обрекающей рабочего на постоянное рабство без какой-либо надежды на улучшение условий его жизни или жизни его детей. В один прекрасный день у немецких рабочих кончится терпение. Как отмечалось в редакционной статье, группа Einzieh не упомянула, что оба убитых при бессмысленном разрушении моста полицейских также принадлежали к рабочему классу, как и те рыбаки, суда которых не могли теперь выйти в Северное море. Но нигде не было никакого упоминания о Пауле.

Когда Ульрих вошел в кабинет доктора Магенбаха, тот встал, поздоровался и пригласил сесть в стоявшее рядом с его письменным столом кресло. Это было кожаное кресло с подлокотниками, подобное тому, в котором сидел сам доктор. Единственная заметная разница заключалась в том, что кресло доктора вращалось, а его нет.

Как Ульрих огласил причину своего визита к доктору?

Обиняками.

Косвенно.

Да, сказал доктор, не стану отрицать, в некоторых случаях бывает весьма полезно вернуть пациента обратно в детство, дать пациенту, так сказать, пережить заново свое детство. А затем приказать ему под гипнозом вспомнить то, что он только что испытал. Должен ли для этого пациент быть предрасположенным к гипнотическому воздействию, поинтересовался Ульрих. Это, конечно, желательно, но не обязательно. Но прежде чем мы перейдем к гипнозу и возвращению в детство, сказал доктор Магенбах, я полагаю, было бы лучше, если бы вы рассказали мне немного о себе.

И Ульрих спокойно начал: я родился в Вюртенбурге в 1945 году, на следующий год после того, как моего отца казнили нацисты. Иногда мне и в самом деле кажется, что я помню конец войны. Вероятно, то, что я помню, рассказала мне мать, или наша служанка Дорис, или другой слуга, Франц, который вернулся в 48-м или 49-м году и оставался у нас несколько лет.

Я рос в большом старом загородном доме. В доме, который после войны постепенно избавлялся от своего содержимого — мебели, картин, серебра, ковров, всего, что имело какую-то ценность. Отовсюду приходили люди посмотреть, что мы можем продать. Одно время я действительно думал, будто мы живем в большом магазине, где все, даже мои вещи, мои игрушки, выставлено на продажу. К тому же у меня сложилось впечатление, что все выставлено на продажу и в соседних домах. И тем не менее, несмотря на непостоянство всех предметов в нашем доме, жили мы в достаточном комфорте. Мы вполне сносно питались, а Дорис, нашей верной Дорис, удавалось поддерживать в доме своего рода порядок.

Моя мать была очень красивой и страшно избалованной женщиной. До войны они с отцом вели довольно бурную светскую жизнь, и она привыкла принимать у себя гостей. Все это внезапно прекратилось. Отца казнили, а ее — это было до моего рождения — люди стали избегать. Сельское уединение — наш дом в Вюртенбурге оказался полностью разрушен — не могло ее сильно радовать. Все знали, что ее муж был убит, но отнюдь не в битве с врагом. Казнен Гитлером. В первые послевоенные годы люди еще не разобрались с ситуациями подобного рода.

От отцовской семьи держались в стороне. Помню, я рос, испытывая двойственные чувства по отношению к отцу, не зная, предатель он или герой… Изредка нас кто-то навещал. Помню, мне были глубоко отвратительны люди, которые к нам приходили. Отвратительно оказываемое матери внимание. Я редко видел соседей. У нас было мало друзей. Играл я в основном со своим старшим братом или в одиночку. Моя мать проводила все больше и больше времени вне дома. У нее появились новые друзья. Постепенно наш дом начал снова наполняться вещами. Они прибывали в коробках, в ящиках. Кто их покупал? Кто присылал? Но, как мне помнится, несмотря на продолжительные отлучки моей матери, жизнь продолжалась без перемен, все с тем же стремлением к порядку, к тому, чтобы делать все именно так, как это следует делать. Домашнее хозяйство велось строго по часам. В определенный час завтрак, потом обед, потом ужин. Наконец я достаточно подрос, чтобы пойти в школу. Учителя были по большей части те же самые, что учили и во время войны. Они не изменили своих политических убеждений. По сути. И многие, как я понял, ненавидели имя Харгенау, словно возлагая на Харгенау вину за исход войны.

Но тогда же, должен сознаться, лет в семь или восемь, не могу точно вспомнить, я наконец понял, что я не был, не мог быть Харгенау. Возможно, что-то мне сказал брат. Или, может быть, Франц. Наверняка не мать. Все это легко подтверждалось… До моего рождения после взятия под стражу и казни отца прошло слишком много времени, я не мог быть его сыном. Я делал вид, что это неправда. Я практиковал своего рода самообман. У меня до сих пор нет ни малейшего ключа к тому, кто мог быть моим отцом… и я почти этим доволен, это для меня лучше, чем узнать, что мой отец служил в оперативной группе. Конечно, об этом знают моя мать и, по-видимому, Франц и Дорис, а также, вполне вероятно, и мой брат Хельмут, чьими стараниями, между прочим, меня недавно чуть не убили. Ну, да это в прошлом. Я незаконнорожденный. Возможно, подобающая писателю роль… Не стану отрицать, что боюсь узнать, кем может быть мой отец… боюсь обнаружить, какую роль исполнял он во время войны.

В этом отношении я не очень-то доверяю суждениям моей матери о мужчинах… ее разборчивости. Ее всегда притягивала власть и романтический ореол, то, чем обладал, когда она выходила за него замуж, мой отец — видите, я все еще продолжаю звать его своим отцом. Я не видел мать уже много лет, и не отрицаю, что все еще виню ее. Вы вправе спросить, за что? За то, что она мне не рассказала? Не отвела меня в сторонку и не сказала: Послушай, Ульрих, ты на самом деле сын того-то и того-то… Она вышла замуж за отошедшего от дел немецкого банкира, который, по моим представлениям, был высокопоставленным офицером вермахта… и, насколько я знаю, мог быть прежде ее любовником — или одним из — любовников, — но я в этом сомневаюсь. Я не верю, что он мой отец, ибо тогда она бы поспешила мне об этом сказать, поспешила бы выправить ситуацию. Я упоминаю об этом, потому что вы сказали: Расскажите мне что-нибудь о себе. Должен также добавить, что говорить обо всем этом мне достаточно легко. В общем-то, если я не сделал этого раньше, так только потому, что чувствовал себя стесненным, ограниченным условностями, проблемой хорошего тона… Хотел бы также добавить, что всякий раз, когда меня представляют, всякий раз, когда я говорю, что меня зовут Харгенау, и люди узнают это имя и понимают, что я сын Ульриха фон Харгенау, я на самом деле по-своему всех обманываю. Отнюдь не случайно моя мать выбрала для меня имя Ульрих. Конечно, это не преднамеренный обман. Возможно, мне стоило рассказать об этом Пауле, пока мы не поженились. Возможно, стоило рассказать и группе Einzieh… Не потому ли я согласился работать с группой, что хотел найти себе роль, в определенном отношении подобную сыгранной моим отцом в 44-м году? Из него не вышел заговорщик, а я… я сдал группу. Преднамерен ли был мой поступок? Еще бы я добавил, что мой брат Хельмут не слишком высокого мнения о геройстве моего отца. На его месте, говорит Хельмут, я бы убрался подобру-поздорову в Швейцарию.

1 ... 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Сколь это по-немецки - Уолтер Абиш торрент бесплатно.
Комментарии