Возвращение к себе - Вера Огнева

- Не пугайся, бабушка. Я одинокий странник и не причиню тебе вреда.

Она шагнула в его сторону, на лицо упал свет. Сплошные морщины. Где были глаза, можно понять только по сведенным бровям.

- Кто это забрел ко мне? - неожиданно ясным голосом, спросила гостья по-гречески.

- Я - франк, крестоносец, - отрекомендовался Роберт и прибавил на всякий случай, - но тебе не стоит бояться.

- Мужчина молодой, сильный, усталый… Хотя, не очень молодой. Скажи, седина уже сверкает в твоих волосах?

- Есть немного.

- Ты из дальних краев. Франк, это имя?

- Нет. Так зовут мой народ. Неужели не слышала?

- Нет. Вы, наверное…

Она не стала продолжать, а он не смог понять. В этой женщине было нечто, не поддающееся простому пониманию. Мысль ускользала, не позволяя себя придержать, ухватить… Так смотришь на старинную хрупкую вазу. Одно неосторожное движение, и она рассыплется, но ты замер, завороженный даже не красотой, тенью божественной красоты, застывшей в хрупком сосуде.

- Как ты здесь оказалась? - осторожно спросил Роберт, только сейчас сообразив, что не заметил в округе никакого жилья.

- Я всегда тут жила. А ты?

- Возвращаюсь.

- Где же твой дом? Ах, да, ты говорил - франки…

- Это далеко на севере. Сначала Греция, потом Хорватия, потом Лотарингия, а уже за ней франкское королевство.

- Как много народов. Как много!

Она что, сокрушается? Сумасшедшая? Последняя мысль отдавала тухлятиной.

Слепая женщина в свободной черной тунике стояла перед языческим алтарем прямо как копье, устремленное вершиной к небу, стояла на границе тени в столбе солнечного света, который обтекал ее, создавая едва видимый сияющий контур.

Будто нарисованную черным фигуру обвели тончайшей золотой каймой.

- Тебе еще далеко идти. Отдохни здесь, поспи. Я желаю тебе вернуться…

Вернуться к себе. Поспи.

Она слабо шевельнула ладонью - прощальный жест, задремавшему путнику - и зашла за алтарь, растворившись в сумраке.

Роберт открыл глаза, тень от стены удлинилась. Под головой - дорожная сумка, с боку аккуратно пристроен меч. Как укладывался, он не помнил. Сидел, блаженно расслабившись… потом слепая… 'желаю тебе вернуться…' К себе?

Он начал энергично собирать вещи, попутно стряхивая остатки сна. Тот постепенно уходил, оставляя по себе легкое золотистое мерцание - абрис тонкой фигуры.

До тракта он добрался только через сутки, и сразу пристроился к небольшому купеческому каравану. Роберт был готов купить лошадь, но свободной не нашлось.

Предлагали осликов, но очень маленьких. Пришлось бы всю дорогу бороздить ногами по земле. Впрочем, часть пути он проделал на повозке, уговорившись присматривать за товаром и за хозяином, хотя оживленная дорога, была на взгляд франка безопасной. Туда-сюда постоянно сновали маленькие караваны и одиночки.

Попадались и крестоносцы, но ни одного знакомого лица Роберт не разглядел.

Никосию окружала стена древняя как сама эта земля. Она походила на стену в Эль Кайре, только в высоту была поменьше. Тафлар, помнится, говорил, что ту, египетскую построили тысячу лет назад. Здешняя была покрыта такой же серой грязью, за многие века спаявшей камни в крепчайший монолит.

К раскрытым о полуденную пору воротам стояла очередь из повозок. Пешие одиночки проходили отдельно, в небольшую калитку. За вход с каждого взимали медяшку.

Монета перекочевала из робертова кошеля в широкую как половник ладонь стражника.

Длинный, темный коридор открывался в нестерпимо сияющий солнечный никоссийский полдень.

Пестрый, дико галдящий на разных языках, водоворот принял пропыленного путника в свои объятия. Вспомнился въезд в столицу Египетского халифата. Там Роберт двигался верхом, осматриваясь из-за спин стражников. Здесь перед глазами все время мелькали лица: бледные, смуглые, желтые, совсем черные. Навалились запахи: пот, гнилые фрукты, вонь экскрементов, чесночный дух, перемежающийся волнами приторных благовоний, которые тут же перебивала кислая винная отрыжка.

Франк продирался через этот пахучий муравейник наугад, без всякого направления, на мгновение даже позабыв, зачем здесь оказался; шел расталкивая и обходя; пробирался вдоль стенок и прилавков; одной рукой придерживал ножны, другой кошель на поясе (его содержимым поинтересовались уже не раз и не два). Подгоняя, колотила в спину сумка.

Наконец шум и толкотня остались позади, Роберт вывалился в узкую тихую улочку. С торжища сюда доносились отдельные особо визгливые голоса да пронзительные звуки непонятного происхождения. Убитое до каменной плотности, пространство между домами по верху перекрывали деревянные галерейки, перекинутые с одной стороны улицы на другую. На перилах и веревках сушилась одежда. Кое-где из-за стен высовывала зеленые усы виноградная лоза. Дома теснились, создавая ощущение каменной толчеи. У одного такого, стиснутого соседями дома, привалясь к стене, стоял грек в широких коричневых штанах, распахнутой на груди красной рубахе и красной феске.

- Не желает ли путник остановится на ночлег? Ужин и лавка в общей комнате - четыре динария, - и с сомнением оглядев запыленную одежду, - отдельная комната и стол - десять динариев.

Последние слова прозвучали, впрочем, без всякой надежды.

- Я, может быть, воспользуюсь твоим гостеприимством, - откликнулся Роберт по-гречески.

- Только укажи сначала, где тут, в городе стоят крестоносцы.

- А везде. Тебе какие нужны? франки, лотаринги, норманны, германцы?

Семь лет назад местные всех европейцев называли франками. Различать, что ли, научились?

- Франки.

- Пойдешь по нашей улице до горшечников, от них свернешь налево и вверх, на холм, - равнодушно объяснял грек, потерявший всякий интерес к путнику.

Поплутав, - объяснение оказалось далеко не исчерпывающим, - Роберт по невероятно загаженной улочке-щели выбрался на возвышенность. Здесь дома стояли свободнее, кое-где за заборами робко зеленели одинокие деревца. Чем дальше от торговой площади, тем больше становилось зелени. Улицы были шире и чище.

В тихом квартале он отыскал нужное поместье. Дома видно не было, его закрывали забор и сад. В калитку, рядом с воротами пришлось долго стучать. Наконец в крохотное оконце выглянула угрюмая бородатая физиономия.

- Чего надо? - спросил обладатель лохматой рожи на лангедоке.

- Барон Больстадский, барон Геннегау, Соль Альбомар здесь остановились?

- А кто ты такой, чтобы я тебе отвечал? - с ленивой издевкой спросил страж.

- Они меня ждут.

- Никого они не ждут. А кого ждут - не тебе, голодранцу, чета. - Охранник, похоже, развлекался. Доконали беднягу жара и мухи.