Влияние морской силы на историю 1660-1783 - Алфред Мэхэн

Так как Франция, таким образом, потеряла Канаду и Индию вследствие очевидной неспособности к операциям на дальних морях, то казалось едва возможным, что Испания, при ее слабом флоте и широко разбросанных владениях, изберет именно этот момент для принятая участия в войне. Тем не менее, это было так. Морское истощение Франции было ясно всем и обильно засвидетельствовано ее морскими историками. "Средства Франции были истощены, — говорит один из них. — В 1761 году только несколько единичных кораблей вышли из портов, и все были взяты в плен. Союз с Испанией состоялся слишком поздно. Случайные корабли, которые выходили в море в 1762 году, попадали в руки врага, и колонии, какие еще оставались у Франции, не могли быть спасены"[95]. Даже еще в 1758 году другой французский писатель говорил: "Недостаток денег, угнетение торговли английскими крейсерами, недостаток хороших кораблей, недостаток припасов и т. д. принудили французское министерство, бывшее не в состоянии снарядить большие силы, прибегать к разным уловкам и избрать вместо единственной рациональной системы войны, Большой Войны (Grand War), мельчайшую из мелких войн — род игры, в которой серьезная цель не может быть достигнута. Даже тогда на прибытие в Луисбург четырех линейных кораблей, избежавших встречи с неприятелем, смотрели как на очень счастливое событие… В 1759 году благополучное прибытие вест-индского каравана коммерческих судов было столько же радостно, сколько и неожиданно для купцов. Мы видим отсюда, как редки были такие удачи для французов на морях, где господствовали эскадры Англии"[96]. Это было до бедствий де Ла Клю и Конфланса. Уничтожение французской торговли, начавшееся захватом судов ее, было завершено отнятием у нее многих колоний. Едва ли, поэтому, можно допустить, что семейный договор, состоявшийся теперь между двумя дворами и не только обязавший их ко взаимной поддержке во всякой будущей войне, но и тайно вынуждавший Испанию объявить войну Англии до истечения года, если мир не будет заключен, "делал честь мудрости обоих правительств". Трудно извинить не только испанское правительство, но даже и Францию, за вовлечение родственного народа в такую плохую для него сделку. Надеялись, однако, оживить французский флот и побудить к участию в союзе некоторые нейтральные державы, из которых многие и кроме Испании имели причины жаловаться на Англию. "В течение войны с Францией, — признается английский историк, испанский флаг не всегда встречал уважение со стороны великобританских крейсеров"[97]. "В течение 1758 года, — говорит другой, — не менее ста семидесяти шести нейтральных судов, нагруженных богатыми произведениями французских колоний или военными и морскими припасами, попали в руки Англии"[98]. Очевидно тогда уже действовали те причины, которые двадцать лет спустя привели к "вооруженному нейтралитету" прибалтийских держав, направленному против притязаний Англии на море. Обладание неограниченной силой, какой морская сила Англии тогда и была в действительности, редко уживается с глубоким уважением к правам других. Англии, при отсутствии соперника в океане, было выгодно, чтобы груз неприятеля на нейтральных судах подлежал захвату, отчего торговля нейтральных держав не только сильно усложнялась, но и несла значительные потери; совершенно по такой же причине было для нее выгодно раньше установить на бумаге блокаду французских портов. Нейтральные державы, конечно, возмутились против таких требований, но 1761 год был неудачно избран для вооруженного протеста, и из всех держав Испания наиболее рисковала в войне. Англия имела тогда сто двадцать линейных кораблей в кампании, кроме состоявших в резерве, при экипаже в семьдесят тысяч матросов, обученных и закаленных пятью годами постоянной войны на море и возбужденных победами. Флот Франции, который насчитывал семьдесят семь линейных кораблей в 1758 году, потерял, вследствие захватов Англии в 1759 году, двадцать семь из них, кроме восьми уничтоженных неприятелем и многих погибших фрегатов; в самом деле, как мы уже видели, сами французские писатели признавали, что флот их был разрушен вконец. Испанский флот насчитывал около пятидесяти кораблей, но личный состав его, если только он не отличался весьма сильно от того, каким он был до и после рассматриваемой эпохи, должен был очень уступать английскому. Слабость испанского государства, при отсутствии сильного флота, была уже указана выше. Нейтралитет, хотя по временам и нарушаемый, был для нее весьма выгоден, позволяя ей восстанавливать ее финансы и торговлю и поправлять внутренние ресурсы, но ей нужно было еще продлить его. Несмотря на то, король, под влиянием семейных чувств и затаенной обиды против Англии, дозволил хитрому Шуазелю увлечь себя, и семейный договор между двумя коронами был подписан 15-го августа 1761 года. Этот договор, в котором должен был также участвовать неаполитанский король, гарантировал их взаимные владения всей силой обоих королевств. Это было само по себе серьезное предприятие; но затем тайная статья договора обязывала Испанию объявить войну Англии 1-го мая 1762 года, если к тому времени последнею не будет заключен мир с Францией. Переговоры такого характера не могли держаться совершенно в тайне, и Питт узнал достаточно для того, чтобы убедиться во враждебности намерений Испании по отношению к Англии. Со своей обычной надменной решимостью он задумал предупредить ее объявлением войны, но влияние против него в советах нового короля было слишком сильно. Не успев склонить на свою сторону министерство, он отказался от своего поста 5-го октября 1761 года. Его предвидения скоро оправдались: Испания горячо показывала свою доброжелательность до тех пор, пока не пришли из Америки корабли со звонкой монетой, столь необходимою для ведения войны. 21-го сентября флот галионов встал на якорь в Кадиксе; и 2-го ноября британский посланник известил свое правительство, что "два корабля благополучно прибыли с весьма ценными грузами из Вест-Индии, так что все сокровища, которые ожидались из Испанской Америки, находятся теперь в безопасности в старой Испании", и в той же самой депеше упомянул об удивительной перемене в отношениях к нему испанского министра, сделавшегося теперь весьма надменным[99]. Жалобы и притязания Испании высказывались решительно, и поводы к ссоре росли так быстро, что даже новое английское министерство, хотя и горячо желавшее мира, отозвало своего посланника до конца года и объявило войну 4-го января 1762 года; политика Питта была таким образом принята, но слишком поздно для того, чтобы собрать ту выгодную жатву, на которую он рассчитывал.

Однако никакая медлительность со стороны Англии не могла изменить существенное неравенство в силе и подготовке к войне между двумя державами. Планы, составленные Питтом, были в главных чертах приняты его преемником и приводились в исполнение с быстротою, какую позволяла готовность английского флота. 5-го марта Покок, возвратившийся из Ост-Индии, отплыл из Портсмута, конвоируя отряд транспортов для действий против Гаваны, в Вест-Индии он взял еще подкрепления из стоявших там сил, так что под его командой было теперь девятнадцать линейных кораблей, кроме меньших судов, и десять тысяч солдат.

В январе предшествовавшего года вест-индский флот, под командою хорошо известного Роднея, участвовал с сухопутными силами в покорении Мартиники, жемчужины и оплота среди французских островов, а также гавани обширной приватирской системы. Мы читаем, что тысяча четыреста английских коммерческих судов были захвачены в течение войны в вест-индских морях крейсерами, главным портом которых был Форт-Рояль (Fort Royal) на Мартинике. С падением этого порта необходимо должна была пасть и приватирская система, опиравшаяся на него, как на базу. Мартиника была покорена 12-го февраля, и за потерею Францией этого главного коммерческого и военного центра немедленно последовала и потеря меньших островов, Гренады, Санта-Лючии и Сент-Винсента. Этими завоеваниями английские колонии на Антигуа, Сент-Китсе (St. Kittse) и Невисе (Nevis), так же, как и корабли, имевшие торговые сношения с этими островами, были обеспечены от посягательств неприятеля, английская торговля получила большие приобретения, и все Малые Антильские, или Наветренные, острова сделались британскими владениями.

Вест-Индское подкрепление присоединилось к адмиралу Пококу у мыса Сент-Николас 27-го мая, и так как время было уже позднее, то он повел свой большой флот через старый Багамский канал, вместо того, чтобы идти обыкновенным путем, кругом южного берега Кубы. Это плавание правильно считалось большим подвигом в те дни скудных гидрографических исследований и было совершено без случайностей. Разведочные и промерные суда были посланы вперед, за ними следовали фрегаты, и на отмелях были поставлены на якорях шлюпки, при тщательной организации дневных и ночных сигналов. При благоприятной погоде флот прошел через канал благополучно в одну неделю и появился перед Гаваной. Последовавшие операции не будут здесь описаны в деталях. После сорокадневной осады форт Моро (Мого Castle) был взят 30-го июля, и город сдался 10-го августа. Испанцы потеряли не только город и порт, но и двенадцать линейных кораблей, кроме 3 000 000 фунтов стерлингов деньгами и ценными предметами, принадлежавшими испанскому королю. Значение Гаваны не должно было измеряться только ее величиною или ее центральным положением посреди большой и хорошо возделанной области; это был также порт, командовавший единственным путем, через который в те дни могли совершать плавание от Мексиканского залива до Европы испанские суда, нагруженные золотом и другими товарами. При переходе Гаваны в руки неприятеля, эти суда необходимо должны были собираться в Картахене и оттуда лавировать против пассатных ветров — операция всегда трудная и удерживавшая суда долго в тех водах, где они подвергались риску захвата английскими крейсерами. Даже нападение на берега перешейка не было бы таким серьезным ударом для Испании. Такой важный результат мог быть достигнут только державой, уверенной в обеспечении ее сообщений через посредство морской силы, счастливый исход дела которой должен быть всецело приписан и значение которой знаменательно иллюстрируется еще и своевременной перевозкой четырех тысяч американских солдат для подкрепления английских рядов, весьма сильно опустошенных сражением и лихорадкой. Говорят, что к тому времени, когда город пал, у осаждавших оставалось на ногах только две тысячи пятьсот человек, годных к службе.