Гроза над Миром - Венедикт Ли

Артистически выдержала паузу.

– Алек, вы расскажете лучше меня, – и она расслабленно уселась в своем кресле.

Алек, все это время подпиравший ладонью щеку, встал. Копируя неспешные манеры своей госпожи, деликатно откашлялся в кулак.

– Тут у меня интересные снимки… – он опростал лежащий перед ним толстый конверт. – Разбирайте, смотрите…

Небесный мост, парящий в вышине над пропастью. Он же, окутанный облаком дыма. Навечно застывшая в падении расколотая каменная арка. Тысячи тонн камня, рушащиеся в Тириву. И ясное небо над ущельем, ставшим непреодолимой пропастью, разделившей земли Тира и Горную страну.

Последний снимок: буйство реки в теснине. Следовало признать: Народ гор попал в отчаянное положение. Тирива, даже приближаясь к морю, не была вполне судоходной. Расширяясь к устью до двухкилометровой ширины, выше него она обрушивалась вниз рядом красивейших водопадов,… но пароходам по ней не плавать. И пирогам горцев тоже. Но, все же, как жаль погибшего Небесного моста! Природа подарила его людям, как великодушное возмещение за непреодолимое препятствие – несущуюся с гор бешеную реку. Дар оказался не впрок.

Скорее всего, большинство горцев не найдут в себе решимости покинуть земли предков и уйти дальше на юг в поисках лучшей доли. Голод и внутренние распри в ближайшие годы сильно уменьшат их численность, и лет через сорок Народ гор исчезнет.

Алек, повинуясь кивку Хозяйки, сел и опять погрузился в размышления, как мне показалось, далекие от темы нашего собрания. Хозяйка сказала короткое заключительное слово, отметив мужество и профессионализм военных.

– …Будем помнить тех, кто погиб, ведомый долгом. Их близких я не оставлю. Не таясь, друзья, скажу: являюсь тем, кто я есть только благодаря вам.

Она склонилась перед нами в легком поклоне – игра, конечно, но меня, солдафона эдакого, прельстила. На сем толковище закончилось. С очевидностью последнее слово осталось за Хозяйкой, и мы проглотили этот факт, не поморщившись.

Остальные три дня до Вагнока оказались ничем не примечательны – в этом и состояла их прелесть. Один раз мы крепко выпили на пару с Арни – последнее время мы с ним неплохо ладили.

– Обставила нас хозяюшка, – не удержался я от замечания.

Арни усмехнулся, долил мой стакан.

– Видел бы ты ее, когда был жив Ури Ураниан. Дело быстро шло к войне, наступало время нанести упреждающий удар и отрезвить молодца… Драгоценная наша по стенам бегала, так была против, но мы ее уломали. Вроде уступила… На следующее утро хватились – нет ее. На столе указ: на время ее отсутствия Арни Сагелю, то бишь мне, заправлять лавочкой. А не вернусь, мол, написала – оплачьте и не поминайте лихом. На связь вышла, когда уже дело сделала. Я потом голову ей мыл: ты – наш символ, можно сказать – фигура… Как посмела так собой рисковать? Без команды поддержки, всего с пятком верных людей. Только фыркала в ответ: «Вместо того, чтоб варить вашу кашу, оказалось достаточным прибить одного дурака».

Я поднял свой стакан, посмотрел рубиновое вино на просвет.

– За мудрейшую нашу! Да будет здорова и всем довольна.

Арни поддержал мой шутливый тост, но вздохнул печально. Кажется, судьба моя такая: натыкаться постоянно на бывших любовников Эны. Хмель кружил голову и я, пожелав Арни спокойной ночи, отправился восвояси. Да только дважды не нашел двери каюты. Когда я вернулся к столу в третий раз, Арни взял меня за шиворот и, уложив на постель, сам растянулся во весь свой богатырский рост на полу на ворсистом, мягком ковре.

Арни еще сладко храпел, когда я стряхнул остатки наполненного алкогольным туманом сна. Нельзя так напиваться… Неслышно поднялся, сунул ноги в ботинки. Ничего… терпимо. На ногах стою, руки не дрожат, голова тяжелая, но не отваливается. Проходя мимо изящной работы бюро, заметил приоткрытую дверцу. Наверное, хмель еще не выветрился из меня окончательно, иначе я бы никогда не стал так по-детски играть в шпиона.

Стопки бумаг, личные письма, наброски местности… Я мельком глянул на Арни: дрыхнет. И стал рыться дальше. Небрежный рисунок на плотной желтоватой бумаге изображал наш Край Мира, там были обозначены Гана и Норденк, а на месте Тира стоял жирный восклицательный знак. Заштрихованная территория обозначала будущий протекторат, уравновешивающий Магистрат на воображаемой оси, где Гана оказывалась центром симметрии. И черный крест перечеркивал ареал обитания Народа Гор…

Я быстро сложил бумаги и вернул дверцу шкафчика в прежнее положение. И поспешил убраться вон. Источник стратегического вдохновения Эны стал мне очевиден. Эна… Каждого из своего окружения она безжалостно использовала, выжимала, как лимон, затем присваивала себе результаты, чтобы предстать перед людьми в качестве Хозяйки. Правитель и гениальный военачальник. Конструктор невиданного в Мире воздушного флота. Воссоздатель Тира. А еще (сказал я себе) – капризная, пустоголовая бабенка, очертя голову кидающаяся в авантюры вроде устранения «великого» Ури или нашего похода на «Драконе»… Испорченная и злая. Любимая моя женщина… Любимая.

Я поймал себя на том, что все время повторяю это слово. Зачем? Неужели я начал сомневаться в том, что на самом деле ее люблю?

Среди группы встречающих нас чиновников нетерпеливо переминалась Ригли, в короткой кожаной курточке и бриджах, облегающих худенькие стройные бедра. Завидев меня, пулей ринулась навстречу, каблучки ее дробно застучали по каменным плитам причала. Не посторонись с улыбкой окружающие, наверняка зашибла бы кого. Повисла на мне.

– Живой! Ты живой! Я исплакалась вся!

Я поцеловал ее, радостную, смеющуюся, а Хозяйка отвернулась от нас с деланным безразличием.

Вечер удлинил тени домов и деревьев на главной улице Вагнока. Ригли временами брала меня под локоть, глаза ее сияли. Сегодняшняя ночь тоже наша. Но думал я об Эне.

Она не поощряла наших с Ригли встреч, но и препятствий не чинила. Тем более в этот раз, после долгой разлуки. Последнее время Ригли замечательно похорошела, и Эне все труднее удавалось изображать атрофию такого чувства, как ревность. Бедная, она попалась в ловушку собственного обещания не замечать моих увлечений, данного еще в нашу бытность в экипаже «Дракона». Хорошо еще, что не подозревала о моих шашнях с Элизой.

Смеркалось, потянуло прохладой с моря. Вдоль улицы медленно разгорались фонари, но, почему-то, только каждый четвертый.

– А ты не знаешь? – изумилась моему неведению Ригли.

Мы остановились у лотка, и она взяла у продавца две длинные тонкие свечи и одну из них протянула мне. Свою зажгла о горящую в руках проходившей мимо женщины, та терпеливо подождала, пока оживет слабый огонек и молча пошла дальше. Я послушно повторил всю манипуляцию, забирая пламя от свечи Ригли.