Капиталократия и глобальный империализм - Александр Субетто

Н. Н. Моисеев расширяет понимание рационализма. В его теоретической системе «рациональным» выступает то, что способствует «выживанию человечества», повышению качества управления, решению экологических проблем. Фактически здесь поставлена проблема Неклассического рационализма [182] , который выступает диалектическим отрицанием «панлогического», недиалектического рационализма систем позитивизма и неопозитивизма. Неклассический рационализм есть одно из «измерений» Неклассической науки и Неклассического общественного интеллекта, противостоящих монетарно-либеральному, капиталорациональному стереотипу «науки Запада», находящейся на службе у мировой капиталократии и у «Капитала-Бога».

6.  Капиталорациональная наука общества и человека есть либеральная наука, т. е. наука, базирующаяся на догматах либерализма и социал-дарвинизма. Это третье научно-идеологическое установление мировой капиталократии и ее «клевретов в науке».

Социал-дарвинизм и либерализм в «научно-идеологическом» капиталократическом установлении – близнецы.

Социал-дарвинизм – одно из «псевдонаучных» фундаментов либерализма. Он появился задолго до открытия Ч. Дарвина. Вспомним кредо Гоббса, которое он рассматривает как основу «гражданского общества» или «открытого общества» (по Попперу и Соросу ): человек человеку – волк, потому что он «эгоцентричный атом», ведущий борьбу за свою свободу и свою выгоду, в которой «другой» – враг. Хаббард в идеологии «дианетики» или «саентологии» данный принцип возводит в основной: все, кто не исповедует догматы хаббардизма – «сапрессоры», которых надо уничтожать, потому что они мешают процессу наращивания капитала «церкви Саентологии» для достижения цели – господства над человечеством, а затем и над всем космическим миром, в том числе и над христианским «божьим царством» [183] .

Данное кредо Гоббса, на основе которого «гражданское общество» есть «правовое общество», в котором «право» призвано цивилизовать «дикое изначально общество», построенное на основе «закона джунглей», в дарвинизме только получило дополнительное доказательство. Триада дарвинизма < «наследственность, изменчивость, отбор»>, в которой главный акцент сделан на «естественный отбор», обратной стороной которого становится «борьба за существование», становится основой социал-дарвинизма.

Правда, уже во второй половине XIX века одновременно с дарвиновской теорией эволюции возникает ей противостоящая эволюционная гипотеза князя П. Кропоткина, в соответствии с которой главным механизмом эволюции является не «отбор», а «сотрудничество», взаимопомощь». В первой половине ХХ века появляется теория номогенеза Л. С. Берга, которая также противостояла дарвиновской схеме объяснения механизмов эволюции, показывая, что в биоэволюции на Земле есть законы («номос»), «канализирующие» ее «ход», т. е. ограничивающие действие механизмов конкуренции и естественного отбора. А. А. Любищев в своей теоретической системе объяснения прогрессивной биоэволюции обосновывает синтез дарвиновской и берговской парадигм эволюции.

На основе анализа современных взглядов на синтетический эволюционизм, а также разработанной теоретической системы системогенетики, мы выдвинули свою теоретическую схему синтетической эволюции, в которой осуществляется синтез дарвиновской, берговской и кропоткинской парадигм и которая развивает традицию российской эволюционики [184] . Нами уже показывалось выше, что в новом взгляде на эволюцию возникает представление о симметрии и асимметрии законов кооперации и конкуренции, механизмов отбора и интеллекта, в соответствии с которым конкуренция и отбор уже не имеют такого абсолютного значения, как это имеет место в социал-дарвинизме. Появляется новое понимание роли закона кооперации как не менее значимого закона эволюции по отношению к закону конкуренции. Более того, нами показано, что в «конусе прогрессивной эволюции» наблюдается закономерность сдвига в доминантах: от закона конкуренции и механизма «естественного «отбора» – к закону кооперации и «механизму интеллекта» (или механизму «опережающей обратной связи»). Данная теоретическая схема позволяет по-новому взглянуть на Историю человечества и на природу человека. В ней наблюдается тенденция роста кооперированности социальных, экономических систем и сопряженного с ним роста идеальной детерминации через общественный интеллект (а последнее означает рост проективных, плановых начал общественного интеллекта в исторической детерминации). Таким образом, исчезает научная платформа под социал-дарвинизмом, оправдывающем либеральную атомизацию общества.

Роль кооперации, содружества, взаимопомощи, любви не только в социальнеой эволюции, но и в биоэволюции объясняет, почему в любом живом сообществе рождаются и «эгоисты», и «альтруисты», что утверждение, что животный мир состоит только из «эгоистов», а затем, соответственно и человечество, «вышедшее» из «животного мира», является злой клеветой, далекой от истинного положения дел.

Чем больше становится сфера действия кооперации в человеческом мире, тем больше требуется в социуме «альтруистов» и тем более общество нуждается в опережающем развитии качества своего совокупного интеллекта (и, следовательно, функций управления будущим).

Происходящая капиталорационализация России под видом «рыночных реформ» и под флагом либерализма характеризуется мощным наступлением на экономическую науку в вузах России. Изгоняется марксизм. Труды К. Маркса и Ф. Энгельса не перездаются. Подготавливаемые экономисты в вузах России не знают теории капитала по Марксу, не знают трудов Ленина по империализму. Усиленно внедряется в процесс обучения «экономикс». Этим самым создается поколение экономистов в России, которые специально программируются «колониально мыслить», а это и означает мыслить экономически либерально.

В России стала формироваться либеральная феноменологическая экономическая наука, эпигонствующая по отношению к англоамериканской монетарной версии экономики. Так, мировая капиталократия пытается поставить интеллект российской экономической науки под свой контроль и влияние. Конечно, это только тенденция. Не все российские вузы сменили «вывески» кафедр политэкономии на «вывеску» кафедр экономических теорий, не все ученые мгновенно сменили «тогу» марксиста на тогу «либерала», но тенденция либерализации экономической науки России, как процесс ее колонизации, капиталократической мифологизации явно просматривается.

Либерализм в экономической науке для того и предназначен, чтобы заставить экономическую науку, как и социологию (потому, что в социологии – аналогичные процессы), обслуживать мировую капиталократию, служить ей верой и правдой.

В пространстве феноменологической экономической и социальной науки, к тому же, легче психологически жить. Потому что такая наука не революционна, она не ищет истины, а вполне удовлетворяется той «выгодой», которая перепадает от «пирога» финансовой капиталократии, например, от Фонда Сороса.

Пост-модерн в науке или капиталорационализация наука сопровождается своеобразной «рациональной мистификацией», «игрой в науки», которые рождаются потребностью капиталократии лишить общественные науки и науки о человеке их прогностического потенциала. Так же, как монетаризация человека превращает его в капиталоробота, точно так же монетаризация науки превращает ее в товар, «рационально-роботизированный суррогат», в «капиталоденьги» с одновременным «занулением» смысла науки. Отсутствие смысла, содержания, научного поиска истины камуфлируется «псевдонаучной формой». Возникает своеобразный «модерн в науке», сканирующий «модерн в искусстве», о котором мы писали выше. Такая «наука об обществе и человеке» превращается в «великий нуль» Лорена Айзли, т. е. в «форму», прячущую «пустоту» такого научного дискурса.

Иллюстрацией изложенного положения служит работа «Интеллектуальные мошенники» знаменитых ученых-естествоиспытателей с мировым именем Алана Сокала и Жана Бринктома (мы опираемся на работу Давкинса Р. «Разоблаченный постмодернизм», переданный нам в форме компьютерной распечатки В. Я. Ельмеевым, см.: Dawkins R. Postmodernism disrobed // Nature. Vol. 399. July 1998, pp. 141–143. Рецензия на книгу: Sokal A., BricmontL. Intellectual impostures/ 1998; в дальнейшим мы используем цитирование из этой работы).