Сделка - Элиа Казан

Я приблизился к постели. Он притянул меня к себе и зашептал: «Где такси?» А я, даже не поняв, в чем дело, закивал согласно головой, мол, уже на подходе.

В голове же вертелось другое — я должен прекратить поддакивать.

Ветхий старина Джо уже сиял улыбкой в дверях.

— Серафим! Она послала за полицией! — крикнул он. — Они все-таки упрячут тебя в кутузку!

— Ступай отсюда! — ответил отец. — Не хочу тебя видеть!

— А кого тебе еще остается видеть? — взвился Джо. — У тебя, сукина сына, и друзей-то не осталось!

Они начали перепалку, осыпая друг друга ругательствами: половина на греческом, половина на английском, с турецкими вкраплениями для остроты. Где-то к концу брани я разобрал: «Ни единого цента! Ты проел все мои деньги и хочешь еще?»

— А что ты с ними будешь делать? Ты же умер, ты — труп! Заплати хоть за поезд, на котором я приехал! — выкрикнул Джо.

Неожиданно он подбежал к шкафу для одежды, рывком раскрыл створки и с бешеной скоростью принялся шарить по карманам и перетряхивать одежду брата.

Отец подмигнул мне и захихикал.

— Ты думаешь, я — дурак? — заорал он на Джо. — Я не оставлю деньги в одежде, пока не умру. Жди, пока я умру!

— Ты — сукин сын! — сказал Джо. — Отдай деньги за билет!

Отец снова подмигнул и снова захихикал. Затем закашлялся. Снова хихикал, снова кашлял.

Вернулась мисс Смит. За ней появились вторая сестра, доктор Левин и отец Дрэдди. Тот самый, не преуспевший в спасении души.

Доктор Левин положительно оценил ссору братьев. Я подумал, как-никак, признаки жизни. Юный священник держался сзади. После столь откровенной отповеди он знал, что к этому больному применим совершенно особый подход, с опаской и осторожностью. Доктор Левин что-то сказал отцу, и они вместе рассмеялись, затем доктор подал корпус назад и через плечо показал мисс Смит, что она может пройти. Даже туша Бентли успокоилась. Она шутливо показала отцу, что хочет ударить его, а он шутливо показал, что хочет ударить ее. Они начали совершать омовение. Мне подумалось, что старик наслаждался уважением, которое принесла ему вспышка гнева.

Отец Дрэдди мягко склонился надо мной.

— Сколько лет вашему отцу? — спросил он.

— Па, сколько тебе сейчас лет?

— Я не у дел, — ответил отец.

Молодой священнослужитель понимающе засмеялся и спросил меня:

— Что он сказал?

— Он сказал, что он не у дел.

Отец Дрэдди снова засмеялся. Я заметил, что он немного подшофе, и, к своему удивлению, отнесся к этому положительно.

— Что у вас за носки, отец Дрэдди? — спросил я.

Молодой отец был в черной сутане с воротом, из-под нее виднелась пара ярких носков.

— О! — воскликнул он, оттягивая вниз черные брюки. — Эти?

— Это не ответ, — сказал я.

— Ох! — ухнул отец (мой). — Эй, мясник, ты в своем уме?

— Доктор Левин! — завизжала Бентли.

Доктор подбежал к больному.

— Скажите, носки — последняя попытка приблизить облик священника к человеческому? — спросил я отца Дрэдди.

— Нет, — ответил он. — Я играл в гольф и забыл, что должен приехать сюда. Переоделся второпях, а про носки забыл.

— Хватит! — заорал мой отец. — Пошли прочь!

Мисс Смит и мисс Бентли взглянули на доктора Левина, он махнул им рукой, и они с удовольствием удалились. Затем он подбил две подушки, положил их отцу под голову и отошел. Священник открылся прямому взору моего отца.

Взгляд его был суров.

Я приготовился к худшему. Но настроение родителя улучшилось. Его взгляд не выражал его настроения. Оно застыло в складках лица.

— Я — отец Дрэдди, — представился священник.

— Очень приятно, — прожевал губами отец. — Прошу садиться.

Он улыбнулся, вытянул в сторону руку, взял челюсти из стакана и вставил их в рот. Он был готов к разговору.

— Эвангеле! — сказал он, улучшив тем самым свое настроение. — Принеси отцу Дрэдди кока-колы! Или… что вы желаете? Эвангеле!

Я привстал в полупоклоне.

— О, не надо, не надо! Спасибо! — отказался отец Дрэдди.

— Вас обязательно следует угостить, — сказал отец и снова позвал меня. — Эвангеле!

— Отец прав! — сказал я, стараясь угодить больному. — Ну, может, сока? Грейпфрутового.

— Хорошо! — сказал отец Дрэдди.

Этим словом отец Дрэдди подвел черту под грейпфрутовым соком. Больше о нем не говорилось.

— Я подумал, а не стоит ли навестить вас? — прощупал почву отец Дрэдди.

— Отлично, — сказал отец. — Садитесь. Эвангеле, он еще стоит.

Я сдвинул дядю Джо с единственного стула в комнате и передвинул стул к кровати.

— Знаете что? — сказал отец священнику. — Я собираюсь удивить вас!

— Каким образом, сэр?

— Я не умру.

— Я твердо верю в это.

— Я всех удивлю.

— Я буду молиться за ваше здоровье.

— Знаете, — сказал отец, — я когда-то пел в церковном хоре.

Я пребывал в неведении относительно этого факта из биографии моего отца, но оказалось — чистая правда.

— Так вы — католик? — спросил отец Дрэдди.

— Православный! — возразил отец. — Я пел молебны. У меня был чудный голос. Ставрос, — обратился он к брату, — ты помнишь мой голос?

— Помню, — кисло ответил Джо.

— Ты, недоумок, ты что перед священником говоришь? С ума спятил?

— Я ничего такого не сказал, — удивился Джо.

— А вы поете? — спросил отец священника.

— Боюсь, что у меня плохо получается.

— Как же вы читаете Библию?

— Мы рассказываем ее напевно, знаете, так, с ритмом, паузами, вроде…

— Хотелось бы послушать.

— Что?

— Почитайте что-нибудь приличествующее случаю.

Для меня. Давайте, — отец улыбнулся отцу Дрэдди. — Так стеснителен. Что ж, мило, мило!

Бедняга не знал, что и подумать, — старик вроде насмехался над ним, а вроде и нет. Я попробовал успокоить священника, мол, отец действительно хочет послушать писания.

— Шшш! — зашипел отец на брата.

Джо смолк. Мы затаили дыхание.

Отец Дрэдди понял, что все ждут, когда он прервет паузу.

— О Господи! — взвыл он, пытаясь как можно лучше изобразить ритм, мелодию и тон молитвы (хотя и было ясно видно, что напевное чтение Библии ему глубоко чуждо, если не сказать сильнее). — О, Иисус, который смывает грехи со всех живущих, даруй этому человеку мир. Прости его грехи! О, Господи!

— Грехов не было, — прервал его отец. — Не было грехов. Я делал все правильно. Ошибся один раз. Национальный городской банк. Вот тут я дал маху. В 1926 году купил тысячу акций…

— Отец! — сказал я. — Зачем ему знать об этом?

— Эвангеле! — буркнул он, сердясь, затем продолжил: — Я вложил в банк все свои деньги — тысяча акций, 214 тысяч долларов. Разве это грех?

— Я не это имел в виду, — потупил взор священник.

— …Акции поднялись до 680 тысяч долларов. Затем в один день…

— Не в один день, — сказал Джо. — У тебя было время продать их!

— Какое время, дурак? — заорал отец.

Губы его задрожали, выступила слюна, брови изогнулись дугой.

— Многие успели, — сказал Джо.

— Да! Но я верил американской системе! Я — патриот! Но когда курс упал до 23 долларов за акцию… Вся тысяча! Что?

Я сделал ошибку, сказав: «Отец, это уже древняя история!»

— И мы должны простить… — добавил отец Дрэдди.

— Простить?! — взвился отец. — Кого? Президент банка Митчелл умер, но душу его я не прощаю. Я, знаете ли, в Бога не верю.

— О, нет, вы же верите, — сказал Дрэдди.

— Я не верю в Бога, верю в существование души и поэтому не прощаю душу мистера Митчелла.

— Да пребудет его душа в мире, — кротко сказал священник.

— Да не пребудет душа сукиного сына в мире! — прокричал отец.

— Тсс! — сказал Дрэдди. Это было его концом.

— Не надо затыкать мне рот! Вы теряли хоть раз 214 тысяч долларов, когда доллар был долларом?

— Сейчас та потеря не так уж и важна.

— Не так уж и важна? Без денег ты никому не нужен. Здесь есть покупатели?

— Я никого не вижу, — ответил испуганный Дрэдди, нервно озираясь. — Но ваши настоящие друзья…

— У меня нет друзей! Только мой сын — Эвангеле. Он слушал мои советы и добился успеха.

— Но ваша жена…

— Моя жена, — завопил отец, — спит с другим. Извините, святой отец, но ваша жена часом ни с кем не того, а-а? Скажите, ну!

— Я уверен, вы ошибаетесь. Я познакомился с миссис Арнесс.

— А мне плевать, знакомы вы или нет! Это она прислала вас? Правду, священник, это она?

Старик рвался в бой.

Отец Дрэдди попятился назад.

Подошедший доктор Левин что-то шепнул отцу, и тот тяжело перевернулся на живот, обиженно спрятав лицо в подушку.

Отец Дрэдди, смущенный и немного не в себе, подошел ко мне.

— Извините, я не смог помочь ему, — сказал он.

— Ничего, я сам позабочусь.

— Ему еще предстоят терзания души.