Рыцари света, рыцари тьмы - Джек Уайт

Сен-Клер явно растерялся, не зная, как воспринять это приглашение. Он еще сильнее нахмурился, но затем кивнул, вынул клинок из-под мышки и просунул внутрь кареты, надежно прислонив к скамейке справа. Однако едва юноша ухватился обеими руками за дверные скобы, чтобы и самому влезть в экипаж, как кто-то сзади зычно окликнул его по имени. Алиса увидела, как от удивления глаза у рыцаря полезли на лоб, и он отступил вбок, обернувшись на голос. Взбешенная, что кто-то осмелился вмешиваться и останавливать ее, Алиса рывком поднялась и сердито высунулась в дверной проем — чтобы тут же нос к носу оказаться с архиепископом Вармундом де Пикиньи.

— Принцесса Алиса, — воскликнул он тоном, весьма отличным от недавнего окрика, обращенного к Сен-Клеру. — Какая приятная и неожиданная удача — встретиться с вами здесь, вдали от дворца. Дозволите ли полюбопытствовать, что привело вас сюда? Могу ли я быть чем-нибудь вам полезен?

Он ступил на порожек кареты и ударом ноги сбросил вниз раскладную лесенку, сам тем временем протягивая принцессе руку и понуждая ее выйти из экипажа. Алисе ничего не оставалось, как подчиниться. Она неторопливо сошла по ступенькам, все время глядя себе под ноги и с осторожностью переступая маленькими башмачками. Принцесса заметила, как разинул рот юный рыцарь при упоминании патриархом ее титула, и пришла в бешенство от того, что теперь он будет трепетать перед ее именем и положением. Таким образом и это вполне вероятно — его будет гораздо труднее соблазнить. Алисе хотелось плюнуть глупому старому хрычу прямо в лицо, но она заставила себя мило улыбнуться.

— Благодарю вас, мессир патриарх, но мне помощь не требуется. Я всего лишь спросила сира Стефана, когда увидела его здесь, нравится ли ему жизнь среди братии вашего дозора.

— Ах, моего дозора… Простите, принцесса, я только сейчас сообразил, что вы, вероятно, не помните моего спутника, хотя, насколько мне известно, вы уже встречались. Разрешите представить вам брата Гуга де Пайена, основателя той самой общины, к которой принадлежит и брат Стефан. Вы познакомились с братом Гугом несколько лет назад, день спустя после нападения на вашу мать сарацинских разбойников и ее счастливого избавления.

Пока Алиса снизу вверх разглядывала де Пайена, архиепископ сунулся в экипаж за мечом Сен-Клера, заботливо прислоненным к одной из скамеек, и достал его, небрежно ухватив за ножны, а затем обернулся к собеседникам. Алиса вложила в улыбку, обращенную к брату Гугу, все мыслимое радушие, а тот, приветствуя ее, прижал к сердцу руку в стальной перчатке. Губы его дрогнули, и на них наметилась ответная улыбка.

— Я очень хорошо запомнила тот случай, брат Гуг, хотя была еще мала, — скромно потупившись, произнесла Алиса. — Я и сиру Стефану рассказала о нем. Правда, сир Стефан?

— Просто брат Стефан, сеньора.

Сквозь загар у Сен-Клера проступил багровый румянец — вероятно от стыда, подумалось Алисе, что она так нагло лжет и бросает на него тень.

— Брат Стефан, — кивнула она. — Ну конечно, вы ведь отреклись от мира. Я забыла.

— Не совсем так, принцесса, — пробормотал патриарх, протянув юноше его меч, отчего тот зарделся еще ярче. — Брат Стефан пока только послушник, но очень скоро он принесет окончательный обет, подразумевающий отречение от мира и не только. В сущности же, он тем самым отрекается от дьявола, мирских и плотских соблазнов, посвятив всю свою жизнь Господу. Достойное предначертание для любого мужчины.

Алиса улыбалась как ни в чем не бывало, хотя несколько месяцев спустя она сама удивлялась, каким образом ей удалось тогда утаить кипящую в ней злобу, вызванную плохо прикрытой дерзостью старого лицемера. Она поняла, что он находит ее поведение безнравственным, но его осуждение не могло принести ей ощутимого вреда, поскольку, несмотря на его патриарший и архиепископский титул, а также прямое влияние на мнение ее отца, он не имел никаких доказательств, чтобы ее обвинить. Прослышав о его подозрениях насчет ее распутства, Алиса стала предпринимать немалые усилия, чтобы патриарху нечего было нашептывать ее отцу. Она вела себя сверхосмотрительно и даже, в последнее время, весьма воздержанно. Не укрылось от нее и то, что архиепископ выведывает подробности о ее деятельности в других сферах, где их дороги уже не раз пересекались. Алиса с возмущением реагировала на подобные действия патриарха, невзирая на то, что для них вполне имелись основания, признавая, впрочем, что ничего не может им противопоставить — пока не может, потому что остается беспомощной принцессой. Как только она станет королевой — а Алиса собиралась приложить все силы, чтоб добиться этого статуса, — все в корне изменится. Тогда она укажет этому старому извращенцу его истинное место — а вместе с ним и всякому, кто разделяет его мнение о ней.

А пока, столкнувшись с ситуацией, из которой невозможно было выйти победительницей, принцесса смирилась с неизбежным и подчинилась. Не выказав ни малейшего признака озлобления или разочарования, она любезно кивнула старшему монаху, де Пайену, а затем молодому Сен-Клеру и сердечно с ними распрощалась. К патриарху она обратила улыбку, исполненную истинной любви и обожания, поблагодарив его за заботу и заверив, что она непременно передаст матери его пожелания скорейшего выздоровления. Проговорив все это, она вернулась к карете и быстро взобралась по лесенке, снова опершись на подставленную архиепископом руку.

Проследив, чтобы она удобно устроилась в экипаже, де Пикиньи отступил в сторону и подал знак кучеру трогаться. Лошади ступили в колею, карета накренилась и покатила вперед, а Стефан Сен-Клер не сводил глаз с удаляющегося экипажа, словно мог сквозь его стенки разглядеть молодую женщину, скрытую внутри его. В жизни не видал он никого прекраснее, и ее образ запечатлелся в его памяти. Вот она склоняется к нему, собрав в горсть свисающую ей на грудь длинную массивную цепь, и переливчатое золото медленно, звено за звеном, стекает в подставленную чашечкой ладонь. Сен-Клер понимал, что слишком опасно позволять себе думать о такой красоте — напротив, нужно молиться, чтобы Господь дал силы бороться с искушением, тем более что суровый голос наставника уже напомнил ему об его обязанностях. Однако понимал рыцарь и то, что, без всякого сомнения, это улыбчивое лицо будет преследовать его весь день до тех пор, пока сон не одолеет его.

ГЛАВА 2

Укрывшись в полумраке кареты, Алиса велела кучеру немедленно доставить ее во дворец, где весь оставшийся день прорыдала от злости и разочарования. Из-за вмешательства архиепископа все в ней горело и кипело — от краха надежд и унижения, словно ее прилюдно высекли, пусть и на словах. Алисе хотелось завопить, швырнуть что-нибудь о стену, но она довольствовалась тем, что в ярости грызла клочок полотна, оторванный от головного покрова и скрученный в жгут. Она понимала, что позволить своему раздражению выйти наружу — значит, дать пищу для пересудов среди слуг и придворных, которые не преминут потом всячески прохаживаться насчет ее дурного нрава. Напряженная, словно натянутая кожа на барабане, принцесса молча сидела, жестоко терзая в руке клочок материи и изобретая всевозможные наказания, которым она с удовольствием и собственными руками подвергла бы старого архиепископа.