Рыцари света, рыцари тьмы - Джек Уайт

Забрав эту идею себе в голову, Алиса уже рассматривала ее как некую неизбежность и бесчисленные часы проводила в мысленном созерцании будущего гнева и отчаяния Морфии, от души им наслаждаясь. Все задуманное непременно должно было свершиться, поскольку королева, сама не желая того и не прилагая к тому никаких усилий, нечаянно раскрыла второй дочери секрет, которому ее любимица Мелисенда не нашла бы применения за отсутствием надобности и достаточной сообразительности, — секрет влияния на мужчин.

Годами Алиса наблюдала, как ведут себя мужчины в присутствии ее матери и как — порой совершенно непредсказуемо — та общается с теми, кого собирается склонить на свою сторону или подчинить своей воле. Алису увлекало решительно все. Она насмотрелась на всяких мужчин — мир Эдессы, да и всего Заморья, был достаточно тесен, — обращающихся к ее матери как к супруге графа Эдесского по внешнеполитическим вопросам. Не важно, как далеко простиралась их реальная власть в других сферах, ведь фактически они являлись вассалами ее мужа. Когда Морфия назначала подобные встречи в приватной обстановке, Алиса подмечала и даже нарочно выслеживала, насколько отлична манера их проведения от публичных мероприятий. Церемониал оставался прежним — формальным, но более нюансированным, богатым глубинными подтекстами и многозначительными недомолвками.

Проводя целые часы в подглядывании за подобными переговорами, Алиса ни разу не смогла уличить мать в малейшем отхождении от приличий и лишь с жадностью глазела, как мужчины обхаживают графиню, словно павлины, то раболепствуя, то чванясь перед ней. Каждый из них явно полагал, что вот-вот подомнет под себя эту высокомерную красавицу, супружницу монарха. Не раз бывало — Алиса всякий раз от возбуждения затаивала дыхание, с нетерпением ожидая развязки и смотря во все глаза, — ее мать встречала подобную инициативу весьма интригующе, с откровенной зазывностью, отчаянно хлопая ресницами и порою так двигая своими пышными прелестями (Морфии в ту пору было никак не более тридцати пяти — тридцати шести лет), что их колыхание безошибочно наталкивало на мысль об эротическом экстазе.

Тем не менее Морфия ни разу не позволила ситуации выйти из-под контроля и не разрешила кому-либо дотронуться до себя. Один — и только один — из гостей завел ухаживание так далеко, что дерзко обнажил бедра и разбухший фаллос и молча, но решительно двинулся на королеву, тем самым побуждая ее к ответным действиям. Алиса, укрывшаяся на верхнем балконе и видевшая, до чего дошел тот мужчина, едва не ойкнула от волнения, но мать пресекла его дальнейшие происки.

— Бесспорно, мессир, — сказала она с улыбкой, глядя прямо в глаза гостю и ничем не выдав испуга перед угрозой своей чести, — я могу исполнить ваше желание. Вам равно известно, что и вы, в свою очередь, можете исполнить мое. Оба наши желания можно удовлетворить без всякого труда — при условии, что ни один из нас не проявит достаточно мудрости; подлинная же трудность состоит в выборе, кто первым позволит себя разоблачить, не правда ли? Вы можете сколько угодно теперь увиливать, и протестовать, и уверять меня в неправоте, но все же в глубине души вы сами это знаете, как знаю и я, что буду законченной дурой, если в данном случае первой поддамся разоблачению.

Мужчина качнулся было в ее сторону, но Морфия уже подняла руку ладонью наружу в знак предостережения, и он остался где был, молча взирая на нее. Его мужественность заметно поникла, и гость вдруг резко кивнул и оправил свой костюм, признав затем, что она права и что впредь он будет больше заботиться о своем поведении. Этим он едва не признался, что надеется все же получить обещанную награду, но Алису уже переполняло восхищение при виде материнской невозмутимости. Она постаралась хорошенько запомнить слово «разоблачение», равно как и его смысл.

Продолжая, таким образом, свою слежку, она узнала еще много полезных подробностей, но все они неминуемо приводили ее к убеждению, что мужчины в предвкушении эротических побед и чувственных удовольствий подобны воску в руках трезвомыслящей, волевой и изобретательной женщины. Алиса прекрасно усвоила этот урок, но лишь в теории, поскольку в тринадцать лет она еще ни разу не удосужилась применить свои знания на практике.

Разумеется, никаких препятствий к этому не было, как не было и недостатка юношей в замке, но они ее совсем не привлекали, точнее, доныне ей не были интересны сами отношения полов. Принцесса уже видела физические сношения во всех их проявлениях — от спаривающихся животных до совокупляющихся людей — и к одиннадцати годам была прекрасно осведомлена, что мальчики и мужчины могут проделывать с собой руками. Она также не раз подслушивала разговоры о том, что телесная близость и соитие несут удовольствие, но ее собственные наблюдения порождали в Алисе сомнения, какая же приятность может быть в столь жестоком и суетливом действе, поэтому у нее до сих пор не возникало желания испробовать его на себе.

Гораздо больше ее привлекала власть, к которой вели физические отношения, а также широкие полномочия, приобретаемые за счет простого обещания чувственных удовольствий. По своему малолетству Алиса пока не понимала смысла слова «вожделение» и не вполне представляла всех тонкостей и приемов, которые в будущем собиралась применять, зато ясно отдавала себе отчет в том, что, если она все же хочет осуществить свою мечту и стать графиней Эдесской, ей потребуется всесторонняя помощь известных ей вельможных правителей. Только тогда Алиса сможет перехитрить и оставить с носом свою тупую и безмозглую сестрицу. Она готова была пойти на любые жертвы, лишь бы заручиться подобной помощью.

Принцесса запомнила, что можно поддаться, а можно и воздержаться, — но не только это. Она давно смекнула, насколько важны осмотрительность и всяческие уловки, поскольку ее отец готов был по любому поводу пролить чью-нибудь кровь, возможно в том числе и собственной супруги, особенно если бы он заподозрил, что творится под крышей его замка. Алиса давно убедилась, какую безграничную власть можно приобрести над мужчиной с помощью умело замаскированного чувственного предложения или косвенного намека. Но гораздо важнее этих двух аксиом были выгоды, доставляемые чувством вины — приложенной, разумеется, не к себе самой, а намеренно обращенной против своего напарника по любовным утехам.

Алисе необходимо было убедиться в правильности своих догадок, и она не ошиблась, сделав упор на сдерживающую мощь чувства вины, когда решила соблазнить одного из близких приятелей своей матери, стареющего епископа Гробека. Тот должен был вскоре возвратиться во французское королевство, в родной Париж, покинутый им несколько десятилетий назад.