Распутин - Эдвард Радзинский

Эти планы сначала рассорят «хороших людей», а потом и погубят. Ибо они не понимали, что имеют дело не с мужиком, но со «вторым я» царицы.

Как вспоминал Белецкий, «на другой же день после приезда Распутина в Петроград на квартире Андроникова был устроен обед, и состоялось наше с ним свидание... Не только я, который к этому времени его еще недостаточно изучил, и Хвостов, который... долгий промежуток времени его не видел, но даже Андроников и Червинская были поражены некоторою в нем переменою: в нем было более апломба и уверенности в себе... Из первых же слов Распутин дал понять, что он несколько недоволен тем, что наше назначение состоялось в его отсутствие, и это подчеркнул князю, считая его в этом виновным».

Они не поняли, что мужик просто издевался над ними. Распутин все время был в курсе интриги с назначением Хвостова и Белецкого. А теперь он играл – заставлял гордых бюрократов униженно оправдываться.

И они оправдывались... Андроников, по словам Белецкого, «довольно умело отпарировал упрек... изъявлением... благодарности за поддержку в нашем назначении; дал понять Распутину, что... мы особо это ценим, и... что его советы и поддержка во дворце сразу нас поставят на правильный путь и охранят от ошибок». После чего князь «сейчас же пригласил к столу, начал усиленно потчевать его, подчеркивая особое к нему внимание и уважение». Как, должно быть, смеялся умный мужик над этими господами!

Он сразу поставил их на место, после чего продолжил издеваться. Во время обеда «хорошие люди» с изумлением узнали, что «наши назначения, оказывается, Распутину были известны, и что он против нас ничего не имеет». Но только они успокоились, только Распутин «поздравил нас... желая нам успехов служебных», как вдруг он обрушился с упреками на Хвостова – «когда он к нему приезжал еще в Нижний Новгород... Хвостов даже не дал ему поесть, а у него, Распутина, в кармане тогда было всего 3 рубля...»

Пришлось поунижаться и гордому Хвостову. «Хвостов ответил, что он не знал... и что Распутину следовало бы прямо сказать о своем тогдашнем материальном затруднении, и что, конечно, этого теперь не будет... И добавил, что теперь Распутин может быть спокойным в смысле охраны его». И Манасевич-Мануйлов добавляет в своих показаниях пикантную подробность: когда подали уху, Хвостов сказал Распутину, «что не будет есть, пока тот не благословит, и когда тот благословил, Хвостов поцеловал у него руку».

Пришлось унижаться и Белецкому. «Тут Распутин мне уже высказал упрек за прошлое соглядатайство за ним и сообщил, что об этом ему говорил сам царь». И директор департамента полиции оправдывался и жалко напоминал, что «зато при мне не было на него покушения... потому что я наблюдал и за Илиодором, устроившим при генерале Джунковском на него покушение».

Белецкий считал, что он ловко «перевел его внимание на Джунковского; это отвлекло Распутина от разговора обо мне». Он был неправ: бросая своих собеседников из огня в холодную воду, мужик подавлял их, и когда понял, что они готовы ему служить, изобразил свое к ним расположение. И набросился на Джунковского – «напомнив об обиде, ему причиненной Джунковским, жалобой на его поведение в Москве (расследование скандала в „Яре“. – Э. Р.)... гневно закончил словами: „Я ему этого не прощу!“

Продолжая пугать своей яростью обоих бюрократов, он «распалился против Самарина» и заставил их предать «достойнейшего человека их круга».

«Никто из нас Самарина не защищал, а наоборот», – с грустью вспоминал Белецкий.

Наконец наступил финал: Андроников «вызвал Распутина в кабинет» и передал ему 1500 рублей. Как они были наивны – покупать его, через чьи руки проходили тогда сотни тысяч! И мужик провел их еще раз – «всем видом показал удовлетворение»... После чего состоялось подношение от Хвостова и Белецкого. «Мы решили тайно от князя... оставшись одни, дали ему лично 3000 в конверте за его к нам расположение... он скомкал конверт, сунул в карман и ушел, расцеловавшись со всеми».

Небрежно скомкал 3000 рублей – показал, что для него это мелочь... В1917 году, уже все поняв, Белецкий печально отметит на следствии: «Не зная особенностей его натуры, мы хотели войти к нему в доверие при помощи подачек».

Но тогда они радостно решили, что купили мужика.

Между тем мужик продолжил дрессировать бюрократов. Он знал, что Хвостов и Белецкий таили знакомство с ним не только от Думы и от друзей, но даже от своих жен. И уже вскоре на квартиры министров обрушился град его звонков. Распутин читал им прошения людей, которым покровительствовал, и требовал помощи. А когда они перестали подходить к телефону, мужик, к их ужасу, начал говорить о прошениях с их женами. И не только говорить... Белецкий вспоминал, как Распутин прислал к его жене сначала «какую-то даму с просьбой устроить на работу, а через два дня еще четырех сестер милосердия из провинции с прошениями»... И жена Белецкого «потребовала избавить ее от просительниц с письмами от Распутина и телефонных его разговоров». И Хвостов, и Белецкий униженно молили Андроникова взять на себя ежедневные сношения с хлопотливым мужиком, «охраняя наше положение и семейную жизнь».

Князь согласился. Теперь он должен был «передавать... ходатайства, которые будут исходить от Распутина, и принимать от него просителей». Кроме того, «было предложено на квартиру к Распутину приставить своего человека, чтобы знать в подробностях внутреннюю жизнь его и понемногу оттуда отдалять нежелательный элемент». Благородная задача – «отдалять нежелательный элемент» прикрывала куда менее благородную – «приставить к Распутину своего человека» (осведомителя).

Сначала «своим человеком» стала Червинская. «Посвятив госпожу Червинскую в наш план и получив от нее согласие, мы с Хвостовым убедились... в том, что Распутин действительно близок к ней... он ценит ее советы и прислушивается к ее мнению... за что Вырубова к ней благоволит».

Они не оценили Распутина – не оценили и Вырубову. Эта умнейшая женщина (которую они считали недалекой) тотчас все поняла.

Из показаний Вырубовой: «Только один раз у меня была Червинская... Она произвела на меня странное и неприятное впечатление, точно она приехала для того, чтобы от меня что-то выведать». Больше Аня ее не принимала.

Хвостов и Белецкий объяснили Распутину, что «наши жены больны, потому принимать у себя ни его самого, ни его просительниц не можем... но чтобы он всех направлял в дом князя Андроникова и смотрел на него... как на наш дом». Теперь они приглашали мужика на обеды к князю, «чтобы, не стесняясь, иметь возможность влиять на Распутина...»

Руководитель главного министерства страны и начальник тайной полиции, по должности обязанные знать все, не знали главного – человек, которого они так жалко старались подкупить, был членом тайного кабинета, в то время фактически управлявшего страной... и ими самими!

Из показаний Моллова: «Дня через два после удаления Щербатова и назначения Хвостова в Петроград прибыл Распутин и, как докладывал мне полковник Глобачев, стал ежедневно ездить на автомобиле в Царское Село». «Наш Друг» регулярно навещает царицу и Вырубову...

В Царском Распутин как будто вернулся к прежним занятиям – он по-прежнему «главный врач» Семьи. 1 ноября Аликс писала мужу: «Наш Друг сейчас при ней (Вырубовой. – Э. Р.), и мы, вероятно, поедем туда вечером... Он ее приводит в отчаяние, говоря, что она, вероятно, никогда не будет больше хорошо ходить». И на следующий день: «Я беспокоюсь о Бэбиной руке, так что просила Нашего Друга подумать о ней».

Но не «врачевание» является теперь основной заботой Распутина, не за этим он «ежедневно ездит на автомобиле в Царское Село». После падения прежних министров там активно действует новый «кабинет троих», состоящий из мужика, Ани и премьера-царицы.

Накануне революции, уничтожившей французский трон, королева Мария Антуанетта превратилась в сгусток энергии и рьяно взялась за управление государством. Тогда шла война с Австрией, и ее, дочь австрийской императрицы, называли в народе «австриячкой» и шпионкой...

В последний год перед русской революцией Аликс сжигает такая же невероятная энергия, она так же управляет министрами. Идет война с Германией, и Аликс, дочь немецкого принца, называют «немкой» и шпионкой...

Но теперь рядом с нею неутомимый борец с немецкими шпионами – Хвостов. Теперь она мечтает отправиться с дочерьми в Ставку к мужу и сыну – она хочет показаться войскам и развеять эти гнусные слухи. И «Наш Друг» снова приступает к главной своей обязанности – требует от нее то, о чем она сама мечтает.

Из письма Аликс: «9 октября... Наш Друг с прошлого года все говорит, что я должна видеть войска, так как это принесет им радость... Мы приезжаем 15-го утром... Какое счастье вас увидать, я так тоскую по вам обоим!»

Она показалась войскам и, полная воспоминаний о народной любви, вернулась в Царское – управлять. Она внимательно следит, чтобы в обновленном ею правительстве появлялись только «наши» министры. И когда Ники назначил министром путей сообщения Александра Федоровича Трепова, которого она не хотела, «Наш Друг», который даже не знал Трепова, немедленно сделался «опечален»... «Он не знаком с Треповым, – пишет Аликс мужу 1 ноября, – но многие (читай – она сама и Вырубова. – Э. Р.) против него, потому что он человек слабый и не энергичный... Наш Друг очень огорчен его назначением... Он опечален, что ты не спросил у Него совета. Я тоже жалею о назначении... он человек несимпатичный, я его знаю довольно хорошо».