Полярные дневники участника секретных полярных экспедиций 1949-1955 гг. - Виталий Георгиевич Волович

флаги, налетает на палатки, ожесточённо тряся их, и наша льдина, повинуясь ветрам, пересекла 87-ю параллель. Значит, за 15 дней льдина продрейфовала более 100 километров к северу. Температура упала до -13˚.

Завтра в эллинг-палатке, где аэрологи готовят к пуску шары радиозондов, будет организована баня. Поэтому сегодня Бабенко объявил поголовную стрижку и ходит с машинкой в руках по палаткам, расхваливая своё мастерство. Пилот и парикмахер – сочетание специальностей явно уникальное.

29 апреля

Котов привёз неутешительные известия: неспокойно в океане. На всём пути от материка до нашей льдины он видел сплошные разводья и свежие торосы. Значит, идут большие подвижки льда. Наше поле внушает ему опасения.

Ночью, когда все улеглись, я долго брожу по лагерю – сегодня моё дежурство. После разговора с Котовым надо бы испытывать тревогу. Но нет, её подавляет странное чувство радости, покоя.

30 апреля

Лагерь кипит. Достроен наш «зимний дворец». Солнечные лучи пронизывают насквозь его снеговые стены, и от этого внутри домика стоит лёгкий голубоватый полусвет. Яркие ковровые дорожки на полу придают какую-то особую роскошь этому необычному сооружению. А снаружи его украсил даже фронтон, над которым немало пришлось поработать нашим строителям. У Канаки, в эллинг-палатке которого мы вчера наслаждались баней, неожиданно обнаружились сегодня, кроме способностей хозяйственника-организатора, ещё и способности скульптора. Кропотливо ковыряя большим кухонным ножом в снеговой глыбе, он одну за другой «создал» две медвежьи головы, которые получились так удачно, что были тотчас поставлены у фасада «снежного дворца». Ветер колышет флаги, стоящие у каждой палатки. Площадь расчищена. Укрытые зеленоватым брезентом штабеля грузов, выстроившиеся в ряд нарты, трактор, автомобиль – всё имеет праздничный вид. Солнце вдруг разогнало тучи, и ослепительным блеском засияло снежное поле, словно природа вместе с нами готовится к встрече Первого мая.

В палатке вертолётчиков мы лихорадочно доканчиваем выпуск нашей праздничной фотогазеты. Георгий Иванович Кузнецов, механик вертолёта и способный художник, делает последние штрихи; наклеиваются стихи под фотомонтажами, и, наконец, начинаются поиски наиболее выигрышного места для газеты.

1 мая

Первое мая. Мы ждали праздник с таким нетерпением, считая оставшиеся дни, и вот он пришёл к нам на далёкую льдину у Северного полюса. Праздник чувствуется во всём: в радостном оживлении людей, то исчезающих в палатках, то спешащих к кают-компании со свёртками в руках, в широких улыбках на лицах, в кумаче развевающихся знамён, в ароматах, доносящихся с камбуза, в смехе, в блеске глаз, наконец, в самой природе.

Суровая северная природа, словно встречая вместе с нами великий народный праздник, предстала во всей своей чистой, строгой красе.

На площадке посредине лагеря, названной Советской площадью, высится наш «зимний дворец».

К 12 часам, когда флагманский самолёт экспедиции сел на подскоке, Трёшников вылетел встречать гостей. И едва над торосами показалась красная точка возвращающегося вертолёта, как все мы, одетые в пушистые коричнево-белые оленьи малицы с отброшенными назад капюшонами, высыпали навстречу гостям.

Со снежной трибуны, украшенной флагами, Трёшников открыл праздничный митинг. Вслед за тем Василий Федотович зачитал поздравительную телеграмму от председателя Президиума Верховного Совета СССР Климента Ефремовича Ворошилова.

После митинга пришла минута открытия «снежного дворца». Просунув голову через мохнатый полог из оленьих шкур, закрывавших вход, Евгений Яцун пригласил всех пожаловать к столу. Наш почётный гость, учёный-географ, академик Дмитрий Иванович Щербаков, осторожно разрезал ленточку перед пологом и, первым войдя в ледяной зал, замер от удивления. Бурханов, следовавший за ним, приостановился и, не находя слов, развёл руками. Действительно, было отчего прийти в изумление. На длинных столах, застланных такими белоснежными скатертями, точно их вырезали прямо из покрывающей льдину чудесной зимней накидки, переливались красками оранжевые апельсины, розовые свежие яблоки, серебристые горлышки шампанского и пёстрые этикетки коньяков. Что говорить, мы сами, устроители праздничной встречи, были смущены совершенной необычностью этой обстановки.

Тамадой за столом единогласно выбрали Д.И. Щербакова. По-юношески оживлённый, седовласый академик пересыпал свою речь шутками и пленил нас своим остроумием. Мы торжественно решили принять его в семью полярников-зимовщиков, и от имени коллектива станции Трёшников преподнёс ему чукотскую малицу. Тут же за столом Бурханов помог Дмитрию Ивановичу облачиться в эту столь необычную для академика-москвича одежду.

…Первый праздник на льдине удался как нельзя лучше.

3 мая

Третьего и четвёртого мая на льдине прошли два важных политических мероприятия: первое комсомольское собрание, на котором четверо наших станционных комсомольцев избрали своего вожака, каковым стал Лёня Разбаш.

На следующий день «сформировали» и нашу «первичную партийную организацию». После формального обсуждения парторгом станции избрали Жору Пономаренко.

4 мая

Завтрак. Помимо пельменей, шпрот и овощей, оставшихся от праздничного банкета, всех порадовала полученная от Котова радиограмма. По дороге из Челюскина в наш лагерь он не удержался и решил нас обрадовать: «Везу пианино. Встречайте». Не прошло и двух часов, как на юге послышалось знакомое гудение котовского Ли-2. Сделав над лагерем пару кругов, он посадил машину на наш импровизированный аэродром.

Вся компания окружила машину и, облепив со всех сторон ин-струмент, бережно опустила его на снег. Кто-то крикнул «ура», под-хваченное двумя десятками простуженных глоток. Яцун метался вокруг нас, то приседая, то ложась на снег, а его «Конвас» стрекотал, как пулемёт, отражающий атаку неприятеля.

Первый этап прибытия пианино завершился «речью» Трёшнико-ва, который, смеясь, выполнил требование Яцуна поздравить нас с по-явлением пианино на Северном полюсе впервые в истории Арктики.

Но радовались мы рановато.

Саша и Игорь разрезали верёвки, связывавшие брезент, в который было тщательно закутано пианино. Володя приволок ящик. Брезент упал, и нашим глазам представилось старенькое, исцарапанное пианино популярной марки «Красный Октябрь».

Я приподнял крышку. Вид у пианино был плачевный: часть клавиш были ободраны, часть исцарапаны.

– Давай, Виталий, давай, – поторопил меня Вася Канаки.

Я уселся на подставленный кем-то ящик из-под пельменей и взял первый аккорд. Пианино отозвалось странным звуком, отдалённо напоминавшим требуемый мотив. Видимо, рука настройщика не касалась его ни разу.

– Давай, Виталий, сыграй что-нибудь, хоть «Чижика-пыжика», – сказал Миша Комаров, – а я сегодня его настрою, хоть оперу Чайковского играй.

Зная поразительные технические способности Миши Комарова, можно было не сомневаться в том, что он это сделает.

– А пока, – распорядился Трёшников, – тащите инструмент в «снежный дворец», а то его снегом занесёт.

Сказано – сделано.

– Давай, Виталий, изобрази что-нибудь, – попросил Матвейчук.

Я взял пару аккордов.

И хотя исполненные мною «Я встретил вас, и всё былое» и даже «Полярная ночь» были далеки от совершенства, но это были первые музыкальные произведения, прозвучавшие на 85-м градусе северной широты. Играть меня заставили до онемения пальцев. Но чего не сделаешь ради