Последний койот - Майкл Коннелли

Ирвинг кивнул и добавил к этой гипотезе несколько слов от себя:

– У нее был сын, содержавшийся в государственном воспитательном учреждении, которого она хотела оттуда вызволить. Знакомство с Арно Конклином могло ей в этом помочь.

– Совершенно верно. Однако тут необходимо иметь в виду, что Арно и Марджери сделали нечто неожиданное. Они полюбили друг друга. По крайней мере Конклин ее полюбил. И считал, что она отвечает ему взаимностью.

Ирвинг сел на стул в углу, закинул ногу на ногу и задумчиво воззрился на Босха. При этом он хранил молчание и ни словом, ни жестом не показал, насколько верит словам Босха. От долгого держания резинового пузыря со льдом у Босха затекла рука. Он бы с удовольствием сейчас прилег. Однако в кабинете находились только стол и стулья, поэтому он продолжил свое повествование, не меняя позы.

– Итак, они полюбили друг друга. Их отношения продолжались, и в один прекрасный день она рассказала ему о себе правду. Или, быть может, Миттель навел по ее поводу кое-какие справки и сообщил о результатах Конклину. Все это не так уж и важно. Главное, Конклин узнал, чем она зарабатывала на жизнь. И опять всех удивил.

– Каким образом?

– Двадцать седьмого октября шестьдесят первого года он предложил ей выйти за него замуж.

– Это он тебе сказал? Арно?

– Да, он мне сказал об этом. Сегодня вечером. Он предложил ей руку и сердце, и она согласилась. В тот день он наконец решился рискнуть всем, чтобы добиться того, чего ему больше всего хотелось.

Босх сунул руку в карман своего короткого пальто, висевшего на стуле, и достал сигареты.

– Не думаю, что это... – начал было Ирвинг. – Впрочем, продолжай, прошу тебя.

Босх щелкнул зажигалкой и прикурил.

– Это был самый смелый поступок, который он совершил в своей жизни. Вы хоть понимаете это? Чтобы рискнуть всем, чего ты добился в жизни, и впрямь требуется большое мужество. Но тут он допустил ошибку.

– Какую?

– Он позвонил своему другу Гордону Миттелю и попросил его поехать вместе с ними в Лас-Вегас в качестве свидетеля при заключении брака. Миттель отказался. Он знал, что это положит конец многообещающей политической карьере Конклина. И даже, возможно, его собственной. Ни того, ни другого он не хотел. Но он не только отказался от почетного предложения стать свидетелем. Он пошел дальше. Для него Конклин представлял собой нечто вроде белой лошади, на которой он надеялся въехать в большую политику. У него были насчет Конклина – да и на свой собственный счет тоже – большие планы, и он не собирался спокойно наблюдать за тем, как некая... голливудская шлюха спустит их в унитаз. Из звонка Конклина он узнал, что Марджери поехала домой собрать необходимые для поездки в Лас-Вегас вещи. Короче, Миттель отправился за ней следом и каким-то образом ее перехватил. Возможно, сказал ей, что его послал Конклин. Я точно не знаю...

– Значит, это он ее убил?

Босх согласно кивнул, и на этот раз голова у него не закружилась.

– Я только не знаю где. Возможно, в своей машине. Потом он попытался представить дело так, словно имело место преступление сексуального характера. Затянул у нее на шее пояс и разорвал одежду. Что касается спермы... то у нее уже была близость с Конклином. После того как она умерла, Миттель перевез ее тело в темную аллею рядом с бульваром и засунул в контейнер для мусора. Это преступление оставалось нераскрытым много лет.

– До тех пор, пока ты не взялся за это дело.

Босх не ответил. Он смаковал сигарету вкупе с мыслью, что для него все уже закончилось.

– А как в эту схему вписывается Фокс? – спросил Ирвинг.

– Я уже говорил, что Фокс знал об Арно и Марджери. И знал, что они провели вместе ту ночь, после которой труп Марджери был обнаружен в аллее. Это знание давало в руки Фокса рычаг воздействия на могущественного человека даже в том случае, если этот человек невиновен. Без сомнения, Фокс этим пользовался; сейчас даже трудно сказать как. В любом случае через год он уже находился на жалованье у Конклина и участвовал в его избирательной кампании. Он паразитировал на нем и сосал из него кровь, как пиявка. Тогда Миттель, устроитель дел своего босса, выступил наконец на авансцену. В результате Фокса насмерть сбил автомобиль, когда он, как принято считать, раздавал листовки, призывавшие голосовать за Конклина. Это преступление не составляло большого труда выдать за стандартное дорожное происшествие, повлекшее за собой смерть человека. Тем более что этот так называемый инцидент расследовал тот же самый парень, который занимался делом об убийстве Марджери Лоув. Результат аналогичный: в обоих случаях никто не был арестован.

– Маккитрик?

– Нет. Клод Эно. Но он уже умер и унес все свои тайны с собой. Но Миттель платил ему за услуги на протяжении двадцати пяти лет.

– Банковские уведомления?

– Ага! Те, что лежат у меня в портфеле. Если вас это заинтересует, вы, возможно, сумеете найти записи, которые напрямую свяжут Миттеля с этими выплатами. Конклин сказал мне, что ничего об этом не знал, и я ему верю... Хорошо, если бы кто-то согласился проверить все избирательные кампании, которыми на протяжении многих лет руководил Миттель. Возможно, выяснится, что за связанным с именем Никсона скандалом стоит именно он. Это был закулисный деятель очень крупного масштаба...

Босх придавил окурок о крышку стоявшего под столом металлического контейнера для мусора и швырнул его в контейнер. Почувствовав озноб, он снял со спинки стула и накинул на плечи свое короткое спортивное пальто. Оно было покрыто пылью и испачкано кровью.

– Ты, Гарри, выглядишь в этом одеянии как последний бомж, – заметил Ирвинг.

– Мне холодно...

– Ну тогда так и сиди.

– Знаете что? Он даже не вскрикнул.

– Кто?

– Миттель. Когда падал с горы, он ни разу не вскрикнул. Как-то это странно. Я, во всяком случае, не могу понять.

– А тебе и не надо ничего понимать. Кроме того, что он принадлежал ко всей этой гнусной шайке...

– Между прочим, я даже не пытался столкнуть его со склона. Он выскочил из кустов, напал на меня, и мы покатились по земле. А потом он вдруг исчез. И даже не вскрикнул.

– Я тебя понимаю. Но никто не утверждает...

– Странно все это – как ни крути. Начиная это дело, я просто задавал вопросы, касавшиеся моей матери, а люди вдруг начали умирать один за другим...

Босх посмотрел на висевшую на стене таблицу для проверки остроты зрения. Странно, что ее повесили в смотровой комнате.

– Господи... Паундс... Я...

– Я знаю, что произошло, – перебил его Ирвинг.

Босх перевел на него взгляд.

– Мы опросили всех людей в твоем подразделении. Эдгар сказал мне, что по твоей просьбе разыскивал по компьютеру Фокса. И я пришел к выводу, что Паундс или подслушал ваш разговор, или каким-то образом узнал, чем занимался Эдгар. Полагаю, что после твоего ухода в административный отпуск он стал проявлять повышенное любопытство к тому, чем занимались твои друзья. Узнав о Фоксе, он решил копнуть поглубже и наткнулся в своих изысканиях на имена Миттеля или Воуга. Все эти компьютерные проверки не прошли мимо Миттеля. У него были знакомые, которые наверняка предупредили его о том, что к его особе проявляют подозрительный интерес.

Босх хранил молчание, задаваясь вопросом, верит ли Ирвинг в подобное развитие событий или же дает ему понять, что знает, как все обстояло на самом деле, но собирается спустить это дело на тормозах? Теперь, впрочем, это не имело никакого значения. Он сам был своим высшим судией в этом деле, вне зависимости от того, стал бы преследовать его Ирвинг за гибель Паундса или нет.

– Господи, – повторил он. – Его убили вместо меня.

Его снова начала бить крупная дрожь. Как будто произнесенные им слова спровоцировали акт экзорцизма[2]. Швырнув резиновый пузырь со льдом в контейнер для мусора, он обхватил себя обеими руками, пытаясь согреться. Но дрожь не утихала, и скоро ему стало казаться, что он уже никогда не согреется и овладевший им озноб не следствие временного недомогания, а неотъемлемая часть его нынешнего бытия. Потом Босх ощутил на губах горячую солоноватую влагу и понял, что плачет. Он отвернулся от Ирвинга, хотел было сказать, чтобы тот ушел, но не смог произнести ни слова – челюсть свело, как ногу у пловца.

– Гарри? – услышал он голос Ирвинга. – С тобой все в порядке?

Босх исхитрился кивнуть, недоумевая, почему Ирвинг не замечает, как сильно сотрясается от дрожи все его тело. Пытаясь согреть руки, он сунул свои холодные как ледышки ладони в карманы пальто, нащупал в левом какую-то вещь и автоматически потащил ее наружу.

– Послушай, – произнес Ирвинг, – доктор сказал, что травмы могут отразиться на твоей психике. Ушибы головы – это непредсказуемая штука... Иногда они сказываются на людях весьма странным образом. Так что ты не волну... Гарри, ты уверен, что с тобой все в порядке? По-моему, ты начал синеть... Пойду-ка я позову врача...