Фарландер - Кол Бьюкенен

Стоя под ним, Нико чувствовал себя немного неуютно — казалось, флюгер может сорваться в любую секунду, хотя, возможно, он и висел так уже несколько месяцев, а то и лет. Эш постучал в дверь и отступил. В доме глухо звякнул колокольчик.

Позади них лежало в руинах то, что было дорогим жилым кварталом, уничтоженным когда-то большим пожаром. Поднимавшаяся над развалинами громадная мусорная куча заслоняла часть неба. Забывшие страх крысы по-хозяйски расхаживали вокруг нее, не обращая внимания на трепещущие, словно призывающие на помощь руки обрывки. В нос бил запах гнили, рассеять который не могли даже порывы ветра. Иногда от принесенной ими вони перехватывало горло.

Стараясь по возможности не дышать, Нико снова повернулся к обшарпанной, поцарапанной деревянной двери. Эш негромко мурлыкал себе под нос. На что-то музыкальное это походило мало, скорее напоминало говорение с закрытым ртом.

— Искусство мелодики ваш народ так и не открыл?

Эш замолчал. Несколько секунд он задумчиво смотрел на Нико, но сказать ничего не успел — за дверью что-то с грохотом упало, то ли стул, то ли какой-то другой предмет, равный ему по весу. Кто-то выругался. Звякнула цепочка. Скрипнул засов. Потом другой. Царапнула по полу дверь.

— Да? — На пороге возникла скрюченная старуха с фонарем в одной руке и клюкой в другой. Выгнув шею, она с прищуром уставилась на двух чужаков. Лицо у нее было до отвращения грязное, спутанные волосы напоминали свалявшийся в клочья мех, а растительность над верхней губой могла бы вызвать зависть у Нико, вздумай он когда-нибудь отпустить усы.

— Мы к Гаморрелю, — сказал Эш. — Передай ему, что пришел Фарландер.

— Что?

Эш вздохнул и наклонился к ее уху.

— Твой муж. Скажи, что его желает видеть Фарландер.

— Я не глухая, — проворчала старуха. — Входите.

Внутри дом выглядел не лучше, чем снаружи. Старуха

побрела по коридору, гости за ней, медленно, словно некая церемониальная процессия, направляющаяся к сердцу таинственного храма. Штукатурка на кирпичных стенах местами обвалилась, картины в рамах потемнели, так что рассмотреть их не представлялось возможным в неверном свете фонаря, который хозяйка держала на уровне их пояса. Деревянный пол покрывал толстый слой пыли и мелкого песка, неприятно хрустевшего под ногами. В воздухе висел кисловатый, протухший запах, как будто здесь день и ночь варили капусту. По углам шуршали невидимые крысы, одна, осмелев, даже метнулась через коридор.

Следуя за старухой, гости поднялись по ступенькам, пронзительным скрипом предупреждавшим о своем неминуемом и скором коллапсе. Каждый шаг сопровождался томительной паузой. Эш посмотрел на Нико. Нико на Эша. Оба промолчали. Наверху их ожидала еще одна дверь с нанесенным то ли красной краской, то ли кровью магическим знаком в форме семиконечной звезды.

Помещение за дверью освещалось парой-тройкой чадящих ламп, стоявших на столе, заваленном фигурками, амулетами, каменными ступками и пестиками, ножами, булавками и прочими, непонятного назначения вещицами. Роль потолка выполняли провисшие полотна, придававшие комнате сходство с палаткой. Под ними, у занавешенного окна, сидел на стуле старик — в жилете, со скрещенными на животе руками. Судя по громкому храпу и закрытым глазам, старик крепко спал. На коленях у него расположилась кучка крыс, встретивших гостей настороженными взглядами.

Скрипнувшая дверь потревожила спящего хозяина. Жидкая прядка черных волос упала ему на лоб. Почесавшись, он, однако, снова захрапел.

— Гаморрель, — громко произнес Эш и толкнул старика в колено. Крысы посыпались на пол.

Хозяин не вздрогнул, чего, казалось бы, следовало ожидать, но приоткрыл единственный глаз и посмотрел на вошедших, как лазутчик, посланный разведать незнакомую землю. Узнав, очевидно, Эша, он наконец пробудился.

— Так я и знал, — грубовато прохрипел он. — Только рошун отважится потревожить спящего шарти.

— Протри глаза. Нам нужно обсудить одно дело.

— Вот как? И что за дело?

Упавший на колени увесистый кожаный кошелек произвел нужное впечатление. Старик подтянулся и выпрямился. Морщинистое лицо растянулось в ухмылке, обнажившей бурые, как эль, зубы.

— Интересно, — прокаркал он и поднялся — легко и без каких-либо видимых усилий. — Проходи же в мою палату. За мной. — Двое стариков исчезли в соседней комнате. Дверь за ними решительно закрылась.

— Садись. — Старуха кивком указала на стул у окна. — Чи, да? Выпьешь чи?

Нико улыбнулся и покачал головой. Мысль о шастающих повсюду крысах, о грязи и копоти, о желтых, с черной бахромой ногтях хозяйки отбила всякое желание угощаться чем бы то ни было в этой омерзительной дыре.

— Да? — повторила старуха и, прежде чем юноша успел отказаться, прошаркала в еще одну, соседнюю комнату, из которой вместе с клубами парами тоже донесся влажный запах капусты. Нико услышал, как хозяйка зашипела на кого-то и звякнула чашками.

Где-то неподалеку тикали механические часы, но обнаружить их Нико так и не смог из-за общего беспорядка. Стул оказался неудобным, и он как будто сидел на камнях. Приподнявшись, Нико смахнул с сиденья засохшие комочки мышиного помета и снова сел. А вот положить руки на подлокотники так и не отважился.

Спустя какое-то время старуха вернулась в комнату, осторожно неся поднос с двумя белыми фарфоровыми чашками.

— Позвольте вам помочь. — Забрав у нее поднос, Нико отнес его на маленький столик.

Хозяйка улыбнулась и, опираясь на свою палку, опустилась на стул напротив.

— Спасибо. — Разлив чи, Нико сдержанно улыбнулся и вернулся на свой стул уже с чашкой. Пить он, однако, не стал. Старуха кивнула и продолжала внимательно, даже изучающе смотреть на него. Интересно, что такое она обнаружила, подумал Нико, но спрашивать не стал.

— Скажи мне, ты часто видишь сны?

— В последнее время частенько, — признался он после небольшой паузы.

— Но один сон чаще, чем другие, да? Я так тебе скажу, ты — один из них. Ты — удачливый. Мой муж, он такой же.

Нико посмотрел в чашку. Чи выглядел привлекательно, и чашка была чистая. Нико поднял голову, вежливо улыбнулся старухе и, не зная, как быть, прошелся по комнате бесцельным взглядом. Часы наконец-то обнаружились. Большие, напольные, они стояли у дальней стены, рядом с вешалкой, на которой висела накидка и черная шляпа. Чем дальше, тем больше ему становилось не по себе — из-за пристального, немигающего взгляда хозяйки и просачивающегося снаружи неприятного запаха.

В конце концов он набрался смелости и посмотрел на хозяйку. Кожа у нее была темная, цвета пригоревшего жира. Мутноватые глаза выдавали натуру чувствительную и даже тонкую, но израненную, с еще не зарубцевавшимися шрамами. А еще Нико увидел в них усталость и скуку, прикрытые внешней вежливостью.