Сто поэтов начала столетия - Дмитрий Бак

Время временно оставить камни в покое. Только тогда вернется утраченное было ощущение, что свой черед еще настанет и для стихов Ольги Седаковой. Недаром же она сама в стихотворении «Золотая труба. Ритм Заболоцкого» утверждает, что сегодня только и можно жить, что

Над просохшими крышамии среди луговой худобыв ожиданье неслышимойобъявляющей счастье трубы.

Собрание сочинений в 2 т. / Предисл. С. С. Аверинцева. Т. 1. Стихи. 600 с. Т. 2. Проза. 900 с. М.: NFQ, 2001.

Путешествие волхвов. М.: Гносис, 2002. 264 с.

Старые песни. М.: Локус-пресс, 2003.

Из цикла «Начало книги»: Стихи. Слово после вручения премии // Континент. 2003. № 116.

Стихи номера // Критическая масса. 2004. № 4.

Стихи // Иностранная литература. 2005. № 4.

Как я превращалась. М.: ТимДизайн, 2006. 36 с.

Музыка. М.: Русскiй мiръ, 2006. 480 с. (Литературная премия Александра Солженицына).

Две книги: Старые песни; Тристан и Изольда. Стихотворения в исполнении автора. СПб.: Студия совр. искусства «АЗиЯ-Плюс»; Изд-во Сергея Ходова, 2008. 88 с. + CD.

Прощание // Дружба народов. 2008. № 10.

Всё, и сразу: Новая книга стихов. СПб.: Пушкинский фонд, 2009.

Стихи. Переводы. Poetica. Moralia. Собрание сочинений в 4 т. М.: Ун-т Дмитрия Пожарского, 2010.

Сад мирозданья. М.: Арт-Волхонка, 2014.

Андрей Сен-Сеньков

или

«Стихотворение – домик для прилагательных»

В памятном борхесовском рассказе «Сад расходящихся тропок» речь идет о нелинейном алгоритме передвижения по пространству, условно ограниченному некими рамками: стенами, межами, изгородями. Выбрать единый маршрут невозможно, все равно некоторые тропки останутся нехожеными. Андрей Сен-Сеньков с самого начала своего присутствия на карте современной поэзии возделывает достаточно отдаленный участок стихотворческого сада – в непосредственной близости от аллей визуального эксперимента и рифмованного афоризма на манер японских трех– и пятистиший.

Апелляция к визуальной изобразительности в его текстах встречается довольно часто, даже если они не сопровождены рисунками, чертежами, графическими схемами, что тоже не редкость.

восклицательный знак – след,оставленный подпрыгнувшей от счастья точкой

Гораздо интереснее случаи распространения принципов визуальной поэзии на смежные тематические области, когда роль картинки играет не рисунок, не схема, а лаконично обрисованная ситуация с итоговой сентенцией в финале:

в одном из писемчехов долго рассказываеткак накануне он освобождал мышейпопавших в мышеловкуотпуская ихон записывал на видеокамеру карандашалитературную формулу-1серых маленьких машинокс живыми дверцамиоткрывающимися в кровьа все его знаменитые чеховские рассказынаписаны так же случайнокак случайнозаписывают куски телепередач на кассету с любимым фильмом

Зарисовки Сен-Сенькова демонстративно фрагментарны, они фиксируют мимолетное сходство вещей и событий, порою друг с другом никак не связанных. И в этой легкости усмотрения избирательного родства – самое главное свойство стихотворной речи поэта: все сходствует со всем, все входит во все без малейших изъятий. Я бы рассказал вам про цельность и целостность мира, если бы умел всматриваться в жизнь более пристально, а пока – довольствуйтесь тем, что доступно импровизации, моментальному снимку воображения.

Элемент парадокса и афористического пуанта в подобных миниатюрах обязательно присутствует, даже если он замаскирован под лингвистическую двусмысленность, рождающую далеко идущие выводы:

звонок на мобильный:«ты где сейчас?»«я в люблино»звучит как влюблено(не влюблён и не влюблена)как может быть влюбленотолько одиночество голыми руками

Ситуативная краткость описания нередко сопровождается у Андрея Сен-Сенькова развернутым пояснением к происходящему, иногда почти равным по объему «основному» тексту. Это пояснение может играть роль заглавия, а может быть оформлено как альтернативный текст самого стихотворения либо экспликация причин его появления на свет. Так, стихотворение «Аргентина – страна, потерянная в Восточной Европе»

…началось с тогочто днем я получил грустное письмо от знакомойу нее адрес HYPERLINK «mailto: [email protected]» [email protected]

Предметом для стихотворения может стать абсолютно любая картинка, в том числе представшая перед мысленным взором, как в цикле «Вымышленные виды спорта», вот один из примеров:

Смерть прячется в шкатулке среди иголок, пылии батареек. Предметы до сих пор живы. Что для смертиявляется абсолютным рекордом для закрытыхпомещений.

И еще одно важное последствие вольностей, допустимых для фланирующего по жизни поэта-наблюдателя: реальный масштаб наблюдаемых явлений может быть искажен и тем самым, по Сен-Сенькову, как раз приближен к истинному. Любое наблюдение оказывается мотивированным внутренним состоянием человека, это очень похоже на шокировавшие читателей послевоенного времени стилистические особенности экзистенциалистской прозы Камю. Человеческим существованием слова и вещи не могут быть измерены без существенного смыслового остатка; отдаться прихотям собственного зрения – значит ступить на зыбкую почву сомнения в связности мира и полновесности его реальных очертаний и этических устоев.

Впрочем, в отличие от экзистенциалистов (и еще более дальних предшественников – мастеров импрессионизма в живописи), Сен-Сеньков никогда не пытается свои частные впечатления абсолютизировать, сделать хоть в малой мере обязательными для окружающих. Из относительности наблюдений за жизнью легко вывести основания для бесперспективного релятивизма любого зрения – как духовного, так и физического. Сен-Сеньков оставляет свои мини-открытия обязательными только для себя, никогда не останавливающегося в своем движении по магическому саду расходящихся тропок.

Я помнюкак флейтист vermicelli orchestraразминал губы перед своим концертом в «оги»перед моей поездкой в турциюэто запомнилось больше самой музыкибольше самой поездкипамять –это брак по расчету или брак по любви?

Он почти никогда не говорит всерьез, этот легкомысленный фланер, даже выбранный псевдоним слишком уж явно свидетельствует о двусмысленной апелляции к французским наименованиям святых. Ну разве что вот этот пассаж из цикла «Я» преисполнен серьезности и раздумчивой рассудительности:

мои стихиэто дождьслегка повернутыйвокруг своейоси

Вам не показалось?

Танец с женщиной, которая немного выше. Стихи, проза, визуальная поэзия. М.: АРГО-РИСК; Тверь: Колонна, 2001.

Звезды русской провинции. Стихи участников II Московского междунар. фестиваля поэтов, // Уральская новь. 2001. № 11.

Пять стихотворений // Вавилон: Вестник молодой литературы. М.: АРГО-РИСК – Тверь: Колонна, 2001. Вып.8.

Царапина около Ромео // НЛО. 2003. № 62.

Три текста // Авторник: Альманах литературного клуба. М.: АРГО-РИСК – Тверь: Колонна, 2003. Сезон 2002/2003 г., вып. 11.

Четыре стихотворения // Авторник: Альманах литературного клуба. М.: АРГО-РИСК – Тверь: Колонна, 2004. Сезон 2003/2004 г., вып. 3 (15).

Дырочки сопротивляются. М.: АРГО-РИСК – Тверь: Колонна, 2006.

Заостренный баскетбольный мяч. Челябинск: Энциклопедия, 2006. 208 с.

Рисунки на футбольном мяче // НЛО. 2006. № 80.

Наша поэтическая антология // Новый берег. 2007. № 18.

Нежная стрельба в 1990 год // НЛО. 2007. № 83.

Слэш (совместно с А. Цветковым). М.: АРГО-РИСК, 2008.

Хичкок: чуть-чуть не доживший до московской олимпиады // Новый берег. 2008. № 19.

Бог, страдающий астрофилией. М.: НЛО, 2010.

Александр Скидан

или

«…речь, уходящая за грань произношенья…»

Да, и Александр Скидан тоже говорит свою правду; правда, – не очень-то допуская право на существование прочих правд. Он здесь стоит, и не могу иначе. Поскольку и правда эта словно бы не его самого, а общая правда, и другой нет, а четвертой не быти, потому что на самом-то деле распалась связь времен и поэта прежнего нет, и меня, значит, тоже нет, критика, и тебя, наш общий читатель. И все это, надо сказать, чистая правда…

Скидан, ранее писавший достаточно пространные тексты, сосредоточил внимание на вещах минималистских, ритмизованных фрагментах в книге «Красное смещение», на которой приходится сделать особый акцент, если говорить о траектории его рассуждений на протяжении минувшего десятилетия. Александр Скидан, в сущности, говорит одну очень простую вещь: после поэзии холокост невозможен – как немыслимо и не реализуемо более никакое движение, окрашенное преступным или благочестивым порывом. И ведь получается так, что именно растворение поэзии (не «умирание искусства», не «смерть автора»!) в абсолютной буржуазной конвертируемости всего во всё, именно это незаметное растворение искусства и служит лакмусом абсолютного выравнивания, сглаживания антропоморфного пейзажа, некогда пересеченного берегами и оврагами, а ныне – гладкого и плоского, как плоскость. Поэзия в этой логике гибнет никем не замеченная – так тонет упавший с небес Икар на картине Брейгеля: в дальнем углу полотна, не докричавшийся до медлительного и спокойного пахаря, как раз заложившего очередной сочный вираж парной борозды на возделываемом поле. А утонул-то Икарушка у самого бережка, почти на пляже у самого синего моря, – оглянуться бы пахарю да сделать лишний шаг-другой, и глядишь…