Суперфрау из ГРУ - Александр Колпакиди

Вроде бы они делали будничную работу — но Центр считал иначе. Как-то раз, в августе 1943 года, на встрече связник передал ей благодарность из Центра дословно. Ее начальник сказал: «Имей мы в Англии пять Сонь, война кончилась бы раньше».

Однако Лен был недоволен. Работа, которой он занимался, мало удовлетворяла его тягу к активной деятельности. Он хотел пойти воевать и добивался зачисления в ВВС. Служба в небе над Англией была опасной, и Урсуле хотелось, прежде чем Лен уйдет на войну, иметь от него ребенка. Аргумент у нее был убийственный: грудные дети — великолепная маскировка! Трудно сказать, насколько этот факт был аргументом для Лена — однако он уступил, считая, что тут решать должна Урсула. 8 сентября 1943 года у них родился сын Петер. На этот раз ребенок всецело занимал ее мысли всего день, а не одиннадцать, как в первый раз.

«Когда, на следующий день после рождения Петера, отец навестил меня в больнице, я прежде всего спросила: «Ну, что скажешь об Италии?» 8 сентября было заключено перемирие, закрепившее окончательное поражение Италии. Отец расплылся в улыбке. «Как хорошо, что ты начинаешь с этого, а я-то думал, что беседы на политические темы с роженицей неуместны».

Вскоре Лена, наконец, призвали в армию. Однако все вышло не так, как он хотел. Несмотря на рекомендацию командира и превосходные оценки за наземную подготовку, к летной практике его не допустили. Участники испанских событий, как правило, оставались рядовыми, особенно это касалось выходцев из рабочих. Лен подал заявление на курсы радистов — снова отказ. Тогда он попросил о переводе в действующую армию. Здесь ему повезло: его зачислили в один из престижнейших полков английской армии — Колдстримский гвардейский. Лен прошел двойную подготовку — как пехотинец и как танкист — и незадолго до окончания войны отправился-таки на фронт, в Европу. С отъездом мужа у Сони начались серьезные проблемы. Объем работы увеличивался, участились и нелегальные встречи, а ей не с кем было оставлять детей. До сих пор помогала мама, но вскоре она заболела. Кроме того, дети подрастали, от Миши все трудней стало скрывать работу с передатчиком. Урсула снова отослала старших детей в интернат. А младшего: что ж, его приходилось брать с собой.

Впрочем, это продолжалось недолго. Нина категорически не соглашалась жить вне дома — протестовала если не она сама, так ее организм. Вскоре после того, как Урсула отослала дочь в лесной пансион, девочка серьезно заболела. У нее начался перитонит. Урсула провела в больнице три дня и три ночи. Когда, через несколько недель после операции, она смогла взять Нину домой, то поклялась, что никогда больше не отпустит дочь от себя. (Впрочем, сдержать эту клятву ей не удалось). Потом маме стало лучше, и она снова начала подменять Урсулу, когда той надо было отлучиться. Трудно сказать, знала ли мама о ее работе. Они никогда не говорили об этом.

6 июня 1944 года, опасаясь «не успеть» к победе, союзники, наконец-то, открыли второй фронт. Началась высадка англо-американских войск в Нормандии. Через семь недель на втором фронте было уже тридцать семь дивизий. А в июле 1944 года опять начались интенсивные бомбежки Англии. На страну посыпались самолеты-снаряды «Фау-1». За три месяца их было запущено около девяти тысяч. Затем пришла очередь ракет «Фау-2». Снова началась эвакуация из Лондона.

7 ноября они с Сергеем поздравили друг друга с праздником. Сергей передал поздравления Центра. Урсула подарила ему книгу. Она не знала, что именно в этот день был казнен Рихард Зорге…

В конце войны Урсула смогла выйти непосредственно на американские спецслужбы. В 1944 году Юрген был уволен с государственной работы в Англии. Поскольку МИ-5 подозревала его в связях с Коминтерном. Однако осенью 1944 года Юргену предложили пост в бюро по американской стратегии бомбовых ударов, которым ведало Бюро стратегических служб, предшественник ЦРУ. Юрген попросил время на размышление — на самом деле это время понадобилось для того, чтобы Урсула могла послать запрос в Центр и попросить санкции. Москва заинтересовалась новыми возможностями, и не зря. Теперь от Юргена регулярно поступала ценная информация. Об ее уровне говорит только один пример.

Профессор Гарвардского университета Дик Рагглз, занимавшийся методологией шпионажа, разработал систему, которая позволяла по серийным номерам выведенных из строя немецких танков, самолетов и прочей техники делать выводы о состоянии производства вооружений в Германии. Этот расчет делался раз в две недели и сообщался крайне узкому кругу лиц: Рузвельту, Эйзенхауэру, Черчиллю, начальнику английского генерального штаба, руководителю БСС и главы Бюро по американской стратегии бомбовых ударов. В самом бюро с ним могли ознакомиться лишь пять человек. Но, поскольку одним из этих пяти был Юрген Кучински, соответствующие сведения регулярно ложились на стол московскому начальнику Разведупра и, насколько было известно Соне, самому Верховному главнокомандующему. Столь же регулярно получала Москва и чрезвычайно секретный документов под названием «Обзор стратегии бомбовых ударов Соединенных штатов», в составлении которого Юрген принимал участие.

Вскоре прибавилось еще одно интересное дело. К Юргену обратился за помощью старший лейтенант по имени Макс, у которого было поручение: вербовать немецких эмигрантов для работы в Германии. Их, после соответствующей подготовки, должны были сбрасывать на территорию Рейха на парашютах. Естественно, речь шла не лично о Юргене Кучински — от него требовалась только помощь в поиске добровольцев.

Центр заинтересовался этой работой и разрешил Соне и Юргену иметь дело с Максом, но при условии того, что они будут осторожны. Кто знает, какие далеко идущие планы были у американцев — война-то кончалась… Получив разрешение, Юрген познакомил Макса и Соню с одним из руководителей лондонской партийной группы Эрихом Хеншке, которого разведчики тоже привлекли к работе. Как тесен мир! Оказалось, что это — тот самый Эрих Хеншке, с которым Урсула в 1929 году организовывала молодежную библиотеку. Один из тех, кто привозил книги на тележке в подвал на Гренадирштрассе. Теперь они встретились снова. Эрих остался таким же, как был — разве что стал еще неторопливее и обстоятельнее. Он всегда был осторожен, не любил рисковать, но зато имел большой опыт партийной работы (без провалов!), был человеком надежным и убежденным.

Естественно, Соня с Максом не встречалась, и американец даже не знал о ее существовании. Он согласился работать с Эрихом и принял его предложение набрать агентов из числа коммунистов. Янки могли думать о коммунистах все, что угодно, но нельзя было отрицать, что среди антифашистов они были самыми надежными. (Впрочем, Макс, насколько могла судить о нем Урсула со слов товарищей, антикоммунистом не был). Эрих связался с партийным руководством в Германии и получил разрешение на работу с Максом. Партийное руководство поручило ему, Гансу Кале и Вильгельму Кёнену составить список предполагаемых кандидатов в агенты. Эрих даже отошел от прочей партийной работы, чтобы заниматься только этим делом. Естественно, все материалы получало не только БСС, но и никем и никогда не упоминаемая Соня. Эрих не был штатным сотрудников ни БСС, ни Разведупра, получая от тех и от других по пять фунтов в неделю на расходы. А дела было много. Он поддерживал связь агентов с БСС, между собой, готовил и передавал Соне донесения.