Суперфрау из ГРУ - Александр Колпакиди

Почему же он так задерживается? Что произошло? Только значительно позднее ей стали известны подробности одиссеи ее мужа. Сначала он задержался в Швейцарии, поскольку Радо заявил, что Англия — это неинтересно, и его работа в Швейцарии гораздо важнее. Лен счел себя обязанным остаться, но полученные ранее инструкции его беспокоили. Что же, все-таки, делать, каким указаниям подчиняться?

У него еще оставался их старый код. И Лен запросил Центр: «Что мне делать: попытаться попасть в Англию, согласно инструкциям Сони, или остаться в Швейцарии, как хочет Альберт?» Ответ был недвусмысленным: «Делай, что приказала Соня». В самом деле, его непосредственным начальником, все-таки, была она.

Однако время было упущено. Лен обратился в английское консульство. Там все были озабочены доставкой на родину англичан призывного возраста, особенно английских пленных, бежавших из Германии и Италии. Лен тоже был соответствующего возраста, но неплохо устроен в Швейцарии и куда менее «благонадежен», имея жену-немку и интербригадовское прошлое. Эти два факта стоили один другого и сводили заботу консульства о его персоне почти что к нулю. Похоже, что он застрял в Швейцарии надолго. Надо было что-то делать.

Урсула советовалась с кем только можно — в том числе с Гансом Кале и Джеком Брентом из испанского комитета в Англии. Испанский комитет, естественно, не знал о работе Лена на советскую разведку, но вступился за него как за ветерана интернациональных бригад. При поддержке комитета Урсула обратилась с письмом к Эллен Рэтбоун, члену парламента от лейбористской партии. Эллен сделала запрос в нижней палате парламента: что это такое, почему английский гражданин, антифашист, имеющий боевой опыт, желающий служить в английской армии, не может получить поддержки английского правительства для того, чтобы вернуться на родину?

Делу удалось придать некоторую огласку. Постоянный секретарь министерства иностранных дел связался с английским консулом в Женеве, и отношение к Лену тут же изменилось, став безмерно заботливым. Он получил от консульства паспорт на имя Джона Миллера и медицинскую справку о том, что болен туберкулезом и к военной службе непригоден. Он добрался до Англии в конце лета 1942 года.

Впрочем, сначала Лен, действительно, не годился для военной службы — на нервной почве у него началась болезнь желудка. Его призвали только через год. Зато родное министерство финансов вспомнило о Лене мгновенно. Через три дня после приезда он получил официальное письмо из министерства с требованием погасить долг за проезд от испанской границы в Лондон в 1938 году, когда Комитет по невмешательству в испанские дела договорился о выводе из Испании интербригад и фашистского легиона «Кондор» (кстати, «Кондор» никто и не думал выводить, и он продолжал, как и раньше, сражаться на стороне Франко). Теперь об этом путешествии на государственный счет вспомнили и потребовали компенсации убытков.

Осенью 1942 года их попросили освободить арендуемый коттедж, так как он понадобился владельцам. Они вновь принялись за поиски и нашли другой коттедж под названием «Авеню», в оксфордском квартале Саммертаун. Это было старое здание с небольшим, заросшим травой задним двором и множеством сараев, бывших конюшен большой виллы на соседней улице. В коттедже когда-то обитал кучер, а теперь здесь поселились Бертоны и были весьма довольны.

На вилле жила семья судьи Невилла Ласки, брата известного лейбористского деятеля Гарольда Ласки. Отношения с хозяевами у квартирантов сложились неплохие, хотя и не слишком близкие. Миссис Ласки была красивая добродушная женщина, занималась общественной деятельностью, была членом благотворительных организаций (кстати, соседская семья приютила у себя ребенка из немецкой еврейской семьи, жившей в Германии). Наконец-то Урсуле не пришлось самой ползать по крыше — антенной мог заняться Лен. Рядом с домом была толстая каменная стена. Они вытащили из нее пару камней и устроили там тайник для нового, компактного передатчика.

В доме было четыре комнаты и винтовая лестница. Впрочем, самая большая комната выпала из обихода, так как в ней было устроена так называемое «моррисоновское убежище» — огромная проволочная клетка, прикрытая чугунной плитой. Считалось, что это сооружение укрывает от бомбежек, и власти предоставляли это чудо бесплатно. Трудно сказать, насколько оно выполняло свое предназначение. К счастью, им не пришлось его испытать — Оксфорд так и не бомбили.

…А работа продолжалась. В 1942 году Урсула познакомилась с офицером ВВС, жена и ребенок которого были в эвакуации в Оксфорде. Он был выходцем из рабочего класса и до поступления на службу работал сварщиком. Джеймс интересовался международной политикой и, как многие англичане, был возмущен тем, как его страна выполняет союзнические обязательства. Урсула решила завербовать его, уверенная, что он, даже если откажется, все равно ее не выдаст. Впрочем, Джеймс согласился. Он имел отношение к авиастроению и снабжал их технической информацией о новейших английских машинах, а как-то раз даже утащил какую-то важную техническую новинку. Переполох был громадный, но его никто не заподозрил. Денег Джеймс не брал, поскольку не считал себя шпионом. Это была его помощь стране-союзнице, его, если хотите, вклад в борьбу с фашизмом.

Любительская радиосвязь в Англии, так же, как и в Швейцарии, была запрещена, и Урсула каждый раз, выходя на связь, рисковала. Нужен был еще один радист, и тогда она нашла Тома. Это был замечательный человек. Его не призвали в армию из-за плохого зрения, однако в нем жила неудовлетворенная тяга к борьбе, к активной деятельности. Он не имел привычки долго раздумывать или колебаться, а просто делал то, что нужно — и все. Чтобы иметь больше времени для работы радистом, Том даже сменил профессию: из автомеханика в гараже «переквалифицировался» в расклейщика афиш и плакатов (денег, кстати, он тоже не брал).

Не отставал и Лен. Случайно он встретил старого знакомого, который в годы войны стал специалистом по водному танковому десантированию. Он снабжал их сведениями о средствах высадки танковых десантов и даже передал важную техническую новинку из области радиолокации. Установил Лен и связь с неким химиком, от которого тоже получал важные сведения.

Конечно, все это происходило не так быстро, как об этом рассказывается. Встретив подходящего человека, они сначала долго приглядывались к нему, затем несколько раз беседовали, постоянно приближаясь к нужной теме. После этого запрашивали Центр. И, только получив добро на вербовку, говорили с человеком в открытую. Джеймс и Том знали, на какую страну они работают. Друзья Лена, скорее всего, догадывались. Впрочем, в то время в Англии не так уж трудно было склонить человека работать на СССР: большинство англичан горячо сочувствовало Советскому Союзу и было возмущено позицией английского правительства в этой войне. Они испытывали чувство вины за то, что Англия предоставила России сражаться с Гитлером фактически в одиночку. Даже на стенах домов писали: «Откройте второй фронт — и немедленно!» Маленькая деталь: если на военном предприятии становилось известно, что продукция пойдет в Мурманск, то производительность труда резко повышалась. Даже дамы вязали варежки для красноармейцев! В этой обстановке работа на СССР отнюдь не воспринималась как предательство, а, скорее, как компенсация нерешительности правительства и как вклад в совместную борьбу с Гитлером.