Наследник - Андрей Мартьянов

— Конечно... — Славик уселся в кресло двухместной спортивной машины. — Слушай, можно вопрос?

— Хоть десять.

— Ты... Ну, кто ты такой?

— Проченков Иван Андреевич, восемьдесят второго года рождения, высшее, был, имел, привлекался. Двойное гражданство, Россия и Франция. Ты пристегнись... Дальше?

— Я не это подразумевал!

— А, понял. Считай, я твой напарник.

— Напарник? — Славик закашлялся.

— Именно. В подчиненном положении, главный все равно ты, как аргус. Мои прямые обязанности: рассказывать, объяснять, учить, потакать капризам и следить, чтобы тебя никто не обидел.

— Могут обидеть?

— В Париже — вряд ли. Точнее, в современном Париже.

«Мерседес» покинул территорию аэропорта и вышел на автостраду заняв средний ряд. Иван уверенно держал сто десять километров в час.

— Как ты оказался во Франции? — Славик понял, что вопросы задавать можно, причем любые.

— Кривая вывезла. Закончил смоленскую академию ПВО, потом французский Иностранный легион, Légion étrangère, третий пехотный полк расквартированный в Гвиане... Не сложилось, пятилетний контракт не осилил: были обстоятельства, уволили. Теперь работаю сам знаешь на кого, причем с моей точки зрения довольно успешно — мне нравится. В активе: четыре операции на той стороне, девять языков включая латынь, греческий, старопровансальский и норманно-французский, степень бакалавра Сорбонны по истории романских государств десятого-четырнадцатого веков и всякое другое по мелочи. В пассиве — раздолбай и бабник. Но меня терпят.

— Круто, — искренне ответил Славик. — Почему тогда ты в «подчиненном положении» по отношению ко мне?

— Субординация. Знаешь что это такое? В армии служил?

— Конечно.

— Владельцы Дверей по определению стоят выше обычных сотрудников — вы особенные, пускай не всегда это осознаете. А я солдат — моя задача выполнять приказы. Кстати, есть хочешь?

— Спасибо, в самолете накормили до отвала.

— Тогда буду показывать тебе достопримечательности, если ты не устал после перелета, конечно. Новогодний Париж выглядит потрясающе. Поедем через Сен-Дени в центр, бросим машину где-нибудь в Тампле и прогуляемся. Я живу во Втором округе, на углу бульвара Капуцинов и улицы короля Эдуарда Седьмого, недалеко от оперного театра. Квартира дорогущая, но это допустимые траты, в пределах разумного...

К восьми вечера по местному времени (в Париже было на два часа меньше, чем в Питере) совершенно обалдевший от впечатлений Славик ввалился в квартиру Ивана, сбросил рюкзачок в углу, расшнуровал ботинки и в полном изнеможении опустился на стул, одиноко стоящий в пустой прихожей.

— Ванная и туалет там, — Иван указал на белые двери с медными ручками, — Прямо по коридору — моя берлога, налево кухня, направо комната для гостей. Не рассиживайся, шагом марш в душ, твое полотенце синее. Зубная щетка с собой? У меня есть запасные, еще не распечатанные. Потом ужинать и спать, завтра ранний подъем.

— Насколько ранний?

— Встаем в семь, к половине девятого едем на бульвар Монпарнас, это на том берегу Сены. Будешь знакомиться с боссом. Тут не Россия, деловые люди поднимаются чуть свет...

Славик начал ощущать, что прежние страхи уходят — в этом была немалая заслуга Ивана. Он ненавязчиво и мягко сумел мгновенно адаптировать гостя из Питера к чужой реальности. Пока гуляли — вдоль Сены, от Тампля через Нотр-Дам, Лувр и сад Тюильри к площади Согласия и обратно к машине по Рю де Риволи, — Иван объяснил, что «заграница» отличается разве что иным складом ума туземцев да жуткими ценами на бензин, в остальном здесь все то же самое: воздух, вода, небо и солнце одинаковые, что в Париже, что в Бобруйске. А самое главное, здесь никому нет до тебя дела, твори что хочешь, не выходя за рамки закона. Выдохни, Славик — ты среди людей!

Ужин Иван приготовил сам — по отбивной с кровью на брата, тушеные овощи, бутерброды с сыром и красное вино. Славик разомлел, но спать пока не хотелось. Читать нечего — все книги у Ивана оказались франкоязычные, телевизора в доме он вообще не держал, хватало аж целых четырех ноутбуков, от портативного до двадцатидюймого монстра в «берлоге» заваленной книжками, распечатками и альбомами по искусству. Ничего себе, сержант Иностранного легиона!

— Давай покажу кое-что интересное, — предложил Иван. — Таких фотографий никто и никогда не видел, за исключением моих коллег по бизнесу. Погоди, найду папку с файлами. Вот оно... Протащил с собой цифровик, невозможно было упустить случай! Гляди: этот мужик в синем — король Франции Филипп IV Красивый, сразу за ним, в соболином плаще, канцлер Ногарэ... Тысяча триста шестой год, представь!

— Невероятно, — Славик коснулся монитора, будто не веря. Тотчас вспомнил Рёрика-сэконунга с дружинными и заметил для себя: еще как вероятно! — Ты там был?

— Рассказать?

— Давай!

— Не знаю, с чего начать, столько всего происходило. И еще произойдет...

— С начала начни.

— Это долго. Ночка тогда выдалась знатная, вспомнить страшно. У капитана Марсиньи случился очередной приступ хандры, дождь, холод, да еще и происшествие на улице Боннель...

Предварение части второй

ТОЛСТАЯ ЗАДНИЦА КАПИТАН МАРСИНЬИ

Королевство Франция, Париж,

Ночь с 11 на 12 октября 1307 года.

Монжуа и Сен-Дени, какая безумная ночь! Только представьте: на улице Медников двойное убийство, в Ситэ пьяная потасовка, мессиры ваганты веселились — не обошлось без поножовщины; на берегу Еврейского острова обнаружился мертвый новорожденный, мало того, что утопленный, так перед тем еще и задушенный грязным льняным платком.

С вечера начал поступать поток жалоб — от откровенно идиотических («Жалоба Жеана из Витто, скорняка, об оскорблении его соседом Жеаном, который назвал его чесоточным и не единожды плюнул ему на башмак...»), до вполне серьезных, которыми назавтра может заинтересоваться господин прево — из церкви Марии Магдалины похищена дарохранительница, с подарками храму от графа де Редэ, заезжавшего в Париж на праздник святого Ремигия. Сюда же добавим четыре кабацкие драки и две обычные, две пропавшие лошади и потерявшийся ребенок (мессира де Марсиньи давно уже начали беспокоить сообщения о похищении детей — с позапрошлой весны началось, не меньше двух-трех детишек за месяц пропадает)...

Тяжелая ночь, а Париж — тяжелый город.

Темно, хоть глаз выколи. Хорошо, городская стража ходит с факелами, запас которых можно пополнить в любой кордегардии, а так — ни огонька. Почтенные обыватели спят, плотно затворив ставни. Только по периметру Луврского замка да на некоторых отелях особо приближенных к королю дворян светятся тусклые, холерно-желтоватые огоньки фонарей или догорающие факелы. И на Старом Тампле, конечно.