Гротенберг. Песнь старого города - Александр Деворс

— Так... надо... — с уголка губ до подбородка побежала струйка крови. — Не бойся... я не причиню вреда. А умирать? — Он сдавленно усмехнулся, и с усилием потянул меч. — Так... я итак уже мертв. Что терять то?

— Человечность. — Упрямо заметил Асари. Мазнул взглядом по браслету. Последняя руна истлевала. Сегель только покачал головой. Его лицо уже побледнело. Меч с глухим стуком упал на камень, и тут же растворился в воздухе.

Сегель оперся на меч, словно приклоняя колено перед юношей, и закрыл глаза.

— Хирем, я прошу прощения. — Тихо проговорил Сегель. Голос его совсем стал слаб. — Я прошу прощения от всех «полуночников»: от всех своих мертвых соратников, сгубивших твой род. Считайте, что я несу наказание за всех них. Искупаю и грех за них. Исполняю волю Ваканта, потому что ему, отчего-то, был угоден этот кошмар в городе. Вряд ли у меня представится ещё возможность просить.

Сегель слышал песню старого города. Песню всех обращенных, что врывалась в сознание. Она не причиняла ему никакой боли сейчас, она лелеяла его, словно укрывала в кокон. Нечто незримое, будто бы представляющее ему волю всех проклятых, протягивало руку. Теперь — пора. Он взялся за неё, и его сознание на миг оборвалось, и объятия смерти — холодные и сдержанные, чужие, охватили все его существо.

Миг его не существовало.

А после — он открыл глаза.

Отчего-то мир вокруг казался ему меньше. Однако он быстро понял, почему. Это он стал выше. Асари теперь казался низеньким. Лабиринт вокруг перестал существовать для Сегеля. Вернее того, чем он стал. Развернулся, четко видя грани иллюзии. Мэйнард сидела на троне все это время. Все ли происходящее было мороком? Едва ли. Однако он точно знал — здесь, в центре, её никогда и не было. Тяжелыми шагами, он двинулся к ней. Её попытки окутать его были жалкими — клинок Пустоты был на пике своих возможностей, и поедал всю магию, будто прожорливый зверь.

— Я не хочу умирать. — Упорно повторила герцогиня. Её голос выражал, меж тем, усталое смирение.

«Я тоже не хочу» — подумал Сегель.

На лице некромантки возникла печальная улыбка.

— Я думала, ты лишишься разума. Думала, так защититься от своих творений. Кто?

— «Кладбищенский чудак» — отчего-то с насмешкой ответил черный рыцарь. Мэйнард медленно кивнула.

— Ах, вот как... братья оказались неразлучны даже после изгнания одного из них. Теперь все стало ясно. — Она взглянула на существо перед ней, и пояснила: — Унрель. Всегда был слишком близок к людям, как и его брат, Вакант. — Немного подумав, она запрокинула голову. — Тогда неудивительно, как мальчишка достиг такого мастерства. Столько лет мучилась, и пыталась понять.

Сегель чувствовал, что кульминация Песни уже давно прошла, и они оттягивают лишь завершение, заставляя последние ноты перебирать раз за разом. Больше они не произносили ни слова. По ступеням он взошел к трону, опустился на колено, и пронзил тело наместницы клинком Пустоты.

Пространство будто бы глубоко вдохнуло, и вмиг отпустило воздух. Опустила свою голову эта с виду юная красавица, рядом рухнул и черный рыцарь. Проклятие развеивалось. Уходило мягко, и бесшумно.

Перед троном стояли двое, словно ошеломленные, и не могли проронить ни слова.

Эпилог

Замок Гранвиль. Три дня спустя

Хирем поднимался неизменно рано. Не от того, что у него было много дел — хотя их и впрямь было предостаточно — а от того, что просто привык встречать рассвет, каким бы он ни был. Пасмурным, или же солнечным, дождливым, или снежным — все это радовало его много лет назад, радовало и несколько дней назад. Сейчас он стоял в тронном зале. Вернее в том, что от него осталось. Бой с Мэйнард превратил его в разрушенное, ужасное помещение. «Оно и к лучшему» — в очередной раз решил Хирем. Все равно он ему никогда не нравился.

За последние дни у него было не так и много свободного времени. Едва они отошли от шока — кинулись в город. В городе царил хаос. Несмотря на то, что ткань реальности стремительно сшивалась, люди все ещё не понимали, что произошло. Улицы устилали трупы тех, кто посмертно был обращен. Те же, кто заболел, не отпуская души, возвращали себе человеческий облик. Болезненно, и тяжело, но возвращали. Пожалуй, ни одна ночь не дарила им такой боли, как этот день. Впрочем, достаточно быстро все почувствовали, что все закончилось.

Едва на улицах умудрились восстановить хоть подобие порядка — чему Церковь активно способствовала, хоть какой-то толк от Верховных, быстро смекнувших, что к чему! — выживших попросили в меру своих сил явиться на площадь божеств. По крайней мере, за тем, чтобы подтвердить, что «Черный кинжал», все это время бывший опасным — многие считали, что «опаснейшим!» — преступником, оказался преемником семейства Трейвас. Некоторые об этом в бандах подозревали, единицы — знали. Большинство — ожидаемо сомневалось. Многие успокоились, едва «основатель города» признал кровь черного мага. Да так, что его ладонь на фоне остальных впиталась и проявилась мгновенно, что было на памяти историков единожды — при приходе сына Гротери Трейваса на пост наместника.

В замке Гранвиль было пусто и тихо. Большинство из жителей замка, оказались пленниками потустороннего мира. Они давно в него ушли, а поэтому и вернуться им уже было невозможно. Проходя по коридорам замка, ощущалась эта гнетущая пустота, и легкий привкус одиночества. Однако это