История спасения - Елена Другая

Краузе. Но это все же лучше, чем оставлять ее в доме господина коменданта. Мы сделаем следующее: заразим Ребекку тифом — тогда ее сразу же переведут в больничный барак, и девушка перестанет быть служанкой вашего брата.

34. Спасти Ребекку.

Стефан еще примерно около часа провел с Карлом на кухне. Они допили бутылку и детально обсудили все мельчайшие подробности своего преступного плана. Слуга выглядел вполне уверенно, чего нельзя было сказать об офицере.

— Ну, смотри, Карл! — говорил Стефан. — На великий грех я иду! Я, конечно, хорошо знаю своего брата и вполне могу предсказать, как он будет вести себя в той или иной ситуации, но, ты сам понимаешь, что любой человек может ошибаться. Ведь чужая душа — потемки. Вдруг он взбесится и прикажет разом расстрелять всех своих слуг, в том числе и Ребекку! Равиль никогда мне этого не простит! У тебя точно получится договориться с какой-либо служанкой на его вилле? Выходит, что в наш заговор будут вовлечены другие люди! Смогут ли они держать язык за зубами?

Карл заверил, имеются надежды на положительный исход их авантюры. По его словам, в лагере существовала достаточно многочисленная группа из сильных узников, мужчин и женщин, которые достаточно веско влияли на все события, здесь происходящие. Под их влиянием тот или иной человек мог быть подставлен, казнен или же, наоборот, спасен.

Для Стефана это была не новость. Он отлично знал, что часть узников активно сотрудничали с гитлеровцами, а другие, наоборот, составляли им оппозицию. Он, под рюмочку, поинтересовался, на какой же стороне находился сам Карл. Тот скупо улыбнулся.

— Скажу вам честно, господин офицер, с того момента, как я попал в это место, мне приходилось держать нейтралитет, и я старался действовать по совести, но, позже, все же склонился сотрудничать с действующим режимом. Поэтому для меня ваша воля — закон.

— Но я ведь не олицетворяю собой весь режим именно таким, каков он есть, — усмехнулся Стефан. — Да и то, что мы задумали, мягко говоря, является преступной провокацией.

— Это так, — охотно кивнул Карл, — однако, находясь на службе в качестве вашего личного слуги, я обязан выполнять именно ваши распоряжения, какими бы они ни были.

— Да уж, хорошая отмазка для твоей совести, — оценил Краузе. — Ладно. Тогда действуем, как и договорились. И ждем результата!

Все следующие две недели нервы Стефана были оголены до предела. А вдруг он грубо промахнулся в своих расчетах? Ведь тиф являлся смертельным заболеванием. Инкубационный период длился от десяти до четырнадцати дней, потом у человека поднималась температура до сорока градусов, которая сопровождалась бредом и сыпью на теле. Заразиться было очень легко — через укусы обычных вшей, перешедших с тела больного человека на здоровое.

Большинство узников неминуемо погибали, главным образом потому, что их никто не лечил. Их просто отправляли в «медицинский» барак, где они находились без всякой помощи, в условиях полной антисанитарии, без еды и какого-либо элементарного ухода. Медиками в том бараке были те же заключенные, кто-то из них, может, и сочувствовал несчастным, но у них, чтобы помочь им, не было ни сил, ни ресурсов.

Зато имелось определенное и однозначное распоряжение. Если человек в течение недели не шел на поправку, ему полагалось делать смертельную инъекцию. Еще теплые трупы, накопившиеся за ночь, сваливали у барака в общую кучу, а утром их загружали в грузовик, чтобы отвезти в крематорий.

Но, конечно, все равно некоторые узники получали необходимое лечение. Это происходило, если за кого-то из них ходатайствовал офицер, или же он пользовался среди заключенных авторитетом.

Карл рассказал, что сам переболел тифом, когда находился здесь в первые месяцы. Ему делали уколы антибиотиков, и после он очень быстро пошел на поправку. Также он утверждал, что знал молоденькую девочку, которая выжила, правда благодаря тому, что в бараке одной из врачей была ее мать. Но это, конечно, единичные случаи. В основном все заболевшие были обречены.

Иными словами, Стефан просто не находил себе места в ожидании желанных вестей, а также нервничал об их последствиях. С Равилем в эти дни он держался корректно, старался ничем не раздражать несчастного парня и не обижать его.

Равиль понимал, что что-то творится за его спиной, то, о чем он не знал, поэтому изнывал от неизвестности. Как он ни расспрашивал Карла или Стефана, те оба упорно молчали.

По вечерам парень сам стал ластиться к немцу, ложился ближе, гладил по плечам, тонкими пальцами перебирал волоски на его торсе. Стефану были, конечно, приятны подобные знаки внимания, но он отлично понимал, что парнем движет отнюдь не симпатия, а элементарная корысть. В один прекрасный день он не выдержал и высказал это Равилю.

— Я знаю, что ты меня ненавидишь! — вспылил он. — Веди себя естественно, как обычно. Мне не нужны твои фальшивые ласки и поцелуи. Одной задницы вполне достаточно!

— Вот зря ты так, — расстроено бросил ему Равиль. — Я совсем не считаю тебя пропавшим человеком, у которого нет души, и который не достоин любви. Напрасно ты меня отталкиваешь.

— Я не отталкиваю, — отмахнулся Стефан, — но и неискренность тоже не люблю.

Они слегка поцапались. И все же Стефан чувствовал, что отношение Равиля к нему стало несколько теплее. Может, поверил, наконец, что в обществе немца ему ничто не угрожало, и что Краузе действительно хотел вытащить их всех, в том числе и Ребекку, из этого ада?

И опять на Стефана накатывала очередная волна ужаса. А вдруг все пойдет не так как они задумали, и девушка погибнет? Ведь тогда окажется виноват именно он! Мужчина гнал от себя панические мысли, продолжал ходить на службу и заниматься своими повседневными, ставшими обычными для него делами, а именно — каждый день уничтожать тысячи невинных людей.

Стефан знал, что все равно не сможет жить после всего этого. Он не понимал, как другие офицеры, типа Отто Штерна, переносят окружающий их кошмар, как будто не позволяя себе задумываться о жуткой сущности происходящего.

Однако он заметил, что многие из них, особенно те, кто попал в лагерь после госпиталя, в первую же неделю пребывания подавали рапорт перевести их служить в другое место, даже если им вновь окажется восточный фронт.

На такие заявления было положено отвечать отказом. Ведь кто-то должен был и здесь находиться. Многие офицеры после начинали безудержно пить, практически в открытую употребляя алкоголь прямо с обеденного времени.

Стефан и сам заметил, что гораздо чаще, чем раньше,