История спасения - Елена Другая

я попытаюсь его осуществить. Иными словами, я постараюсь забрать твою сестру от Ганса при первой же возможности.

Равиль охотно кивал в такт его речам, не представляя, как он сможет теперь жить, спать, есть, когда его кровная половинка оказалась в полной власти садиста и убийцы, став пешкой в многолетней войне, которую вели между собой братья Краузе.

— Я еще хочу тебе кое-что сказать, — Стефан немного успокоился и снизил свой пафосный тон. — Я понимаю, что на твою душу лег тяжкий камень. Мне тоже сейчас нелегко, поверь. Других проблем хватает. И все же я попрошу держать себя в руках и не раскисать. Я не потерплю твои постоянные слезы или плохое настроение. Неприятности и даже горе нужно уметь переносить стойко. У меня, если хочешь знать, в свое время умерла младшая сестричка, и я очень горевал. А мама моя до сих пор не оправилась и часто ходит на ее могилу. Но она — женщина, а мы — мужчины.

— У вас была сестра? — изумленно ахнул Равиль.

— Да, нас было трое. Ганс, старший, потом я, с разницей с ним в восемь лет, и еще девочка, Ирма, она была младше меня на пять лет.

— И что с ней случилось? — шепотом спросил Равиль.

То, что у немца была сестричка, растрогало его до глубины души. Надо же! А ведь он и не знал. Офицер нечасто с ним откровенничал, только про Мойшу рассказал немного, вот и все.

— Она сильно простыла, — неохотно ответил Стефан, болезненно поморщившись, — стала кашлять. Мы все очень переживали, родители приглашали лучших докторов, возили ее на курорты, но ничего не помогло. Кашель постепенно перешел в туберкулез. Ирма проболела два года, медленно, день за днем, угасая у нас на глазах, и умерла, когда ей исполнилось всего лишь семь лет… С того дня наша мама безутешна, да и я тоже безумно ее любил.

Стефан на миг отвернулся, чтобы тайком смахнуть слезу.

— Сейчас ей было бы двадцать четыре года, но я все равно не могу ее забыть, иногда пытаюсь представить, какой бы она стала… А твоя сестра жива, Равиль, так что держись, мы что-нибудь придумаем.

Равиль опять охотно кивнул. После беседы у него немного отлегло от сердца. Он не стал больше лезть Стефану в душу и задавать вопросы. Тот вскоре заулыбался ему своей обычной улыбкой, насмешливой, сексуальной, зовущей, и юноша невольно потянулся к нему…

— Господин офицер, к вам Маркус Ротманс! — оповестил возникший в дверях Карл.

— Тьфу, — сказал Стефан, который не любил, когда кто-либо приходил к нему с визитом, тем более с неожиданным, да еще, когда он собрался лечь в постель. — Зови, что поделаешь, наверно, случилось что-то важное. Равиль, будь добр, принеси нам чай и еще что-нибудь.

Равиль недовольно скривился и поплелся на кухню. Он ненавидел Ротманса, который, по его мнению, один в один напоминал белесую крысу и всегда так надменно на него поглядывал. Они чуть было не столкнулись в дверях, и юноше пришлось с почтительным поклоном уступить ему дорогу.

— Хайль Гитлер! — оглушительно отрапортовал секретарь, бравым жестом вскидывая руку.

Стефан смотрел на него в полном замешательстве. Пьяный, что-ли?

— Хайль… — настороженно ответил он. — Давно не виделись, Маркус. Я как раз заскучал по тебе.

Эти слова прозвучали с сарказмом, так как они сегодня целых восемь часов, морда к морде, провели в комендатуре за документами и только совсем недавно расстались.

Симпатичное лицо Ротманса цвело в улыбке. Видно было, что он еле сдерживал рвущуюся наружу радость.

— У меня отличные новости, господин офицер! — возбужденным шепотом поведал он.

— Н-да? — недоверчиво спросил Стефан.

Понятие хороших новостей для разных людей было весьма относительным. Он бы лично от всей души обрадовался, если бы у очаровательной фройляйн Анхен вдруг начисто отшибло память, и она навсегда позабыла бы о его существовании.

— Садись. И что же случилось? Великий Рейх победил? Сталин умер? Или же меня представили к Германскому ордену? *

В это время вошел Равиль и с кислой миной поставил перед ними на столик две чашки чая и галеты. Лучшего угощения, как он считал, Маркусу не полагалось. Стефан был сыт, он недавно до отказа набил живот пирожками с капустой, а секретарь его мог вполне и обойтись. Здесь ему не столовая.

Однако Маркус оказался голоден и охотно принялся за жесткие галеты, обмакивая одну за другой в чашку с чаем.

— Я только что болтал с секретарем Отто Штерна, — начал он свой рассказ, — и кое-что разузнал. Наш комендант сегодня вызывал Штерна к себе на виллу для разговора с глазу на глаз. Господин Краузе, вы не поверите!

Маркус странным образом хихикнул, что вызвало у офицера подозрение, а не тронулся ли случайно его секретарь умом.

— Ну, говори, не тяни! — поторопил Стефан. — Или ты заявился поужинать?

— Извините. Слушайте. Пришел приказ из центрального штаба. Близятся значительные кадровые перестановки. Комендантом всей системы концлагерей Освенцим назначается Вильгельм Райх!

— Да ты что?! — ахнул Стефан и подался вперед. — Так, хорошо, а кто же будет комендантом Биркенау?

— Это будете вы! — сияя, словно начищенный пятак, ответил Маркус.

— Я?! — Стефан недоверчиво мотнул головой. — Погоди, а кто тогда останется здесь, вместо меня?

— А вместо вас назначается Отто Штерн.

— А сам Ганс? Куда переводят Ганса? В штаб, в Берлин?

— А господина Ганса Краузе… — при всем старании Маркус не смог состроить торжественное выражение лица, его всего трясло от смеха.

Он случайно подавился чаем и закашлялся так, что во все стороны разлетелись выпавшие из его рта частички галеты.

— Господина Ганса… Кхе-кхе! Краузе… Кхе! Кра…

— Да говори же! Хватит крякать! — взволнованно потребовал Стефан.

— Господина Ганса Краузе отправляют на передовую восточного фронта! — наконец, смог внятно сообщить ему Маркус Ротманс.

Примечание к части

Германский орден* - высшая награда Третьего Рейха, учрежденная самим Адольфом Гитлером, которой было награждено не более одиннадцати человек (из них первые семеро - посмертно).

33. Три беседы Стефана.

Стефан сидел в ванной на унитазе с опущенной крышкой в самой расслабленной позе в одних трусах. В одной руке он держал большую рюмку шнапса, в другой - сигарету. Он, блаженно прикрыв глаза, медленно потягивал спиртное, одновременно затягиваясь табачным дымом, с наслаждением наблюдая, как Равиль, стоя перед ним в ванне, мылся под душем.

Зрелище было в высшей степени великолепное. От узких, небольших ступней высокие и стройные лодыжки юноши плавно переходили в худощавые бедра, которые венчали твердые и поджарые ягодицы.