Наследие Рима. Том 2. Kрестовые походы - Олег Николаевич Слоботчиков

до наступления темноты и что они будут довольны управлять сельской местностью, не нанося никакого ущерба городам или деревням… Таким образом, он намеревался сохранить букву своего договора с Саладином, в то же время смягчив шок между мусульманами и королем. Тем временем Ги, желая объединить франкские силы перед врагом, послал Раймунда, затем разместившемуся в Тверии, делегацию, в которую, к сожалению, входил личный враг графа, великий магистр Храма Жерара из Ридфора. Как только Жерар узнал, что на следующий день войска Саладина идут через Галилею, чтобы пройти маршем до Самарии, он предупредил местных тамплиеров и, встав во главе их, двинулся к мусульманам, к которым присоединился недалеко от Сефории. Мусульмане, в соответствии с соглашением с Раймундом III, мирно вернулись, их марш был проведен без какого-либо серьезного ущерба для христианской земли. Чтобы атаковать этот «аттракцион» из нескольких тысяч человек, у великoгo магистрa было всего cто пятьдесят рыцарей. Напрасно его лейтенант, маршал Xрама Жак де Мэйли, пытался показать ему свое безрассудство.

Он оскорбил Жак де Мэйли, публично обвинив его в трусости: «Ты слишком заботишься об этой светловолосой голове, что так хотел ее сохранить!» «Меня убьют, как дворянина, – ответил Мэйли, – и это ты сдашься! После этого ничего не оставалось, как быть убитым.

Сто пятьдесят рыцарей бросились на мусульманскую армию с такой яростью, как говорится в арабских хрониках, «что самые черные волосы поседели бы от страха». Но они уступили численности. Только трем тамплиерам удалось бежать, в том числе, как и предсказывал Жак де Мэйли, гроссмейстеру Жерару де Рид-фору. После этой неожиданной победы мусульманская колонна вернулась из Сефории к Иордану с головами убитых тамплиеров на концах их копий.

С вершины крепостных валов Тверии Раймунд III и его товарищи видели эту мрачную кавалькаду, проходящую перед ними. Раймунд был потрясен. Он сразу же согласился помириться с королем, даже отправился ему навстречу. Встреча произошла в Сен-Жобе, недалеко от Дженина. Ги де Лузиньян поднял его, поцеловал и, взяв на себя инициативу, извинился за обстоятельства внезапной коронации. Но для христианских дискуссий уже не было времени. Ги и Раймунд договорились объединить все франкские силы в точке сосредоточения Сефории, в центре Голи, на полпути между Тверией и морем. Эта незамедлительно проведенная «всеобщая мобилизация» дала около 1 500 рыцарей и 20 000 пехотинцев, вспомогательное оборудование. Прошло время. Саладин «с бесчисленной армией, подобной океану», вторгся в Галилею со стороны Тверии. Нижний город Тверия был взят за час, и графиня Эчив, жена Раймунда III, оказалась в осаде в цитадели. Раймунд был первым, кто заинтересовался спасением. Но, будучи холодным политиком, он был первым, кто захотел принести в жертву Тверию и свою семью, а не рискнуть безрассудным маршем. Франки были в меньшинстве. Июль, жаркий в этих краях, благоприятствовал легкой мусульманской кавалерии в ущерб рыцарям в броне. Необходимо было отказаться от боя, перейти в оборону, измотать противника, контингенты которого, собранные для короткой кампании, рассредоточатся. Это жалкий диалог, о котором сообщил здесь в хронике Эрнула.

«Сир, – сказал граф Триполи королю, – я бы дал вам несколько советов, но я заранее знаю, что вы меня не послушаете!» «Говори всегда». – «Хорошо! Советую вам, государь, позволить взять цитадель Тверии. Тверия моя; госпожа Тверия – моя жена; она там со своими детьми и с моим сокровищем. Поэтому я заинтересован в первую очередь, и никто не потеряет столько, сколько я, когда цитадель падет. Но я знаю, что если мусульмане возьмут его, они не смогут удержать его. Если они разрушат стены, я восстановлю их. Если они схватят мою жену и мой народ, я заплачу за них выкуп. Но я предпочитаю видеть в плену мою жену и мой город, чем видеть потерянную всю Святую Землю. Ибо вы заблудились, если пойдете через пустыню Тверии. Я знаю страну.

На всей дороге нет водоема. Ваши люди и лошади умрут от жажды еще до того, как их окружат толпы мусульманской армии!» На этот тревожный крик великий магистр Храма с ненавистью ответил, что такая речь пахнет предательством: «От него пахнет волчьей шерстью!» Презирая оскорбление, граф Триполи твердо стоял на своем. Около полуночи, когда закончился военный совет, казалось, что он победил. Но великий магистр Храма наблюдал за ним и ненавидел его. Бароны покинули королевский шатер, он вернулся туда один, и его злой гений вскоре вызвал беспокойство в душе Лузиньяна. «Сир, не слушайте графа; он предатель, чьи советы призваны опозорить вас, заставляя вас трусливо бездействовать». Ужаснув Ги де Лузиньянa этими предательскими намеками, он заставил слабого монарха отступить в течение нескольких часов и, наконец, вырвал у него приказ. Среди ночи бароны услышали призыв к оружию из лагеря.

Ошеломленные, они стали расспрашивать друг друга, чтобы узнать, откуда может исходить контрприказ, и, не найдя никого из них, кто бы не проявил такого же удивления, они бросились к королевскому шатру, спрашивая причину этого внезапного изменения. Ги де Лузиньян, особенно стеснявшийся оправдать свой поворот и потакавший жестокости слабых, отказался от любых объяснений: ему оставалось только подчиниться. Поэтому франкская армия выступила 3 июля на рассвете из Сефории в сторону Тверии. Наступил палящий день. Боевой дух армии был плохим, поскольку даже для простых рыцарей, которые не слышали заклинаний Раймунда III, абсурдность марша, наложенного на недееспособность Ги де Лузиньянa войсками тамплиеров, была очевидна.

Предсказания графа Триполи сбывались по пунктам. Они покинули воды Сефории и направились к каменистым, засушливым и голым холмам, которые вьются к югу и востоку от Джебель Туран.

Напротив, стратегия Саладина, разбивший лагерь около берега Тверии, извлекла пользу из прохлады озера. Вся его тактика заключалась в том, чтобы не дать франкам проникнуть на берег и держать их в жажде. В этих условиях судьба битвы была заранее предопределена на местах. Саладин предугадал это там, как это сделал Раймунд III.

При известии о франкском движении он не мог сдержать своего удовлетворения: «Аллах доставляет их нам!» Вечером 3 июля франки остановились, чтобы переночевать на холме Хаттин. Трагическая ночь, в течение которой людей и лошадей мучила жажда. Ни капли воды на роковом холме. Когда настал день, армия Саладина полностью окружила позицию. Воспользовавшись восточным ветром, мусульмане подожгли сухую траву. Вихри дыма, брошенные в глаза франкам, усугубили их пытки. «На этих одетых в железо людей, – говорится в арабской хронике, – волна жара распространила свое пламя. Атаки кавалерии следовали одна за другой среди пыли, дыма и вихря стрел. Эти собаки высунули высохшие языки и выли от ударов. Они надеялись добраться до воды, но