Наследие Рима. Том 2. Kрестовые походы - Олег Николаевич Слоботчиков

столь же низким по морали, поскольку он физически и совершенно неспособен, как вы могли видеть, играть какую-либо роль. В это время состояние прокаженного короля ухудшалось с каждым днем; «Он уже выглядел весь гнилой, и конечности у него, должно быть, отвалились».

На этой стадии болезни, несмотря на свою энергию, он мог заниматься делами только с перерывами. Его ближайшее окружение воспользовалось возможностью, чтобы заместить его и пожинать плоды. Его собственная мать, Агнес де Куртенэ, бывшая жена короля Амори, которая была отвергнута и «которая вряд ли была ханжеской женщиной», была известна своей жаждой власти и своей жадностью. Брат Агнес, Жослен III де Куртенэ, сенешаль Иерусалима, согласился с ней цинично использовать жалкое положение короля и королевства. Подведем итог деталям, предоставленным нам по этому поводу летописцами. Назовем его судом политического кризиса. Наследник престола, принесший наследство никчемному красавцу. Другая сестра короля накануне выходит замуж за ничтожного юного лорда. Королева-мать, нежная, жадная, вмешивается только в пользу камарильи. В конце концов король заболел проказой и, несмотря на свою высокую доблесть, чаще всего был уничтожен своей ужасной болезнью. Все элементы падения государства. Только один человек мог спасти королевство, граф Триполи Раймунд III. Но это было как раз проклятием камарильи. Когда он собирался из Триполи посетить свои земли в Галилее, королева-мать и сенешаль Жослен убедили несчастного короля, что граф собирается отнять у него его королевство, и Раймунду было запрещено въезжать в Галилею. Граф вернулся в Триполи униженный и разъяренный. Мудрейшим из баронов было очень трудно успокоить его гнев, а затем примирить его с королем.

Из-за того, что граф Триполи был отодвинут в сторону и власть была в руках таких бледных персонажей, как Жослен III и Ги де Лузиньян, новый актер собирался занять преобладающее место в делах королевства, скорее как марионетка. Принц Антиохии Рено де Шатийон, наконец, освобожден из турецких тюрем и немедленно вступил, благодаря второму браку, во владение Трансиорданией и Bади Муса. Дикой фигурой, как мы видели, является этот рыцарь-разбойник, типичный представитель грабительского и кровожадного феодализма Запада, который на Востоке стал чем-то вроде французских бедуинов и рассматривал войну только как способ обогащения. Двадцатью годами ранее, будучи князем Антиохии, он своим грабежом, зверствами даже на острове Кипр почти настроил Византийскую империю против франков. Но что, если он повторил те же самые акты бандитизма против такого противника, как Саладин? Теперь, когда Египет и Дамаск объединились под скипетром великого султана, если он придерживался какого-либо принципа, то это было прежде всего для свободного общения двух его королевств. И все же новая цитадель Рено с землями Моава (Керак) и Идумеа (Bади Муса) точно отрезана от дороги из Дамаска в Каир. По крайней мере, из своих цитаделей Керак и Чаубак (Монреаль) Рено должен был избегать любых попыток действовать против мусульманских караванов, пока действовало перемирие. Но кто мог сдержать это? Ослабление королевской власти во время кризиса прокаженного короля, отстранение графа Триполи, ничтожность других франкских сановников – все это вместе подчеркивает жестокую личность лорда по ту сторону Иордана. Внезапно оказавшись в этой беспрецедентной ситуации, позволяя свободно вовлекать всех франков своими личными инициативами, без противовеса и без всяких ограничений, старый искатель приключений поверг королевство в приключения. Летом 1181 года при полном мире, даже не имея идеи денонсировать перемирие, он вошел в Аравию в надежде оттеснить Хиджаз до Мекки. Он не смог осуществить свои планы, но застал врасплох большой караван, мирно идущий из Дамаска в Мекку, и похитил его. Известие об этой бессмысленной агрессии повергло двор Иерусалима в ужас. В частности, Балдуин IV, кажется, испытал негодование по поводу поведения своего вассала. Мир, столь необходимый для франков, был нарушен по их вине при одиозных обстоятельствах, которые сделали их в глазах всего ислама нарушителями клятвенной веры. Балдуин, который считал себя королем, энергично обвинял Рено и предлагал ему немедленно вернуть Саладину всю добычу и всех пленников. Но владыка Трансиордании Рено де Шатийон посмеялся над королевской властью. На любые призывы к чести или долгу, которые могли быть адресованы ему, он отвечал грубым отказом. Несчастный король должен был признаться Саладину в своей неспособности заставить его повиноваться. Это была всеобщая война. Заметим, что это было в то же время крушение монархической власти, то есть франкского государства. Самый могущественный из феодалов воспользовался физическим падением прокаженного короля, чтобы безоговорочно провозгласить падение королевской власти. Таким образом, произошедшее неожиданно, без какой-либо подготовки, нарушение мира немедленно имело очень болезненные последствия для франков. Саладин со всей египетской армией бросился из Каира в Трансиорданию. Рено де Шатийон, который только что бросил вызов королевской власти, умолял, чтобы сохранить свою вотчину, о помощи Балдуина IV. Молодой король, чья святость равнялась героизму, проявил великодушие, чтобы выслушать этот призыв, и, рискуя оставить Палестину беззащитной, спустился с франкской армией в сторону Моава; но Саладин, избегая столкновения, направился прямо в Дамаск, в то время как другие мусульманские войска совершили набег на Галилею и подожгли ее. Султан, затем переправившись через Иордан, в свою очередь вторгся в Галилею, где напал на место Бейсан, затем франкскую крепость Бельвуар, ныне Каукаб, которая защищала дорогу в Назарет. Франкская армия, возвращаясь из Моава, заняла позицию перед ним.

Несмотря на свое численное превосходство, франки проявили такую гордость, что Саладин, столкнувшись с их контратаками, снова пересек Иордан, потерпев поражение (июль 1182 г.). Тогда султан задумал смелый план: отрезать Иерусалимское королевство от графства Триполи, захватив Бейрут.

В августе 1182 года он на полном ходу пересек Ливан и неожиданно появился перед городом, в то время как египетская эскадра прибыла на веслах. И снова прокаженный король стал спасителем страны. Из Галилеи, где он расположился лагерем, он поспешил галопом своего рыцарства, не без того, чтобы мимоходом приказать всем христианским кораблям, стоящим на якоре на берегу, отплыть в Бейрут. Его движение было настолько быстрым, что планы Саладина были сорваны. Народ Бейрута хорошо защищался.

Когда султан узнал о приближении короля, он понял, что переворот был упущен, и вернулся в Ливан после разграбления ферм и посевов. Блестящее освобождение Бейрута доказывает, что, несмотря на опасную ситуацию, франкское государство повсюду сопротивлялось врагу. Даже представленная несчастным прокаженным, анжуйская династия неусыпно выполняла свою опекунскую роль. И что за эпический персонаж – христианская эпопея, в которой преобладают духовные ценности, – что этот молодой вождь, изгрызенный язвами и готовый умереть, которого все еще несут во главе своих войск, гальванизирует их своим присутствием мученика и, посреди своих страданий, снова гордится бегством Саладина!