Постоянство хищника - Максим Шаттам

налетел ветер – яростный порыв из ниоткуда пронесся по могиле, а затем тряхнул хрупкие ветки сакур.

Все нежные лепестки мгновенно осыпались. Большинство упало на землю под деревья, другие закружились в воздухе, гонимые ветром, и затерялись где-то вдали.

Антони Симановски и его детей, в том числе Ксавье Баэрта, будут судить. Всех. Установить меру ответственности каждого сложно, если вообще возможно, но правосудие сделает все, чтобы они получили заслуженное наказание. Некоторых, прямо скажем, осудят на минимальные сроки, но символика тоже имеет значение. Хотя бы чуть-чуть.

Антони Симановски повесился в камере на простынях в тот день, когда смог достать зеркало. Он поставил его перед собой, чтобы видеть, как умирает. Перед этим записал по памяти «Рандеву со Смертью» Алана Сигера, сложил листок и спрятал его в ботинок. Было решено, что сына он назвал в честь Сигера, а не в честь Кардека, как предполагал Гильем.

Антони Симановски молчал тогда на допросе с жандармами и после тоже ничего не рассказал. Навязчивая идея таких эгоцентриков – держать руку на пульсе до последнего, до самого ухода со сцены.

Никто из Симановски не собирался признаваться, в этом не было сомнений, порочное наследие наложило на них печать молчания. Придется довольствоваться выводами жандармов, особенно Люси и Людивины.

Робер Симановски, дед-тиран, безумец, одержимый идеей смерти, идеей снова и снова воспроизводить себя, сливаясь с жертвами через сперму и смерть, экспериментировал много десятилетий. Ему удалось развратить детей, а одного из них, Антони, сделать своим мечом. Антони, в свою очередь, взялся за Джона, который стал последним прототипом машины для убийства, сошедшей с конвейера фабрики Симановски. Причина их действий была фактически вторичной, особенно для Джонни. Значение имело то, кем они были: сломленными, больными существами, для которых единственным источником самореализации и удовольствия было уничтожение других.

У сестер Симановски и даже у двоих братьев были дети.

Всех передали под опеку, по крайней мере на время следствия.

С участием этих ангелочков было зарегистрировано несколько инцидентов. Насилие по отношению к другим детям в приемных семьях. Даже со стороны самых маленьких. Один из них, мальчик по имени Данте – шестилетний! – пытался задушить девочку на год старше. Он с трудом объяснил, что же случилось. Оказалось, что она не сняла пижаму, когда он ее попросил.

Приемная семья отказалась от него, и мальчика передали службе социальной помощи.

Позже психиатрическая экспертиза показала, что у ребенка все очень плохо, и его родителей лишили родительских прав. Даже выйдя из тюрьмы, они не смогли его вернуть, и Данте оказался под опекой государства.

Одна благополучная семья вызвалась усыновить мальчика, и он поселился у них.

Вскоре родители заметили, что в этом ребенке совсем мало любви. Его растили в ненависти, жестокости и пороке.

Поэтому приемная семья старалась исполнять миссию опекунов как можно лучше. Они отдавали ему всю нежность, на какую были способны, и молились, чтобы этого оказалось достаточно.

Делали что могли.

66

Люси Торранс взяла дочь Ану и уехала на несколько дней в свой дом в Нормандии. Ее не волновало, что девочка пропустит школу. Там Люси научила ее лепить горшки и готовить пиццу в камине. Простые земные занятия, ради удовольствия. Жюльен с ними не поехал.

Об этой стороне своей жизни Торранс рассказала Людивине не все. Странно, что можно поделиться с почти незнакомой женщиной глубокими драматичными переживаниями и трудно признаться в обыденных вещах. У них с Жюльеном давно возникли проблемы. Работа часто разлучала их, налаживать отношения становилось все труднее, и между ними образовалась пропасть, которая с каждым разом увеличивалась.

На этот раз он едва поцеловал ее и ушел спать в гостиную. На следующее утро Люси улетела в Нормандию.

Она не знала, сможет ли спасти свой брак, но нуждалась в общении с дочерью, чтобы почувствовать себя живой после водоворота насилия. Она знала, что это неправильно и рано или поздно придется разбираться с трудностями, но сейчас ей нужен был только гончарный круг, прикосновение к влажной глине и аромат теста для пиццы. И Ана, чтобы разделить с ней радость.

За две с половиной недели в полевых условиях Сеньон похудел на три килограмма, что, впрочем, при его могучем телосложении было незаметно. Он открыл дверь квартиры, близнецы повисли у него на шее и убежали играть как ни в чем не бывало. Летиция терпеливо ждала своей очереди в коридоре.

– Ты похудел, – сказала она, прижимаясь к мужу, тело которого знала наизусть. – Если когда-нибудь бросишь меня, умрешь с голоду.

Сеньон рассмеялся.

– Я смотрела новости, – сообщила Летиция. – Это ужасно. Хочешь рассказать?

– Нет, не хочу.

Ее устроил этот ответ. Иногда совсем не хотелось знать подробности работы мужа. Она предпочитала не связывать жуткие вещи с ним самим, чтобы в душе жил романтичный образ спутника жизни.

Об этом деле они больше не заговаривали.

Гильем вернулся к своей молодой жене Мод. Они собирались отпраздновать годовщину свадьбы, но все пошло наперекосяк. Было несколько ссор и много упреков. Мод начала осознавать, с чем связана работа мужа, и не очень хорошо с этим справлялась. Гильем старался понять ее, позаботиться о ней, изо всех сил пытался заслужить прощение, но через пять дней понял, что, вообще-то, должно быть наоборот. Как минимум взаимно. Расследование измотало его, он вернулся эмоционально опустошенным и нуждался в поддержке, а не в скандалах. На следующий день он купил пачку настоящих сигарет и снова начал курить.

Магали бросила капитана Ферицци в день отъезда из Восточной Франции. Их связь закончилась одновременно с командировкой. Она слишком любила свободу, чтобы ввязываться в роман с коллегой, живущим на другом конце страны.

Франк проводил ее домой, и она поведала, что рассталась со своим капитаном. К себе он возвращался с улыбкой. Он еще не был готов признаться, но радовался, что место свободно. Выбор иногда важнее определенности – так он рассуждал.

Приближалось лето, на деревьях набухли почки, дни стали длиннее, и людей охватывала какая-то легкость.

Скоро в новостях перестали говорить об «адской семье», место в прайм-тайме занял Каннский кинофестиваль.

Марк не сдержал обещания.

Он не увез ее в горы, как только она вернулась домой. Он увез ее в хижину на берегу озера в Солони, через месяц, как только она физически окрепла.

Хижину он снял на четыре дня, привез с собой паштеты, риеты, кучу овощей, рыболовные снасти, чтобы жарить рыбу на гриле, и ящик вина.

– Надеешься напоить меня, чтобы язык развязался? – спросила она.

– Нет, надеюсь, ты все расскажешь и