Последняя битва #1 - Данияр Саматович Сугралинов

class="p1">— Н’зар-рах! На следующем этаже поменяемся! — хохотнул третий. — Им и так повезло с тем сундуком на шестьсот шестьдесят пятом. Небось уже все ша’кты сточили о новые доспехи!

Демониаки говорили на демоническом, я их понимал, но слова звучали иначе, словно язык был для них неродным. В их речи проскальзывали незнакомые выражения и неправильные интонации. Демониаки явно заучили наш язык, но не впитали его с кровью Преисподней. Что такое «нар’кват» или «зак’хары», я не знал, но общий смысл разговора был ясен: они разделились и поочередно зачищали этажи, набирая уровни.

Я прижался к стене, лихорадочно соображая. Их слишком много. Всего на Игры прибыло больше тысячи демониаков, и, чтобы они не мешали друг другу, лидер, по всей вероятности, разбил их на группы.

В открытом бою у меня нет шансов, даже будь у меня все мои способности. Но…

Возможно, не такая уж «Мимикрия» и бесполезная.

По одному. Я буду убивать их по одному. И молиться Хаосу, чтобы хоть кто-то оставил после себя зерно памяти. Без боевых навыков будет тяжело, но выбора нет.

В узком проходе послышались шаги. Я активировал Мимикрию, превращаясь в обломок базальта у стены. Сознание начало мутнеть, растворяясь в новой форме. Кто я? Камень. Древний, холодный, неподвижный. Я часть этой пещеры, я существую здесь вечность…

Шаги ближе. Звон металла. Факел. Что-то живое приближается. Оно шумное, горячее, такое… неправильное. Не должно быть здесь. Нарушает покой…

Я разорвал Мимикрию, одновременно бросаясь вперед. На мгновение, пока сознание возвращалось в тело демона, мир поплыл. Демониак успел развернуться — проклятье, какой же он быстрый!

Его клинок вспорол мне бок, но я уже вцепился ему в горло. Демониак захрипел, но не растерялся — с невероятной силой впечатал меня в стену. Воздух вышибло из легких. Второй удар его кованого наплечника едва не сломал мне ребра.

— Демо… — начал кричать он, но я воткнул руку ему в пасть, пробороздив когтями горло изнутри.

Он стиснул клыки, пытаясь откусить мне руку. Его клинок вспарывал мой живот снова и снова, но я уже нащупал и вырвал его язык вместе с выломанными зубами.

Враг пошатнулся, захлебываясь кровью. Наконец-то в его глазах я увидел ужас!

Довершая начатое, я впился в его глотку, чувствуя, как клыки рвут плоть. Он взревел, вонзая клинок мне в спину, перебивая позвоночник. Боль затопила сознание огненной волной. Тело онемело, ноги подогнулись.

Я зарычал, теряя остатки разума, и начал рвать его когтями, зубами, как бешеный инрауг. Черная кровь брызнула в лицо, заливая глаза.

Его крик оборвался булькающим хрипом.

Вспыхнули и исчезли руны, говорящие, что я получил какие-то очки опыта.

Вдалеке послышался топот множества ног. Проклятье!

Я отшвырнул обмякающее тело и активировал Мимикрию, превращаясь в массивный валун. Тело демониака со всем его снаряжением осталось лежать в луже крови — общей, моей и его.

Сознание поплыло. Я камень. Древний. Неподвижный. Вечный…

— Здесь! — раздался голос совсем близко. — Я слышал крик!

— Кх’арр! Кровь на стенах! — второй голос. — Это Н’зар-рах! Его убили!

— Ищите! Здесь кто-то есть!

— Кто? Вроде всех гершонов прикончили, дов’наш’шах! Вер’Шалох дал сигнал отступать!

Факелы заметались по проходу. Свет упал на меня — огромный валун, которого здесь раньше не было. Жизнь утекала с каждой секундой. Тридцать пять процентов… Тридцать четыре…

— Этот камень какой-то… — Демониак в тяжелых доспехах шагнул ближе. — Странный.

Тридцать три… Тридцать два… Тридцать один… До моей окончательной смерти тридцать секунд. Мимикрия вернет мне облик при пяти процентах жизни, но мне все равно не выжить: демониаков слишком много. Да даже одного хватит, чтобы добить…

— Да брось! — отмахнулся другой. — Просто булыжник. Пошли, проверим дальше.

— Погоди… — Первый демониак протянул руку и дотронулся до меня.

Пожав плечами, он ткнул в меня кинжалом, выбив искры.

Восемнадцать… пятнадцать… двенадцать…

Демониак никак не успокаивался: пытался сдвинуть, заглянуть под меня. Второй обыскивал пещеру, рассчитывая обнаружить недобитого гершона.

Некстати материализовались руны повышения навыка:

Улучшен навык мимикрии: +1. Текущий уровень: 5.

Вам доступна новая форма мимикрии: «Хищный сундук».

В форме хищного сундука вам доступна способность проглотить того, кто полезет в ваше нутро. Если уровень поглощаемого объекта выше вашего, с высокой вероятностью попытка не увенчается успехом.

— Вер’Зерат отзывает ваш отряд! — донеслось из глубины прохода. — Уровень зачищен! Бросайте все, наша очередь на следующий уровень!

Демониак отдернул руку, развернулся и побежал прочь. Постепенно звук его шагов затих вдали.

Я рухнул на пол, отключая Мимикрию. В глазах темнело, жизни оставалось всего шесть процентов. Нужно немедленно подняться на этаж выше, пока не появилась следующая группа зачистки, но…

Из темноты донесся торопливый топот множества ног. Кто-то бежал прямо ко мне.

Интерлюдия 3

Нур-Шаррур

Нур-Шаррур родился две тысячи шестьсот лет назад в Вавилоне, во времена правления Навуходоносора II. Его имя означало «Свет царей», но свет в нем давно погас, оставив лишь тени и жажду власти.

Он был жрецом Сжигателя — Нергала Истребляющего, бога подземного царства и чумы. Не благочестие привело его в храм, а жажда власти. В должности младшего жреца он получил доступ к сокровищнице и право вершить суд над простыми горожанами.

День за днем Нур-Шаррур превращал храм в рассадник порока. Брал взятки за «искупление» грехов, торговал рабами, проводил тайные оргии под видом священных ритуалов. Человеческие жертвоприношения, совершенные им во славу Сжигателя, исчислялись тысячами, но, даже если бы бог не требовал этого, Нур-Шаррур все равно бы их проводил. Ему нравилось истязать и убивать, постоянно терзало желание заглянуть в затухающий взор умирающего, выпить его ускользающую в подземное царство душу.

В подземельях храма он создал тайный культ для развращенных аристократов. Там под покровом ночи совершались такие ритуалы, что даже самые закоренелые грешники бледнели от ужаса. Крики жертв сливались с ритмом барабанов, а дым благовоний пропитывался медным запахом крови.

Главным наслаждением для Нур-Шаррура были не сами убийства, а момент, когда очередной «благородный» участник культа понимал: обратного пути нет. Когда в их глазах гасла последняя искра человечности, он чувствовал себя творцом нового порядка.

Благодаря покровителям, его злодеяния оставались безнаказанными двадцать четыре года, но все оборвалось в ночь летнего солнцестояния. Стража ворвалась в храм прямо во время жертвоприношения. Нур-Шаррура окружили копья, а в глазах верховного жреца читался смертный приговор.

Казнь была медленной. Три дня он висел на столбе посреди площади, пока палачи сдирали с него