Польша в ХХ веке. Очерки политической истории - Коллектив авторов

Прибывший в Варшаву советский посол Н. И. Шаронов во время первого же визита к Беку 25 мая 1939 г. заявил о готовности СССР помочь Польше, «но чтобы помочь завтра, надо быть готовым сегодня, то есть заранее знать о необходимости помогать», иначе Польшу может постичь судьба Австрии. Бек ответил, что его задача – обеспечить Польше мир, он готов на уступки, «не угрожающие ее независимости, сможет принять только почетные предложения со стороны Германии», и судьбы Австрии для своей страны не допустит. 9 июня 1939 г., реагируя на проект англо-франко-советского военного соглашения, Бек подтвердил неизменность польской позиции: «Мы не можем согласиться на упоминание Польши в договоре, заключенном между западными державами и СССР». Он отвергал любую дискуссию по вопросам, которые касались Польши, кроме двусторонних переговоров «между государством, подвергшимся нападению, и СССР». Свою окончательную позицию Польша ставила в зависимость от результатов англо-франко-советских переговоров. Молотов в связи с этим заметил: решение может последовать, «когда уже будет слишком поздно»[437].

Тем временем давление Германии на Польшу непрерывно нарастало. 23 мая 1939 г. Гитлер приоткрыл свою стратегию узкому кругу высших чинов рейха: «Дело не в Данциге. Для нас речь идет о расширении жизненного пространства и обеспечении снабжения. Польский вопрос обойти невозможно. Остается одно решение – при первой возможности напасть на Польшу. Задача в том, чтобы изолировать Польшу. Ее изоляция имеет решающее значение»[438].

Советские дипломаты еще в начале 1939 г. были убеждены, что нападения Германии на Польшу предотвратить нельзя, так как «ни один из спорных вопросов между Польшей и Германией не может быть разрешен мирным путем и… столкновение Польши и Германии неизбежно». С переходом Германии к прямым актам агрессии Москва пересмотрела территориальные вопросы в отношениях с Польшей. Польша также умерила аппетиты на украинские земли. В результате в июне 1939 г. обе страны констатировали отсутствие взаимных территориальных претензий, продолжали поиски путей урегулирования отношений[439].

Но основные надежды Польша связывала с Францией, сторонником ориентации на которую был маршал Э. Рыдз-Смиглы. Париж обещал помощь сухопутными войсками, но только через две недели после начала войны и в зависимости от политического соглашения, которое заключать не спешил. Польский же Генеральный штаб рассчитывал именно на безотлагательную помощь. Англия соглашалась помочь действиями авиации, но с одобрения Франции и также не сразу.

Предоставив гарантии Польше и Румынии, Лондон занялся укреплением собственной обороны. Великобритания и Франция, согласившись на переговоры с советским правительством, ориентировались на максимальное их затягивание с тем чтобы не допустить вероятного сближения СССР и Германии. Они не торопились направлять свои военные делегации в Москву. Делегации были составлены из второстепенных лиц, добирались они долго и, как выяснилось в Москве, не обладали мандатами на подписание документов.

Советская сторона не строила больших планов в отношении этих переговоров{81}. Глава делегации К. Е. Ворошилов 7 августа получил директивы руководства: выяснить полномочия партнеров на подписание военного соглашения, предлагать его варианты, переговоры «свести к дискуссии… главным образом о пропуске наших войск через Виленский коридор и Галицию, а также через Румынию» как обязательном условии заключения трехстороннего военного соглашения. Выполнение этого условия было невозможным для западных партнеров, осведомленных о сугубо отрицательной позиции Польши. Это и подтвердилось в ходе переговоров, которые начались 12 августа. В течение 10 дней обсуждался вопрос о возможности прямой помощи Польше со стороны СССР. Уже 14 августа 1939 г. советское правительство заявило о готовности выставить на защиту Польши силы, превышавшие германские, стоявшие под ружьем на ее границах. Но СССР твердо настаивал на проходе своих войск через Виленский и Галицийский «коридоры» для соприкосновения с германскими войсками. Такая операция для защиты от агрессора предусматривалась Статутом Лиги наций. Польша не давала на нее своего разрешения. Понятно, что «военные переговоры были обречены на провал и использовались сторонами для давления на Германию»[440].

Западные делегации тянули время: осенью, в распутицу, вермахт-де войну не начнет, хотя знали о намеченной Гитлером дате начала военных действий – 26 августа. Французское правительство прилагало немалые усилия, чтобы убедить Варшаву «принять русскую помощь» во имя «эффективности нашего общего сопротивления агрессивным планам держав оси». Польша ответила 19 августа категорическим отказом, мотивируя его тем, что «завещанная Пилсудским догма, основанная на соображениях исторического и географического порядка, запрещает даже рассматривать вопрос о вступлении иностранных войск на польскую территорию. Только во время военных действий это правило может быть смягчено». 20 августа Бек сообщил в Париж о недопустимости обсуждать вопрос военного использования Советским Союзом территории Польши: «Польшу с СССР не связывают никакие военные договоры, и польское правительство такие договоры заключать не намерено». В тот же день посол Великобритании в Польше Г. Кеннард передал в Лондон отрицательный ответ Бека: «Принцип польской политики всегда заключался в том, чтобы не допускать присутствия иностранных войск на польской территории, и польское правительство возражает против прохода русских войск через польскую территорию так же, как и германских. Он считает, что маршал Ворошилов пытается сейчас добиться мирным путем того, чего он хотел добиться силой оружия в 1920 г.»[441] Переговоры зашли в тупик.

Советские протоколы заседаний военных миссий СССР, Великобритании, Франции в Москве и интенсивная информационная переписка членов западных делегаций с Лондоном, Парижем и Варшавой о ходе заседаний свидетельствуют, что принятие решения о советской помощи в случае нападения Германии на Польшу каждый раз блокировалось польской стороной. Французские участники переговоров признавали, что советские представители «проявляют решимость не оставаться в стороне, а, наоборот, принять на себя всю полноту обязательств», они «очень жестко ограничивают зоны вступления [советских войск] и определяют их, исходя из соображений исключительно стратегического характера». 20 августа Москва распространила заявление ТАСС, где предала гласности факт разногласий на трехсторонних переговорах, отметив взаимное недоверие между Великобританией и СССР[442].

21 августа глава советской делегации Ворошилов в который раз подтвердил готовность СССР оказать помощь Польше и Западу. Польское руководство выдерживало французский нажим и упорно уклонялось от ясного ответа о возможности сотрудничества с СССР{82}. По мнению военного министерства Франции, поляки «проявили в этом отношении непримиримую враждебность, соглашаясь только на то, чтобы с целью не доводить дело до разрыва московских переговоров наша военная миссия могла маневрировать так, как если бы ни одного вопроса не было поставлено перед поляками». 22 августа глава французской миссии генерал Ж. Думенк, зная, что в Москву «кто-то (Риббентроп. – В. П.) должен приехать», сообщил Ворошилову, что получил полномочия подписать военную конвенцию фактически без согласия поляков. Отсутствовало согласие на это и английской стороны. Но такой вариант подписания конвенции не устраивал Москву. Советская делегация прервала переговоры[443]. В эти дни Сталин и Молотов уже завершали выбор в пользу сотрудничества с Германией.

В самый последний момент, 23 августа, Франция предприняла еще одну попытку убедить Польшу «дать хотя бы молчаливое обещание впустить русские войска в случае, если Россия поддержит Польшу против гитлеровской агрессии», и снять свои возражения против «пакта трех». Бек решился пойти только на то, чтобы Англия и Франция заключили «тихое соглашение» с СССР с такой формулировкой: «Французский и английский штабы уверены, что, в случае общей акции против агрессоров, сотрудничество между СССР и Польшей не исключено на условиях, которые надлежит установить. Вследствие этого штабы считают необходимым проведение обсуждения с советским штабом всех возможностей»[444]. Расплывчатый и неопределенный ответ Бека был послан в Париж, оттуда в Лондон, где его и задержали. В Москву он дошел, когда уже высохли чернила подписей под советско-германским пактом. Согласия польского (румынского) правительств на проход советских войск не последовало.

Конец ознакомительного фрагмента.