От сессии до сессии - Николай Иванович Хрипков

в темноте двигались, вытянув руки. В столовой обеденные очереди стали еще длиннее, хотя работали две раздачи. На ужин ходили уже не все, запасаясь продуктами в магазине. Так обходилось дешевле.

Саша, как только появился в четыреста десятой, каждому пожал руку и представился, кто он такой и откуда. Причем улыбался так, как будто увиделся со старыми друзьями.

Из темного портфеля он достал коричневую пузатую бутылку емкостью никак не меньше литра.

— Кубанское! — отрекомендовал он. — Стаканчики не найдутся, чтобы закрепить знакомство? Через полстраны провез. Вот такая бутылка-путешественница. из солнечного юга в Сибирь.

Тут же нашлись стаканчики. Бутылку в мгновение ока опорожнили, попутно нахваливая аромат кубанских вин. Конечно, портвейну далеко до них, хотя бьет по мозгам сильнее.

— Бабушка у меня живет в совхозе пригородном. Там после уборки винограда разрешают собирать то, что осталось, — рассказывал Саша, расположившись на раскладушке. — Немало остается. что-то пропустили, что-то показалось некондиционным. перезревшим или наоборот недозревшим. Или какие-нибудь оспинки на виноградинах. Сын бабушкин Витя, ну, то есть мой дядя, таскает виноград мешками. Несколько дней, с утра до вечера. И вываливает в погреб. Он у них в сарайке. Такая глубокая забетонированная яма. Потом дядя Витя спускается в болотных сапогах, и ногами мнет виноград. Непременно это надо делать ногами. Если на механическом прессе, то раздавятся косточки и вино будет горчить. И всё! Закрывает яму. Вино бродит. Когда наберет градус, дядька берет ковшик на длинной ручке и зачерпывает в банку.

— Хорошо там у вас! — позавидовали хозяева. — А мы вот тут давимся портвейном. И то от стипендии до стипендии.

Вскоре появился второй новосел, тот самый Костя из Воронежа. Он буркнул что-то вроде «здрасть», разулся, снял плащ, осмотрелся, куда бы его приютить. Но не найдя ничего нужного, сложил его и опустил на раскладушку, которая, как он посчитал, будет его. Все в полной тишине наблюдали за его действиями, ожидая, очевидно, каких-то комментариев или наводящих вопросов. Ни того, ни другого они не дождались. Костя сел на раскладушку, достал из портфеля домашние тапочки.

Первым, само собой, не выдержал Саша из Краснодара.

— Кто будешь таков, мил человек? — спросил Саша.

— Костя. Константин Карнаутов, — ответил паренек, уже переобувшись в домашние тапочки. — Из Воронежского педа. Филолог. Ну, то есть русский язык и литература.

— Это понятно. И чем ты собираешься поразить ученую аудиторию? Междометиями или виршами?

— Моя работа называется «Метафизика русской сказки».

Все приподнялись. С удивлением посмотрели на Костю, который оставался совершенно спокойным.

— Как? Это что?

— Ну, каково обывательское представление о сказке, которое — увы! — разделяет подавляющее большинство?

— И каково же?

— Это забавная байка с чудесами и разным волшебством, предназначенная для наивных детишек. Выражение есть такое: «Что ты мне сказки рассказываешь?» То есть врешь напропалую. Или «Сказка — ложь». Хотя во второй части идет реабилитация сказки. Это не так. Сказки — это осколки мифологического восприятия наших далеких предков. Мифология — это первая ступенька осознания мира, через которую прошли все народы. Мифологическая картина мира характерна для всех древних народов. У каждого народа она, конечно, разная. Но основа ее — объяснение всего происходящего вмешательством высших сил. Нам хорошо известны мифы древних греков. Но у них рано появилась письменность, и они записали свои мифы, пересказывали их в разных литературных трудах. К сожалению, у славян письменность появилась довольно поздно. Это было время, когда мифология уже теряла актуальность. Христианская церковь жестко боролась с любыми проявлениями мифологического сознания, преследовала ее носителей — волхвов, уничтожала памятники мифологического творчества.

— То есть ты занимаешься реконструкцией мифологии древних славян на основе сказок? — спросил Саша. — Великая цель, но трудно достижимая. И что-нибудь получилось?

— Получилось. Вот, например, вы знаете, что об отчуждении задолго до Маркса знали уже наши предки. Есть такая простенькая, всем хорошо знакомая сказочка «Курочка Ряба». Помните? Жили-были дед да баба. Была у них курочка Ряба. Снесла она им яичко. И не простое, а золотое. Дед бил-бил — не разбил. Баба била-била — не разбила. Мышка-норушка бежала, задела яйцо хвостиком. Оно упало и разбилось. Дед плачет, баба плачет. А курочка Ряба им говорит: «Не плачь, дед! Не плачь, баба! Снесу я вам яичко. И не золотое, а простое».

— И чего теперь?

— А вас ничего не удивляет в этой сказочке? Представьте себе, как дед пытался разбить яйцо! И бил по нему кулаком и бросал его на пол, и топтал его ногами. Когда он утомился, на смену ему пришла бабка. Но и у нее ничего не получилось. И вот бежит мышка, задела хвостиком яйцо, оно упало и разбилось. И что же дед и баба? Они плачут навзрыд. Но почему? Ведь они должны были бы радоваться. То, что они не смогли сделать, сделала за них маленькая серая мышка. Достоевщина какая-то. Само собой, напрашивается ответ: рыдают они не потому, что яйцо разбилось, поскольку сами хотели этого, но от того, что они увидели. А что они увидели? А ничего. Вот это и вызвало их горе, трагедию. А все потому, что яйцо не простое, а золотое.

— Ничего не понял, — пробурчал один из второкурсников.

— Да что же непонятного? Золото всегда ассоциировалось у людей с богатством, властью, могуществом. Оно в глазах людей всегда имело почти мистическое значение. Конечно, ни дед, ни бабка в жизни не видели золото. И вот оно перед ними — золотое яйцо. Им не терпится узнать, что же это такое, в чем его необычная сила и власть. Так сказать, хотят узнать его устройство, постигнуть суть. Поэтому они и бьют его. И вот яйцо разбито. И что же они видят? А НИЧЕГО! Лишь скорлупу, мишуру. Для них это крах всех представлений о мироустройстве. То, в чем они видели сверхчеловеческую силу, оказывается обычной пустышкой. Тут еще не только заплачешь. А курочка Ряба их утешает: «Снесу я вам яичко, да не золотое, а простое».

— Что и требовалось доказать, — хохотнули.

— Яйцо в славянской мифологии всегда символизировало мироустройство, саму жизнь. Из яйца появляется живое существо. В центре мироздания солнце — желток или земля, которую облекает водная поверхность и твердь. Но интересна, конечно, идея отчуждения, хотя, разумеется, самого понятия не существовало в помине. А понимание было. Карл Маркс много веков спустя оформит это в виде научной идеи. В сказочке золото выступает как отчуждение, ему приписывают сверхъественные качества, которыми, конечно, оно само по себе не обладает. Это человеческое сознание наделяет его такими качествами.

— Вон оно как! — удивились ребята. — Оказывается, что уже в наших сказках изложено единственно верное