От сессии до сессии - Николай Иванович Хрипков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут поднялся Валера.
— Иван Афанасьевич! У нас в стране демократия. А демократия предполагает гражданскую активность. Почему же граждане не могут объединяться, создавать какую-то политическую партию, общественную организация? Да хотя бы клубы по интересам? Если бы у тех же ребят из «Союза борьбы» была такая возможность, они бы не создавали подпольную организацию, не действовали бы тайно, а открыто пропагандировали свои взгляды. Обратились бы с заявлением, представили бы документы и действовали вполне открыто. Значит, они не верили, что их могут зарегистрировать. В РСДРП с самого момента создания шла открытая борьба мнений, высказывались различные взгляды, велась полемика. И порой очень острая, что и привело к расколу партии. На втором съезде партии, организационном, фактически образовалось две партии: большевиков и меньшевиков. Да и среди большевиков не было единства.
Иван Афанасьевич кинул. Но перебивать не стал.
— И по каждому вопросу шли споры, не была единства. Такие кипели бури и страсти! Сейчас тишь и гладь и Божья благодать! Прошел съезд или пленум. И все голосуют единогласно. Неужели не о чем спорить? Или споры в партии запрещены? Есть единственная линия и другой не может быть?
Ничто не могло вывести Ивана Афанасьевича из себя. Он слушал спокойно и улыбался. Как будто перед ним был несмышлёный малыш. Когда Валера замолчал, он спросил:
— Молодой человек! Я думаю вам известно имя Екатерины Второй, императрицы российской?
Валера пожал плечами, не понимая, к чему он клонит.
— В российской истории лишь два правителя получили прозвище Великих за те дела, которые они сделали для России. Это Петр Первый и Екатерина Вторая. Я думаю, что при всей противоречивости этой фигуры и ее политики, она вполне заслужила такой титул. И во внешней и во внутренней политики у нее были такие достижения! Известно, что Екатерина была сторонницей просвещенного абсолютизма. Читала труды просветителей. С некоторыми французскими философами состояла в переписке. Хотела даже даровать России нечто вроде конституции и отменить крепостное право. Но посчитала это преждевременным. Страна еще не была готова к этому. При дворе у нее долго гостили европейцы-республиканцы, с которыми она подолгу беседовала, с чем-то соглашалась, что-то оспаривала. И на вопрос одного из просветителей, почему она не введет в России республиканский строй, она ответила, что, конечно же, республика более отвечает идеалам просвещенного века, поскольку все граждане равны и по мере возможностей участвуют в управлении государством. Но в России в силу огромности ее масштабов лишь сильная монаршая власть является скрепой, которая позволяет сохранить ее единство. Как только в России ослабевала центральная власть, так сразу начиналась смута, которая ставила страну на грань гибели. Не буду проводить параллели между самодержавием и Советским Союзом. Да и дело это неблагодарное. Партия и есть та скрепа, которая позволяет развиваться нашей стране. Уберите эту скрепу, и держава рассыплется, как карточный домик. Поэтому лишь непонимающие люди смеются над лозунгом «Партия — наш рулевой». Нападки наших врагов прежде всего направлены на монополию КПСС. Если разрушить фундамент, то рухнет и все здание.
Валера кивнул.
— Знаете, Иван Афанасьевич, я как-то не думал об этом. Вы высказали мысль, которую нужно обдумать.
— Вы подумайте! Думать никогда не вредно! — напутствовал его Иван Афанасьевич и вышел из аудитории.
Однокурсники переглядывались. Ну, Валера! Уж он точно не даст скучать никому.
Валера
при его критицизме должен был пополнить ряды инакомыслящих. Так многие считали.
К диссидентам Валера относился не то, чтобы с подозрением, но с какой-то брезгливостью, как к нечистоплотным типам, которые пусть и не украдут, но в спину плюнут с удовольствием. Валера говорил про них:
— Они, как невесты на выданье. Хотят привлечь внимание богатого знатного жениха. А здесь все средства хороши. И нельзя ничем брезговать, иначе останешься в старых девах. Для них этот жених — Запад. Чтобы их там заметили, говорили о них в «голосах», писали в западных газетах, брали у них интервью на подпольных квартирах. Меня, что поразило? Хотя «поразило», неправильно сказано. Чего-то такого я ожидал от них.
— Чего же?
— Вы знаете, какие книги читают наши борцы за права человека, оказавшись в заточении? Само собой, уголовный кодекс. Читали бы подпольную литературу, да кто им даст ее. Но обязательно требуют самоучители английского языка. Вот вам и ответ на вопрос, кто они такие и чего они хотят. Надо знать язык господ, чтобы понимать команды.
— Всё-таки им не откажешь в личном мужестве.
— Не откажешь! Объявляют голодовки, требуют адвоката, без которого отказываются отвечать на вопросы. Но они знают, что это будет щедро проплачено, если не деньгами, то вниманием на «голосах», в западной прессе. Самое страшное для них, если о них позабудут.
Последняя апрельская суббота выдалась по-летнему теплой. Солнце ослепляло с раннего утра. Накануне объявили, что занятий не будет, прийти утром к главному корпусу в рабочей одежде. Будет субботник. Студенты радовались. Чем париться в душных аудиториях, лучше уж поработать на свежем воздухе. К тому же смена деятельности — лучший отдых. Каждый коммунистический субботник кому-то или чему-то посвящался. И деньги, заработанные на субботнике, перечислялись в какой-нибудь фонд.
Деньги, заработанные на этом субботнике, должны были пойти в помощь комсомолу Португалии. Для многих стало открытие, что комсомол есть даже в неведомой Португалии. Немало было таких, которые знали о Португалии не больше, чем о какой-нибудь Альта-Центавре. Что это что-то далекое, маленькое и очень непохожее на Россию. Поэтому не имели никакого понятия о том, почему нужно помогать именно комсомолу Португалии, а не шахтерам Англии или грузчикам Германии. Утром перед главным корпусом был небольшой митинг. Рядом с флагом Советского Союза поставили экзотический флаг Португалии. Оказалось, что в Португалии фашистская диктатура, оставшаяся чуть ли не со времен Второй мировой войны.
Пожизненный президент Салазар — это маленький пиренейский Гитлер, который загнал коммунистов и комсомольцев в подполье и по-прежнему гнобит свободолюбивые народы Африки, чтобы сохранить колониальную империю. Кстати, последнюю в мире после того, как рухнули британская и французская империи.
Теперь всё было ясно. Но когда сели в автобусы, которые должны были доставить их на разъезд Иня, оказалось, что не всем всё ясно. Хотя так всегда бывает. Непонятливым оказался Валера. В автобусе раздался его громкий голос. Все замолчали.
— А как же мы им
