Игрушки дома Баллантайн - Анна Семироль

Алан делает вид, что подавился, машет руками.

— Фланнаган! — кричат ему из ангара. — Какого ты тут болтаешься, у тебя увольнение до утра!

— Живу я здесь! — орет Алан в ответ. Подмигивает близнецам и Эвелин: — Ну, пошли. Полетаем над городом.

Вчетвером они поднимаются на механическом лифте к платформе, соединенной деревянным мостком с гондолой «Мнемозины». Близнецы восторженно перешептываются, вертят головами, рассматривая зеркальное брюхо дирижабля, цепи, удерживающие «Мнемозину» в ангаре. Алан загоняет младших на борт, просит следовать за ним и ничего не трогать. Сибил и Уильям осторожно проходят за братом. Маленькие руки аккуратно поглаживают снасти, деревянные лакированные перила.

— Алан, а сколько тут ярусов? А сколько человек в команде? А это палубой называется, как на корабле, да? А машинное отделение почему на самом верху? — пристают с вопросами близнецы, и Алан терпеливо отвечает, разъясняет.

— Фланнаган, прохиндей! — перед ними возникает мощная фигура, густо заросшая волосами и увенчанная мятой фуражкой. — Что за посторонние на имперском флагмане?

— Это высокие гости, ради которых у нас сегодня внеплановый вылет, — важно отвечает Алан, ловко огибая атлета.

Сибил и Уильям смотрят на летчика, пятятся.

«Это от тех слов, наверное», — говорит девочка брату на амслене.

«Или он оборотень», — бледнея, кивает Уильям.

— Доброго дня, — холодно бросает Ева, проходя мимо.

Верзила скребет пятерней черную бороду, провожает Эвелин удивленным взглядом. Фланнаганы идут в капитанскую рубку, минуя череду кают экипажа.

— Эй, Алан! Это твоя невеста? А детки чьи? — довольно гогочет троица, одетая в перепачканные углем комбинезоны.

— Это старшая сестра, кретины. И младшие — брат с сестрой, — фыркает Алан.

— А по заднице сестричку хлопнуть можно?

Эвелин меняется в лице, подходит к троице. Выдергивает у одного из парней сигарету из-за уха, у второго прикуривает, затягивается и выдыхает в лицо вместе с клубом вонючего дыма:

— Ну, попробуй.

На дружный хохот из рубки выходит Коппер. Видит Еву и близнецов, хмурится.

«Так, курение на борту!» — грозно жестикулирует он.

— Да, сэр! Простите, сэр!

«Три месяца без увольнения. Всем троим».

Он поворачивается к притихшим близнецам и Эвелин, подмигивает:

«Привет, крестнички. Ну, с днем рождения, бесенята!»

— Дядька Ко-о-оппер! — оттаивают Сибил и Уильям. — А порулить «Мнемозиной» можно будет?

«В моем присутствии можно все. Готовы к вылету?»

— Готовы, — отвечает за всех Алан.

— Ал, я могу тебя попросить? — спрашивает Ева, отвернувшись от Коппера.

— Конечно.

— Присмотришь за мелкашками? Мне бы часок полежать у тебя в каюте. Что-то немного нездоровится, прости.

Но прежде чем Алан успевает что-либо сказать, отвечает Коппер:

«Я провожу. На правах капитана».

Он галантно берет Эвелин под локоток и уводит. Девушка идет с ним, равнодушно глядя перед собой. Встречные косятся на нее с интересом, расступаются. Ева чувствует, что раздражение, владевшее ею в машине, снова начинает подниматься в ней.

— Сэр Роберт, а чем так удивлена ваша команда? — спрашивает она.

«Тебя увидели, только и всего. Я не вожу женщин на борт. Принципиально».

— Что — только мужчин? — нарочно громко смеется Эвелин.

Коппер бросает на нее красноречивый взгляд, чуть сильнее стискивает ее локоть, ускоряет шаг. Поворот, несколько ступенек вниз, ковровая дорожка под ногами, ладонь скользит по перилам из красного дерева. Стальные пальцы ослабляют хватку, теперь Коппер не тащит ее за собой, а поддерживает под руку.

«Стой, пришли».

Майор толкает дверь одной из кают, делает приглашающий жест. Ева проходит, оглядывается по сторонам. Койка в углу, откидной стол у стены и сундук, исполняющий роль стула, — вот и все убранство. Стены голые, лишь у двери вбит гвоздь — импровизированная вешалка.

— Это твой дом, Роберт?

Он кивает.

— Аскетично, — подводит итог Эвелин.

«Ложись и отдыхай. Если боишься упасть на пол при взлете, можешь приподнять край койки, там подпорка есть».

— Как ты так живешь? В каюте нет даже запаха…

«Я тебя сюда привел именно для того, чтобы показать, чем я живу».

Он кланяется, приложив ладонь к груди, улыбается одними губами.

Ева садится на койку, сбрасывает легкие кожаные туфли без каблуков. Коппер наблюдает за ней, не торопится уходить.

— Остаться хочешь? — спрашивает девушка с усмешкой. — А постель для двоих не узковата?

Он делает ровно три шага, пересекая крохотную каюту. Склоняется над Эвелин, касается сухими прохладными губами щеки. Выпрямляется, глядя поверх головы девушки.

«Отдохни, глупая. Алан зайдет за тобой».

Коппер уходит, тихо прикрыв за собой дверь. Ева делает долгий выдох, падает лицом в жесткую подушку. Поджимает ноги в просторных шелковых штанах, ютится, устраиваясь поудобнее. Закрывает глаза и чувствует, как тело покидает непонятное напряжение.

«Все прочь. Ничего не хочу. Только слушать голос океана», — думает девушка, погружаясь в дрему.

Будит ее встревоженный Алан. Трясет настойчиво за плечо, игнорируя недовольное бормотание сестры.

— Страшилище, проснись. Ты должна это видеть. Давай, хватит узурпировать ложе капитана.

— Ну что там? — бурчит Эвелин, зевая.

— Пойдем, давай быстрее, — торопит брат.

— Мелкашки за борт выпали?

— Дура, — добродушно ругается Алан. — Мелочь в порядке. Таращились в иллюминаторы в рубке, сидели, играли в ладушки. Сводил их глянуть за борт, а там… Пошли, сама увидишь.

Вдвоем они бегут коридорами, пробираются по лестницам, проталкиваются мимо встревоженного экипажа «Мнемозины» к фальшборту. Сибил и Уильям стоят, перегнувшись через перила, и молча глядят вниз. Коппер крепко держит близнецов за лямки штанов. Ева и Алан встают у перил и смотрят туда, куда устремлены глаза окружающих.

«Мнемозина» летит над океаном. От края до края раскинулась серая гладь, далеко к северу виднеется тонкая нить берегов империи. А южнее, в толще воды проглядывает что-то очень большое, еще более темное, чем шкура океана.

— Какая высота? — спрашивает Ева.

— Полмили, — отвечает Алан, вглядываясь в темное нечто.

— Что это впереди?

— Понятия не имею, но оно громадное.

Близнецы бросаются к Эвелин и Алану, обнимают их.

— Ну, бояться нечего! — уверенно утешает их старший брат. — Просто солнце подсвечивает какой-нибудь здоровый косяк рыбы.

«Это не рыба, — говорит Коппер. И впервые в жизни Ева видит в карих глазах беспокойство. — Край ровный, не меняет очертаний. Сейчас снизимся, подойдем ближе».

— Не надо! — умоляет Сибил. — Не надо!

Ева присаживается на корточки перед бледной, перепуганной сестрой, берет ее за запястья.

— Ну-ка, посмотри на меня!

Сибил часто дышит, мотает головой, старается высвободиться. Алан крепко хватает Уильяма, который бросается к сестре на подмогу.

— Мелкашки, что это? — спокойным, ровным голосом спрашивает Эвелин. — Отвечайте немедленно.

— Это не мы! — истошно кричит Сибил. — Это не мы сделали!

Народ у фальшборта возбужденно шумит, обсуждая то ли истерику у ребенка, то ли странное нечто в глубине океана. «Мнемозина» подлетает ближе, снижается.

— Это воронка, — говорит кто-то.

Ева отпускает сестру, Уильям вырывается из рук Алана, и они вдвоем с Сибил скрываются в рубке. Их никто не догоняет, все смотрят вниз.

Гигантская воронка, в глубине которой пульсирует темнота, в диаметре не меньше трех с половиной миль. На ее краю будто налипли соринки и щепки. Коппер снимает с пояса подзорную трубу, вглядывается, медленно опускает руки.

— Что там, майор? — спрашивает Алан.

«Корабли. Те, что мы искали последние три дня, — отвечает Коппер и командует: — Срочно радиограмму в столицу. И поворачиваем обратно. Все по местам».

— Ева, прости, я должен, — шепчет Алан девушке на ухо и уходит быстрым шагом. Секунды — и Эвелин остается у фальшборта одна.

Океан дышит в лицо холодом и свежестью. Ветер меняет направление — это «Мнемозина» идет на разворот. Не в силах оторваться, Ева смотрит туда, где пульсирует, будто живая, громадная воронка. Пульсирует в ритме ее сердца. Эвелин делает шаг от ограждений, встает на цыпочки и начинает кружиться, раскинув руки. Звуки неизвестных ей Имен срываются с губ, летят, подхваченные ветром. Океан жадно впитывает их, вращение водоворота ускоряется. Из самого центра воронки взметается ввысь водяной протуберанец.

«Иди ко мне, — поет Эвелин на языке, понятном только ей. — Иди, я здесь».

В капитанской рубке близнецы рисуют что-то в судовом журнале, плача и вырывая друг у друга карандаш. Грифель ломается, и Уильям изо всех сил старается начертить что-то маленьким кусочком графита, пока Сибил мечется в поисках другого карандаша. Их никто не видит, каждый на «Мнемозине» занят своим делом. Флагман имперского воздушного флота возвращается в Нью-Кройдон на максимально возможной для его двигателей скорости.