Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917 - Владимир Иосифович Гурко

решил я, лишает меня права на отказ, но предупредил, что могу принять предложение только после того, как доложу о нем военному министру генералу Редигеру[166] и начальнику Генерального штаба генералу Палицыну[167] и получу на то одобрение их обоих.

Начальник Генерального штаба в тот период не зависел по службе от военного министра, у которого я находился в непосредственном подчинении.

Сделал я это главным образом не столько из желания обезопасить себя, сколько для того, чтобы не получить отказа от лиц, которых я намеревался включить в свою группу помощи Государственной думе. Я своевременно заручился согласием военного министра и генерала Палицына – того самого, который в 1916 году заменил генерала Жилинского на посту представителя русской армии при французской Главной квартире. Работа кружка продолжалась более двух лет – все время, пока председателем комиссии был Гучков. Я сделал все от меня зависящее, чтобы привлечь к этой работе лиц, хорошо известных мне не столько лично, сколько благодаря широте их взглядов на военные вопросы. Достаточно сказать, что среди них был будущий начальник штаба Ставки Верховного главнокомандующего генерал Алексеев. Во время войны большинство из тех десяти – двенадцати человек, которые принимали участие в работе кружка, заняло важные посты в военной иерархии. Я не стану их здесь перечислять, поскольку считаю, что такой список не заинтересует возможных читателей этих строк.

Со временем работа группы приобрела известность, о ней рассказывали, и кто-то даже окрестил нас «младотурками»[168].

Во всяком случае, если бы Военное министерство и русское правительство следовали принципам, которые являлись краеугольным камнем работы нашего кружка, или хотя бы одобряли предлагавшиеся нами меры – возможно, Россия не дошла бы до того прискорбного состояния, в котором она пребывает в настоящее время. Основная идея заключалась в достижении Россией полной независимости в вопросах, касающихся производства всего необходимого для ведения европейской войны. Это, однако, требовало колоссальных издержек, тогда как финансовая политика России в тот период ориентировалась главным образом на стяжание золота и максимально возможное сокращение затрат, связанных с обороной. Когда я рассказал всю эту историю императору и начал излагать ему свои соображения о желательности полной независимости России в области военной промышленности, он прервал меня такими словами: «Да, именно это я всегда предлагал». Мне остается только с сожалением заметить, что его министры не просто с невниманием отнеслись к пожеланиям его величества, но вовсе не имели намерения их исполнять.

Изложив все это императору, я добавил, относительно моих нынешних отношений с Гучковым, что имел случай видеться с ним в 1915 году на фронте, куда он приезжал в качестве главноуполномоченного Красного Креста.

Однако во время моего последнего приезда в Петроград сам Гучков, понимая, как видно, что его имя ассоциируется с явной оппозицией правительству, не только счел необходимым не приглашать меня к себе домой, но даже не навестил в гостинице. За все время, что я пробыл в столице, мы виделись с ним всего один раз и то – на нейтральной территории, у кого-то дома. Несмотря на то что в разговоре с императором я не упоминал поименно никого из некогда входивших вместе со мной в группу экспертов, мне все же казалось, что подозрения, которые его величество мог иметь в отношении меня, развеялись. В начале нашей беседы император подтвердил, что ему действительно говорили обо мне, соединяя мое имя с Гучковым. Закончив 25 февраля свой доклад государю, я коснулся вопроса о перспективе совместной работы Протопопова и Думы. Я приложил все старания, пытаясь убедить его величество, что в определенных случаях бывает неизбежна полная замена всего правительства, деятельность которого не отвечает взглядам монарха. Более того, в условиях, когда члены кабинета подбираются без всякой системы, решение вопросов государственной важности оказывается в зависимости от таких случайных обстоятельств, как присутствие или отсутствие в заседании правительства того или иного министра или его товарища. При таком положении вещей корабль империи не может твердо придерживаться выбранного курса, но уподобляется судну без руля, брошенному на волю ветра и волн. Если при этом я упомянул имя Трепова, а не кого-либо другого, то только потому, что император, очевидно, был им доволен, а мы в его лице имели человека, имевшего наибольшее влияние на всех членов Думы и Государственного совета. Его величество, временами выражая свое согласие, внимательно меня выслушал, но по существу дела ничего не ответил.

Последующие дни показали, что влияние Протопопова и иже с ним еще больше усилилось. Сессия Думы началась, но правительство отказалось от выступления с программной речью. Протопопов на заседания не ходил. Атмосфера в Таврическом дворце становилась все более угрожающей. Пытаясь смягчить положение, правительство направило в Думу министра земледелия Риттиха. В своей речи он наметил план [дальнейшей] совместной работы правительственных учреждений и общественных организаций, которая уже шла полным ходом и давала все надежды на удовлетворение продовольственных потребностей армии, столиц и рабочих, занятых в оборонной промышленности. В общем, Риттих был встречен думцами доброжелательно. Тем не менее конфликта между Думой и правительством это не устранило. Находясь в Петрограде, я в свободное время старался познакомиться с умонастроениями общества и, насколько возможно, со взглядами думских лидеров. Отчасти ради этого мой старший брат[169], член Государственного совета и включавшего представителей обеих палат «Блока», пригласил на обед виднейших членов этого объединения и Совещания по обороне[170].

Брат и сам состоял в данном учреждении, председательствовал в котором военный министр. Это было то самое Совещание по обороне, деятельность которого в 1915 году слишком уж поощрял, как мне кажется, его тогдашний председатель военный министр генерал Поливанов. По этой причине генерала представили в глазах императора в дурном свете, что довольно скоро привело к его удалению от должности министра. Должен заметить, что правота государя была впоследствии подтверждена вредоносной деятельностью Поливанова в качестве председателя военной комиссии[171], которая после революции сочинила так называемые «права военнослужащих».

Среди приглашенных братом на обед были председатель Военно-промышленного комитета Гучков и Шингарев, ставший через некоторое время министром земледелия Временного правительства и позднее убитый большевиками в Петропавловской крепости после ареста. Присутствовал также Маклаков, последний посол, направленный во Францию Временным правительством.

Приглашены были и представители других партий, и среди них – князь Лобанов, известный в Лондоне и Париже как член делегации русских законодательных учреждений, которая в 1915 году посетила столицы государств Согласия. Был также член Думы Шульгин – единственный из выступавших в августе 1917 года на московском Государственном совещании, у кого хватило мужества засвидетельствовать с трибуны,