Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917 - Владимир Иосифович Гурко

Не возникало сомнений, что столичное общество встревожено и недовольно деятельностью правительства внутри страны. Эти недостатки, в свою очередь, отрицательно сказывались на поставках для армии и создавали угрозу возникновения перебоев в снабжении войск и населения. Особые опасения вызывала работа железных дорог, которая сильно осложнялась трудностями ремонта и постоянными поломками подвижного состава. Существовала опасность, что в случае, если положение в этом вопросе не будет исправлено, то железные дороги окажутся не в состоянии удовлетворять даже минимальные потребности страны и армии. Многие предсказывали после окончания войны неизбежную революцию при условии, что не будет проведено перемен в государственном управлении. Нет, однако, никакого сомнения – никто даже в то время не мог и помыслить, что революция произойдет так, как это случилось в действительности. Боялись, что после демобилизации армии начнутся беспорядки в основных сельскохозяйственных районах. То же произойдет и в городах, когда после возвращения с войны рабочих в промышленных центрах будет нарушено равновесие между спросом и предложением рабочей силы. Очень вероятно, что никому из людей, с которыми мне случалось обсуждать эту тему, ничего не было известно ни о положении дел в промышленных центрах, ни о том, какого рода пропаганда ведется среди рабочих. Я и сам пребывал на этот счет в неизвестности, однако можно предположить, что положение было отнюдь не спокойное, поскольку, как стало известно после революции, в это самое время петроградская полиция по приказу Протопопова обучалась стрельбе из пулеметов. Совершенно ясно, что правительство не могло рассчитывать на надежность петроградского гарнизона, хотя его численность была тогда необычно высока и достигала 160 тысяч человек. В мирное время столичный гарнизон никогда не доходил даже до 40 тысяч. Однажды император, как видно – по просьбе Протопопова, распорядился направить на отдых в Петроград две конные дивизии, включая одну гвардейскую из Особой армии. Справившись у командующего войсками округа генерала Хабалова[172], я выяснил, что в городе нет места для расквартирования даже одного кавалерийского полка, не говоря уже о двух дивизиях.

Тогда император ограничился присылкой с побережья Черного моря Гвардейского флотского экипажа, который был расквартирован по деревням в окрестностях Царского Села.

Император лично повелел военному министру разработать план изъятия территории Петрограда и его предместий из ведения главнокомандующего Северным фронтом генерала Рузского с передачей ее в управление нового командующего войсками Петроградского военного округа, который непосредственно подчинялся военному министру. Мне неизвестно, кому принадлежала инициатива в этом начинании. С военной точки зрения в нем не было ничего ущербного; напротив, оно даже облегчало работу генерала Рузского, сокращая подконтрольную ему зону. Следовательно, с моей стороны возражений против этой перемены быть не могло, тем более что интересы тыла Северного фронта соблюдались бы в согласии с требованиями генерала Рузского.

Глава 25 РЕВОЛЮЦИЯ. ОТРЕЧЕНИЕ ИМПЕРАТОРА

Накануне своего отъезда я в последний раз побывал с докладом у императора, выяснив во время этого посещения, когда он намерен возвратиться в Ставку. Я проинформировал государя о телеграмме, полученной мной от генерала Алексеева, в которой сообщалось о его намерении прибыть в Могилев примерно 5 марта. Царь не имел сведений о течении болезни Алексеева и выразил удивление, усомнившись в том, что генерал достаточно оправился, чтобы вновь вернуться к напряженным занятиям, однажды уже подорвавшим его здоровье. Я мог успокоить его величество, так как некоторое время назад получил подробный доклад о состоянии здоровья генерала Алексеева.

Узнав от императора, что он предполагает прибыть в Ставку 7 марта, я сказал, что его величество, скорее всего, еще застанет меня там, так как мне потребуется несколько дней для передачи Алексееву дел и для того, чтобы обсудить с ним текущее положение. Думаю, однако, император не был уверен в том, что сможет в назначенный день выехать из Царского Села, поскольку он, прощаясь, поблагодарил меня за проделанную совместно с ним работу. Когда я покидал Петроград, мне и в голову не могло прийти, что не пройдет и двух недель, как город станет ареной событий, которые приобретут всемирное значение. В день моего приезда вернулся в Могилев и генерал Алексеев. Сильно загоревший под южным солнцем, он не производил впечатление человека, который всего несколько месяцев назад находился на волосок от смерти. Несмотря на то, что официальная встреча Алексеева была отменена, вокзальная платформа была переполнена коллегами и подчиненными генерала, пришедшими его приветствовать. Это показывало, какой любовью и уважением пользовался генерал Алексеев среди всех, кто его окружал. Мне известно, что в то время, пока он был в Крыму, находились люди, утверждавшие, будто некоторые из моих действий указывают на желание подорвать его авторитет и утвердиться на своем временном посту. Эти лица, доказывая, что я недостаточно считаюсь с мнением Алексеева и делаю все по-своему, старались создать вокруг меня атмосферу недоверия и отчужденности. В доказательство приводили такой случай. Генерал попросил меня получить у императора разрешение продлить его отпуск на две недели для завершения предписанного врачами курса лечения, а я – по собственному почину – предложил царю увеличить этот срок до целого месяца. Разумеется, эти люди не знали, что одновременно с этим я писал Алексееву – ничто, кроме состояния здоровья, не может помешать ему возвратиться в Ставку не только раньше увеличенного по моей инициативе срока, но даже раньше испрашиваемых им самим двух недель. Я не знаю, повлиял ли как-то этот инцидент на Алексеева, но, так или иначе, нам оказалось достаточно короткого разговора, чтобы совершенно устранить любые подозрения, которые могли возникнуть у него под влиянием упомянутых слухов.

За два дня я изложил Алексееву все свои соображения, после чего мы расстались не менее дружелюбно, чем когда-либо прежде. После этого я по телеграфу доложил царю, что полностью сдал дела и прошу позволения отправиться к месту своей постоянной службы. Немедленно вслед за тем поступило известие, что дата отъезда его величества до сих пор не установлена. В тот же день я получил от государя санкцию на возвращение в Особую армию. Фактически царь прибыл в Могилев менее чем через двадцать четыре часа после моего отъезда. Во время последней аудиенции я испросил у императора трехнедельный отпуск, поскольку личные дела требовали моего присутствия на Северном Кавказе. Давая разрешение, император предполагал, вероятно, что я поеду туда прямо из Ставки, но это не входило в мои намерения. Я предпочел сначала заехать на две недели в свою армию, чтобы проверить, как выполняются отданные мной в начале ноября приказы, и до начала отпуска сделать новые