Колючка - Интисар Ханани

поиском истины. Я опускаю взгляд, чтобы Говорящий не увидел блестящую в нем ярость.

Тот смотрит влево:

– Что ж, верин Филадон, мы определились. Каково же ваше решение?

Филадон глядит на меня, уголки губ изогнуты книзу.

– Полагаю, даме нужно немного времени на осознание своего положения. Вероятно, она отыщет возможность объясниться убедительней. Она верно подметила, что сейчас против нее – слово лишь одного свидетеля. Давайте отобедаем, а она пока подумает о своей судьбе. Когда вернемся, я ее выслушаю и выскажу свое мнение.

Что еще он хочет от меня получить? Знает ведь, что я не могу высыпать все тайны Кестрина на обозрение его коллегам?

Командир отодвигает кресло и качает головой:

– Не вижу смысла оттягивать неизбежное, но да будет по-вашему, вераин.

– Да будет.

Филадон идет следом за остальными, но шагает медленно и доходит до меня, когда они уже у дверей. Замирает.

– Вы не скажете правду, верия?

Он заметно возвышается надо мной, но слова звучат по-доброму, напоминая о Дубе, говорящем с Виолой.

И все же я мотаю головой. Он знает, кто послал ветер. Так что же предлагает сказать другим судьям? Сейчас он кажется не лучше Говорящего, что решил мою судьбу прежде, чем я произнесла хоть слово.

Филадон вздыхает и переводит глаза с меня на небольшое пламя, горящее в огромном очаге.

– Ваш приговор еще не прозвучал. Если скажете правду, можете обойтись меньшим наказанием. Или избежать его вовсе.

– Это не моя правда, чтобы делиться ею, вераин. – Наполненные злостью слова звенят в комнате.

– Чья же тогда?

Он же не может быть настолько глуп?

– Вы не хуже меня это знаете.

Он медлит.

– Тогда расскажите правду этой комнате. Вероятно, вам удастся спастись, не предавая доверия.

– Если вы все знаете, то как можете не защищать меня? – вопрошаю я.

– Я не вправе никого защищать, – говорит он. – Лишь судить. Постарайтесь дать мне что-то для суждений. Согрейтесь у огня, расскажите свою историю очагу и, быть может, поймете, что сказать мне.

Я киваю, теряясь между яростью и отчаянием.

Он молча идет к дверям.

– Вераин! – резко окликаю я.

– Да?

– Как вышло, что вы держите такую норовистую лошадь?

Вопрос застает его врасплох, и он смеется:

– Луноцветка не слишком дружелюбна, не так ли? Полагаю, продай я ее, другой хозяин живо отправил бы ее на убой.

– Ясно.

Здесь идет какая-то игра, целей которой я пока не понимаю. Но человек с таким добрым сердцем не обрек бы меня на гибель ради безопасности принца. Он хочет меня выслушать. Надо лишь решить, чем я могу поделиться.

Филадон еще мгновение изучает меня, указывает на очаг и уходит. Я жду, слушаю тишину и, лишь убедившись, что за мной не придут стражники, спешу к судейскому столу и наливаю себе чашку воды. Опустошаю за три глотка, тут же наливаю еще одну и пью уже спокойнее.

Бросаю взгляд на очаг. В ушах звучит совет Филадона. Он точно знает мою историю, хотя бы отчасти. Знает, что Ветер – это Кестрин. Но знает ли, от чего Кестрин защищал меня?

Я наблюдаю за пляшущим огоньком. Другие судьи не станут слушать никаких жалоб на Корби, это мне тоже ясно. Смерть, говорят они. Что станет с Валкой, если я умру? Если кожу на мне повредить, она вернется к ней в синяках и крови или исцеленная? Или вообще не вернется?

Я медленно подхожу к очагу и сажусь на колени у решетки. Погода уже слишком теплая, и огонь развели совсем небольшой, но мне все еще холодно после ночи в камере, так что легкий жар приятен. Но что мне рассказать? Я сглатываю и заставляю себя говорить:

– Я не колдунья и не скрываю ни крупицы дара.

Очаг не отвечает, сам с собой потрескивая языками пламени.

Я закрываю глаза и склоняю лицо ближе к теплу:

– Ну, давай посмотрим на обвинения. Голова Фалады говорит со мной, называя принцессой. Он, подаренный принцессе, позволяет садиться на себя лишь мне.

Я замираю, чувствуя заметное давление цепочки на горло. Даже в одиночестве нельзя подбираться слишком близко к правде.

– Дальше, – продолжаю я, – Ветер защищает меня от нападения. Тот же Ветер, что подружился со мной еще дома, что нашел меня на новой земле и что полетел за мной, когда я вчера убежала на равнины. Ветер – это не я, и не я им повелеваю, – выговариваюсь мерцанию пламени. – Ветер – это Кестрин. Даже если он навсегда пропал, я не выдам его тайну Кругу.

Я закрываю глаза. Может, получится убедить судей испытать дар, который они мне приписывают. Филадон должен согласиться.

Что-то шаркает о камень, звук летит прямо из глубины очага. Я распахиваю глаза, но передо мной лишь решетка, поленья ровно горят. Я встаю, мечусь взглядом по очагу, по затейливому рисунку кирпичей: между некоторыми из них есть зазоры, а над каминной полкой бежит каменная резьба, ниспадает по обе стороны арки, местами узор выступает вперед, местами уходит вглубь, точно так же, понимаю я, как на деревянной резьбе, за которой я пряталась и слушала речь Валки о яблочных пирогах.

– Нет.

Я отступаю назад.

Расскажите свою историю очагу.

Я мотаю головой.

– Кто слушает?

Верчусь на каблуке и осматриваю всю комнату, снова обращаюсь к пламени.

– Кто слушает?

Дверь распахивается настежь, и в комнату стремительно входит король.

Я потерянно гляжу на него, замерев.

Он останавливается в шаге от меня и смотрит, лицо у него пустое. В черноте глаз я вижу попытки собрать воедино мои разрозненные слова, сказанные огню.

– Договаривайте.

Следом за ним в комнату заходит Филадон, со щелчком закрывает дверь.

– Тарин, – говорю я, мучительно стараясь прийти в себя. Ваше Величество. Как и судьи, король говорит со мной на менайском.

– Что произошло на равнинах? – требует он.

Я сглатываю ком в горле, глядя на него. Но он имеет полное право знать, что случилось с его сыном.

– Принц отыскал меня верхом на лошади лорда Филадона. Одновременно с ним явился и ваш враг.

– Кто?

– Она… не человек. Я уже рассказывала вам о ней когда-то, в Адании. На ней всегда длинное платье и кольцо с камнем. Она приходит из лунного света, или из текущей воды, или в облике белоснежной совы.

Или в виде пыльного выдоха ветра.

Лицо у него каменеет:

– И в эту вчерашнюю встречу – что произошло?

– Она предложила ему выбор, тарин. Его жизнь или моя.

Король не двигается с места. Я стараюсь дышать, не свожу с него глаз, не позволяю себе показывать сомнения и страх.

Он резко поворачивается к Филадону:

– Выезжай с Саркором и королевской гвардией. Попробуй взять с собой и Мидаэля Корморанта. Прочешите равнины к западу отсюда. Найдите следы Кестрина и идите по ним.

– Тарин, – с поклоном говорит Филадон. И тут же удаляется.

Король снова смотрит на меня:

– Ради вашего же блага будем надеяться на вашу честность, верия. Иначе вас ждет кара много страшнее повешенья.

Я склоняю голову.

Когда он отворачивается и уходит, чувствую в руках дрожь. Изо всех