Судьба наизнанку - Дмитрий Селин

– Только что примус завёл, – продолжал Михаил Моисеевич, ловко размещая на столе разнокалиберные ёмкости с вареньем и мёдом разных сортов, плетёные корзинки с баранками. Закончив с этим, он убрал поднос на сервант и открыв застеклённые дверцы, выставил чайные пары и подобающее количество ложек, – в моём возрасте чай надо несколько раз на дню пить, всенепременно свежей заварки.

Олег взял на себя функцию распределяющего кипяток, заварку каждый налил себе сам. Когда последняя чашка была наполнена, все сосредоточенно приступили к чайному ритуалу. Да, судя по выражению лиц многонациональных предков, это был целый ритуал – отпить глоток, посмаковать, зацепить ложечкой варенье, снова посмаковать и далее, пока не будут перепробованы все выставленные хозяином угощенья. Никуда они не спешили, и жизнь вокруг вполне могла подождать. Так что торопливым потомкам пришлось налить себе ещё по одной чашке.

– Спасибо за угощение, – поблагодарила хозяина Антонина, поставив на блюдце опустевшую чашку. Фёдор ещё допивал последний глоток и лишь слегка кивнул головой, присоединяясь к жёниной благодарности.

– Очень вкусно, – искренне сказал Олег, – всё натуральное.

Сидевший у окна Зальцман на пару секунд замешкался, слегка не врубившись в смысл фразы потомка.

– Конечно, всё натуральное, с нашего сада. Как же иначе может быть?

– Понимаете, – Олег начал объяснять особенности грядущего сельхозпищепрома, – у нас полно всякой химии в продуктах. Во-первых, земледелие интенсивное, а это значит, что очень много искусственных удобрений используется. Большого урожая иначе не получить. Во-вторых, при производстве добавляют стабилизаторов, красителей всяких. Они нужны, чтобы при перевозке и хранении товар не портился. Ну и внешний вид привлекательным оставался. Попробуйте, например, без последствий сливочное масло из Новой Зеландии привезти или клубнику из Израиля.

– Откуда!? – охнул Зальцман и прижал обе руки к сердцу.

Вероника метнула на Олега злой взгляд и живо подскочила к старому еврею.

– С вами всё в порядке, Михаил Моисеевич? – она положила одну руку на лоб, другой лихорадочно нащупывала пульс на худощавой руке.

– Как можно такое старому человеку говорить! – прошипела она Олегу, обернувшись.

Фёдор взирал на эту сцену с олимпийским спокойствием, Антонина теребила пальцами невесть откуда взявшийся носовой платок.

– Да я, что, – стал оправдываться слегка лажанувшийся прогрессор, – я думал это уже всем здесь известно.

– Ничего, всё в порядке, дочка, – Зальцман кряхтя выпрямился, сел как штык проглотил, – не ругай своего жениха. Я, конечно, слышал об этом. Но одно дело слухи, другое, когда сам человек оттуда, – он выделил это слово, – говорит. Ничего, что я тебя дочкой назвал? Сын после гражданской у меня один остался, а Зоя не смогла больше, да.

Он откашлялся, плеснул в чашку заварки. Олег уже держал на весу чайник. Отхлебнув, Зальцман обвёл взглядом родню, остановился на Фёдоре.

– Вот, Фёдор Кузьмич, видишь, как всё обернулось? Хотели большевики построить царство божие на земле, а за гордыню кару рассеянием получили. Как евреи, да.

Фёдор покачал головой.

– Не будем сейчас об этом. Мы не за тем приехали, чтобы политические дискуссии за столом устраивать. Нам семейный архив нужен. Мы его с собой заберём, на короткое время.

Михаил Моисеевич откинулся на спинку стула, остро взглянул на политически правильного родственника.

– С каких это пор коммунисты о старом вспоминать начали? – ехидно осведомился он у Фёдора.

– С недавних, – Лапин не отвёл взгляда, – всего несколько дней прошло.

– Помню, на дне рождения Людочки ты, Фёдор Кузьмич, совсем другое предлагал. Сжечь бумажки, что старый дурень до сих пор из сундука не вытащил.

Антонина с интересом взглянула на мужа. Фёдор, не поведя бровью, коротко ответил.

– Никогда не поздно поумнеть.

– Да что ты говоришь! – Зальцман даже скрестил руки на груди в знак одолевшего его сомнения, – а вдруг ты прямиком с этой папочкой в хитрый дом побежишь? Сразу из кандидатов в настоящие партийцы прыгнешь!

Антонина охнула, Лапин накрыл её ладонь своей и, слегка скривив губы, ответил на брошенное в лицо обвинение.

– Вы, Михаил Моисеевич, по неисправимой привычке везде гешефт найти пытаетесь. Даже там где его нет. Такова ваша национальная особенность, ничего с этим не поделать. Подождите, – он выставил вперёд ладонь, – если б мне это надо было, давно вашу зелёную папочку из подпола бы изъяли.

Зальцман как-то сразу обмяк.

– Да-да, из захоронки в полу ларя, где золотишко на чёрный день припрятано, – добил его Лапин.

– Неужели… – еле слышно сказал Зальцман, опустив голову, но Фёдор его расслышал.

– Нет, никто мне не говорил, – рассеял его сомнения Лапин, – я сам догадался, когда в один из приездов помогал Люде картошку наверх поднимать. Плохо вы дощечку на место приладили, топорщилась она немного. Я поправить её решил, а она возьми и отойди ещё чуть-чуть. Снял я её, а там всё ваше богатство припрятанное и уголок папочки торчит, в целлофан завёрнутый.

Михаил Моисеевич крякнул, покрутил головой, налил себе ещё заварки. Олег добавил горячей воды.

– О-хо-хо, – старый еврей немного приободрился, – это значит, с зимы ты знал, Фёдор Кузьмич?

– С крещения, – уточнил Лапин, – ладно, успокойся Моисеевич, здесь все свои, не зыркай так на правнучку с женихом. Им-то наше НКВД никуда, как у них там говорят, не упиралось.

Реутов хмыкнул. Фёдор довольно быстро усвоил некоторые речевые обороты потомков и теперь мог их ввернуть в любой части фразы не хуже оставленных за хроноразделом современников Олега и Вероники.

– Давайте, несите, – поторопил родственника Лапин, – могу помочь, если что.

– Да ладно, я сам как-нибудь, – ответил Зальцман, направляясь к дверям.

Сидеть надоело, Олег поднялся и засунув руки в карманы джинсов, стал похаживать по гостиной и разглядывать обстановку. Вероника его в этом начинании не поддержала, Лапины спокойно дожидались ушедшего в подполье родственника. Пройдя по кругу, Олег остановился около бюро. В самом верхнем отделении, прикрытом маленькими застеклёнными дверцами, лежали на вышитом платке четыре глиняные фигурки. Грубая лепка, покрытая сетью мелких трещин, так не вязалась с домашним интерьером, что Реутов не удержался от очередного вопроса.

– А что это такое?

– Где? – Фёдор обернулся, проследил взгляд Реутова, – а, это Люды.

Словно дожидаясь этих слов, на улице громко забрякали железным кольцом на воротах. Лапин встал и быстро вышел из комнаты, вернувшись через минуту с весьма привлекательной девушкой в длинной синей юбке и чем-то вроде блузы в мелкую бело-чёрную клетку.

– Прошу любить и жаловать, – провозгласил из-за её спины Фёдор, – моя младшая сестра Людмила.

– Здравствуйте, – смущённо поздоровалась девушка, не сводя глаз с Вероники.

«Лет восемнадцать, наверное, – подумал Олег, бегло осмотрев очередную родственницу, – что она так на Нику смотрит? Джинсов и топика никогда не видала? Точно, блин. Где ей было это увидеть?»

Фёдор тем временем представил грядущих молодожёнов, Олег просто кивнул, а Вероника буквально расцвела в улыбке.

– Очень приятно познакомится, Люда. У вас замечательный свёкор и дом полная чаша.

Девушка прыснула в кулачок.

– Ой, я такая старая, чтобы на «вы» со мной разговаривать?

– Давай на «ты», – легко согласилась Ника.

– Давай, – Люда взяла от стены табурет и подставила к столу, – да вы всё съели, я сейчас ещё принесу! – сделала она попытку сбегать на кухню, но была остановлена Фёдором.

– Люд, спасибо, мы наелись. Времени у нас маловато, скоро обратно ехать надо.

– В дорогу возьмёте! – уверенно предложила Людмила, но старший брат только отрицательно покачал головой. Видимо, авторитет Фёдора в её глазах был так высок, что она быстро передумала и уселась между родственницами.

– Вы из Харькова? – риторически спросила она Веронику.

– Да, – всё так же улыбаясь, ответила невеста Олега.

– Как у вас там живут? Все такую одежду носят? А дома у вас очень высокие, с паровым отоплением и горячей водой? Ты учишься или работаешь? – вопросы сыпались из неё один за другим. Как успел заключить Олег, слегка полноватая и темноволосая Люда была нрава живого и общительного. Подобное впечатление совсем не портили даже разбежавшиеся по её лицу веснушки.

Вероника начала отвечать, но рассказ её, постоянно прерываемый вопросами, охами и аханиями, не успел дойти даже до начала середины, как из подполья вернулся обожаемый свёкор. В руках он держал умеренной толщины зелёную папку, действительно завёрнутую в пожелтевший от времени целлофан.

– Михаил Моисеевич! – всплеснула руками невестка, – где вы так рукав запачкали! Снимайте пиджак, я почищу.