Русские хроники 10 века - Александр Коломийцев

Базилики прискучили великому князю, везде одно и то же, в памяти удерживались лишь особенные подробности. В базилике на холме, рядом с ней варяги своих погибших товарищей похоронили, тем церковь и запомнилась, пол украшал узор из цветной мозаики. В среднем нефе мозаика изображала птиц, круги, окружавшие греческую надпись: «Всякое дыхание да славит Господа». Церковь с ковчегом врезалась в память не только благодаря своей диковине, но и отличием от других церквей. Церковь помещалась не в базилике, а в крестообразном здании, увенчанном крестом. Этим отличия не заканчивались, в алтаре стояло каменное архиерейское кресло. Уй, коему хождение по божьим храмам прискучило не менее сыновца, шептал в ухо:

– Вишь, какой столец главному попу изладили. Верно, мыслили сю церкву первой сделать.

Ковчег, в коем покоились мощи святого, прятали в схоронке под алтарём. Специально для высокородных особ серебряную посудину внесли в алтарь. Царица тут же трижды осенила себя крестным знамением и приложилась к крестам на крышке. Целовать пыльный досканец Владимиру не хотелось, но поневоле пришлось сделать то же самое. Крышку иерей не открыл, мощи не показал, но, дабы получше рассмотреть святыню, позволил взять ковчежец в руки. На боковинах с одной стороны были изображены Христос и апостолы – Пётр и Павел, с другой – Богоматерь и два архангела. С торцов же смотрели святые. Всё то растолковал отец Константин, хорошо знавший по-русски.

Прав отец Анастас, без мощей церковь бедна. Как ни грустно то отцу Константину, а придётся поделиться мощами. Без мощей он Корсунь не покинет.

Супруга поведение царицы раздражало. Великому князю до смерти надоело ходить из церквы в церковь, приходилось слушать бесконечные молитвы. Мало того, непреклонный в вере царьградский архиерей понуждал и самого великого князя к молитвам и поклонам. Уя же поведение невестки успокоило. Се не княгиня Ольга, богомолка. В державные дела нос совать не станет.

На монетный двор Владимир отправился с удовольствием. В закрытом дворике лежали кучи угля, золото хранилось в подземных складах, здесь же в домах жили работники и стража. Владимир никогда не бывал в корчиницах, не видел дманиц. В детстве забегал в девичьи, где пряли, ткали холсты, но долго не задерживался – пыльно, душно. В подземной мастерской было и того хуже – чадно, жарко, вмиг исподнее взмокло. В плавильне бегали полуголые работники с повязками вокруг чресл, наподобие понёв, но короче, и кожаных фартуках. Дородный грек с багровым лицом закричал что-то злое, работники расступились, мастер ухватился за длинную деревянную рукоять, вытащил из горна чашу, разлил пылающее золото в круглые изложницы, сделанные в глине. В плавильне стало ещё жарче, Владимир подался назад, казалось, борода дымится. Остывшие золотые кружочки перенесли в другое помещение, здесь из безликих кружочков делали монеты – чеканили изображения. Заготовки уложили в железные гнёзда, наложили сверху особые пластины, дюжий ковач бил по пластинам ковадлом. Отец Константин протянул князю ещё горячую монету.

– Прими на память, великий князь. Се басилевс Василий, над ним надпись: «Благочестивый басилевс Василий», а с другой стороны Богородица благословляет басилевса.

Великий князь смотрел на упитанный лик, но видел свой собственный, а над ним русскую надпись: «Благочестивый царь Владимир».

Архиерея Владимир поблагодарил за подарок и высказал просьбу, от коей честной отец поморщился, но принуждён был выполнить. Просил же великий князь допустить на монетный двор его человека и всё обсказать ему – как золото плавят, как чеканят, как чеканы изготавливают. Боярину же Воробью велел сыскать среди ратников ковача-хытреца и вместе с толмачом отправить на монетный двор.

Царица на монетный двор не ходила, осталась в церкви на молитве. (Вот она, порфирородность, сказалась, и муж не указ).

3

Вечером пригласил Владимир архиереев на прощальную трапезу, те с радостью согласились. Отец Михаил сам искал случай потолковать с великим князем. Путешествуя с Владимиром по храмам, вёл архиерей с ним беседы о божественном. Из тех бесед понял: взялся великий князь крестить свой народ, а сам не крепок в вере. Ох не крепок! По недомыслию ереси, латыньство за истинную веру разумеет. Не понимает, как бог един в трёх ипостасях, как богородица зачала, родила и девою осталась, почему в евангелии сказано – в рай лишь праведники попадут, коли от грехов обильными дарами откупиться можно. Но не сразу отцу Михаилу удалось приступить к наставлениям. Хозяин застолья повёл речь о своём: о херсонских диковинах, хвалил церкви, говорил, хочет такие же на Руси поставить. Но не церкви занимали в этот день мысли Владимира. Видел в городе медные капи людей и коней. Слы сказывали, такие же стоят в Царьграде на Ипподроме. Завёл о капях речь с верхним воеводой. Добрыня насмешничал:

– Нешто хочешь в Киеве ристалище устроить? Не до забав ныне.

Хмурясь, сыновец стоял на своём.

– Да, хочу такие же в Киеве поставить. Чем Киев хуже Царьграда?

Добрыню злость брала. По годам Владимир – зрелый муж, по повадкам иной раз – дитё неразумное, привык поблажку воле своей давать. Не стал верхний воевода причуды державного сыновца исполнять, такое дело затеяли, а тот потешками занимается. Отказ Добрыни ещё пуще распалил желание Владимира, потому сам с отцом Константином заговорил. Дескать, хочет такие же капи в Киеве иметь. Да и кияне спросят: «Ходил ты, княже, в поход, а что в дар городу привёз?» Вот он и передаст в дар от Корсуня те капи. Архиерей Константин в ответном слове обещал исполнить желание великого князя и ещё добавил – все руськие гости могут по всему Херсонесу торговать безмытно, как в ряде указано, а ежели кто обиду гостям учинит, пускай у него, архиерея Константина, защиту ищут.

Трапеза близилась к завершению, беседа шла о мирском. Отец Михаил, человек энергичный, властный, мысли не допускавший, что некто может разбираться в богословии лучше него, которого всякое неверное толкование священного писания выводило из себя, не мог расстаться с Владимиром, вчерашним язычником, не втолковав тому основы веры. Потому отец Михаил, не смущаясь, перебил херсонского арихиерея.

– Великий князь, я много говорил с тобой и понял – не крепок ты в вере. Выслушай же меня и поступай согласно моим поучениям, тогда будешь ты угоден Богу. Пусть никакие еретики не прельстят тебя, но веруй, говоря так: «Верую во единого Бога Отца Вседержителя, творца неба и земли» – и до конца этот символ веры. И ещё: «Верую во единого Бога Отца нерождённого, и во единого Сына рождённого, в единый Дух Святой, исходящий: три совершенных естества, мысленных, разделяемых по числу и естеством, но не в божественной сущности: ибо разделяется Бог нераздельно и соединяется без смешения, Отец, Бог Отец, вечно существующий, пребывает в отцовстве, нерождённый, безначальный, начало и первопричина всему, только нерождением своим старший, чем Сын и Дух; от него же рождается Сын прежде всех времен. Дух же Святой исходит вне времени и вне тела; вместе есть Отец, вместе Сын, вместе и Дух Святой. Сын же подобосущен Отцу, только рождением отличаясь от Отца и Духа. Дух же пресвятой подобосущен Отцу и Сыну и вечно сосуществует с ними. Ибо Отцу отцовство, Сыну сыновство, Святому же Духу исхождение. Ни Отец переходит в Сына или Духа, ни сын в Отца или Духа, ни Дух в Сына или в Отца: ибо неизменны их свойства. Не три Бога, но один Бог, так как божество едино в трёх лицах».

Отец Михаил говорил много и долго, архиерей Константин едва успевал переводить. Упомянул царьградский архиерей о крещении водой, соборах святых отцов, лукавстве латынян. Владимир забывал начало и середину поучений, пытаясь вникнуть в рекомое, но слушал со вниманием, желая оставить у иерархов лестную о себе память.

Глава 8

1

У великого князя да попов руки чесались, серёдку жгло от нетерпения. Бояре разделились. Милостники, приблизившиеся к князю благодаря лести, да те, кто желал ими стать, вроде Воробья да Брячислава, в рот глядели великому князю. Рассудительные же, знавшие себе цену, не льстившие и не угодничавшие ради милостей бояре Позвизд да Путята держали сторону верхнего воеводы. Ждберну было всё едино, но по опыту знал: Добрыня верно говорит, а князь может и горячку спороть.

– Ты ж сам твердил, крестить Землю от края до края, чтоб вся Русь единого бога славила – Иисуса. Теперь, как крестить начали, взад пятки идёшь! – голос Владимира звучал гневливо, брови насупились, сойдясь над переносицей, чело морщинами собралось.

До каких же пор этот несносный уй будет ему перечить!

– Я от своих слов не отступаюсь, – говорил Добрыня ровно, с усилием подавляя в себе раздражение, дабы не распалять гнев князя и унять его упрямство. – Да ведь всякое дело с умом надобно решать, с оглядкой. Олешье – город порубежный, нельзя у его жителей злобу по себе оставлять. Крестить тех, кто сам того захочет, силком – никого. Киев, Новгород, Смоленск, Чернигов окрестим, тогда и за окраины возьмёмся.