Русские хроники 10 века - Александр Коломийцев

Одни рассказывали так. Чудо явилось Андрею, Христа ради юродивому, славянину, рабу Феогноста, во время всенощного бдения во Влахернском храме. Тот Андрей увидел идущую по воздуху Пресвятую Богородицу, озарённую небесным светом и окружённую ангелами. Сопровождали Богородицу Иоанн Креститель и Иоанн Богослов. Андрей, не веря глазам своим, сказал о видении молящимся. Те подняли взоры свои и созерцали Богородицу. Богоматерь, обливаясь слезами, молилась. Затем подошла к престолу и опять молилась за предстоящий народ. Закончив молиться, сняла с себя покрывало и распростёрла его над всем стоящим народом, и от того на весь народ снизошла благодать.

Иные рассказывали по-другому. Сколько-то сот смельчаков вышли из города биться с сарацинами. Сарацин же была тьма. Окружили иноверцы ромеев, избивали их, и пришла тем ромейским ратникам неминуемая погибель. Пречистая же Богородица накрыла христолюбивое воинство покрывалом и скрыла воев от глаз врагов. Ромеи побили множество сарацин и целёхонькими вернулись в город.

Сказ о последнем чуде много способствовал обращению язычников, но совсем не так, как мыслилось просветителям.

Вредные варвары были себе на уме и понимали услышанное на свой лад.

Что ж Пречистая Богородица не скрыла вас от наших глаз и позволила побить? Знать, Богородица-то на нашей стороне и дарует нам своё покровительство. Так мыслилось некоторым руським людям, и эти некоторые делились своими мыслями с друзьями.

Князь два года как крестился, размышляли иные, и руськие боги не покарали его за отступничество. Неужто руськие боги слабее христианского бога и его сына Иисуса Христа? Может, и вправду нет их, а молимся бесам да деревяшкам. Иначе как могли попустить боги отступничество? Князь, став христианином, уложил с ромеями мирный ряд без брани, без крови. Кромный город взяли хитростью, а уж не верили, что возьмут. Знать, Христос помогает нашему князю, Богородица, вишь, не заступилась за корсунян.

Уй, чей гораздый умственный взор проникал в подоплёку всякого человечьего деяния, и тогда тщание оказывалось не усердным, но прелестным, сидя за вечерней трапезой, говорил сыновцу:

– Вишь, как корсунские попы изготовились на Русь идти. Так и чешут, так чешут по-русски, и молитвы по-нашему читают, – отхлебнув из чаши, молвил с ехидцей: – Кормов им в Корсуне не хватает, русское изобилие манит, или архиерей жизнь заел? – уже серьёзно добавил: – Опасался я, станут по-гречески молитвы читать, не поймёт их людство, не пойдёт за ними. Смотрел я на поповские беседы. Слушают вои попов. Иные, рот разинув, иные в землю глядят да зыркают. Ништо, окрестим. Попервах дружину окрестим, воев после. В город на крещение рать безоружную введём, а дружина при оружии будет.

После трапезы иерей Анастас имел тайную беседу с Владимиром, наставлял князя. Беседовали вдвоём, уя князь не позвал. Скрывать от Добрыни было нечего, да нравному князю хотелось обходиться без советчика.

Иерей внушал князю:

– Во всякой церкви должны иметься мощи святых. Без мощей церковь бедна. В архиерейской церкви хранятся мощи святого Климента и ученика его Фива. Как окрестишь рать, проси у архиерея те мощи. Сердце архиерея размягчится, ибо сонмище язычников в лоно церкви придёт. Кто такой святой Климент, я тебе после расскажу.

Дружину крестили в церкви Петра и Павла, в особой крещальне, по-гречески баптестерии. Владимир в сей день был не великим князем, а восприемником. Дружинники стали чадами его. Таинство духовного возрождения язычников творил отец Константин, помогал ему диакон.

Владимир стоял у выложенной мрамором купели под мозаичным небосводом. В купель по очереди, кто робея, кто хмурясь, входили дружинники, бояре. Архиерей хорошо поставленным голосом читал молитвы. Как разнилось это крещение от того, двухлетней давности! Тесная церквушка, полупьяный поп, бочка для засолки огурцов, и он, великий князь, в той бочке. Горе тому, кто поведает миру об огуречной бочке. Язык вырвет!

Не обошлось крещение без происшествия, про которое вспомнить – смех, а когда происходит – грех, да и только. Потешателем выступил боярин Брячислав. Утвердившись на востоле, пробежав по крещальне заполошным взором, словно в омут кидался, боярин выпучил на архиерея глаза и, вместо отречения от Сатаны и провозглашения символа веры, заблажил бесовское, с малолетства в голове утвердившееся:

– Роде Всевышний, Великий Боже наш! Ты – единый и многопроявленный. Ты – наш Свет и Справедливость! Славим Тебя, Боже Прави, Яви и Нави!

Дружинники ухмылялись, архиерей изумился, восприемник пребольно ткнул кулаком под ребро:

– Что несёшь, бес брюхатый? Бороду повыдергаю!

Лицо боярина побагровело, сделалось бордовым. Закатив глаза, заголосил, протянул руки к архиерею, даже туловом подался к Его Преосвященству, онемевшему от изумления.

– У-у-у! Горе мне! Прости, отче! Веснуха разум помрачила. С ребячьей поры Рода славить приучали, как забудешь божьего прародителя!

Отца Константина от бесовщины, произносимой в крещальне, скособочило. Отвернув лицо от крещаемого, замахал руками. Рядом с тем уже стоял диакон. Вцепившись деревянными пальцами в плечо бестолочи, заскрежетал в самое ухо:

– Не богохульствуй в храме божьем, язычник окаянный! Отрекайся от Сатаны и славь Христа!

Боярин вошёл в память. Втянув голову в плечи, дрожащим голосом отрёкся от Сатаны и объявил о своей вере в единого Бога Вседержителя, творца неба и земли.

Архиерею жаль было расставаться с мощами. Но знал: нельзя гневить нравного князя, впереди предстоял важный разговор, от коего зависела судьба Херсона. Обещал поделиться мощами перед уходом князя домой, а пока пускай в церкви полежат, где им самое место.

Великокняжеские послы ещё не достигли Золотого Рога, а из Корсуня отошла быстроходная галера. На сей раз гонцов в столицу Империи отправил архиерей Константин. Писал архиерей басилевсу и патриарху. Писал о том, что окрестил Владимир всю рать свою, пришедшую в Херсон, как домой вернётся, начнёт крестить народ свой. В том можно быть уверенным, ибо просит киевский князь помощи в свершении сего благого деяния. Из бесед с князем понял – константинопольского митрополита в Киеве не примет, и сам князь того не хочет, и ближние того не хотят, а пуще всех боярин Добрыня. Сей Добрыня родственник князю по материнской линии, имеет на своего племянника большое влияние, которое может навредить Византии. Настаивать на митрополии не следует, всему свой черёд. Русы своенравны, не стоит их озлоблять. День придёт – и утвердится в Киеве митрополичья кафедра с константинопольским митрополитом. Просит Владимир послать на Русь священников, чтобы могли не только народ крестить, но и службу творить, и учить народ вере, нести слово божие, ибо своих священников на Руси мало. Ещё просит всякую утварь и сосуды церковные и книги богослужебные, ибо бедны церкви русские и новые надобно строить. В том он, архиерей, поможет князю русов, даст сколько сможет, всё, что тот просит, рукоположит клириков, хотя и не все достойны сана, да для крещения варваров подойдут. Пусть же и патриарх пришлёт и утвари, и сосудов церковных, и книг богослужебных, и отправит священников, кои без приходов в Коснстантинополе толкутся. Басилевсу обещал подвигнуть Владимира за помощь в крещении народа его, вернуть Херсон Империи, в том надеется на успех. Ещё писал, что мятежник Петрона ныне сидит в подземелье. Сподвижники его под надёжным доглядом, и повязать их можно во всякий день.

Глава 7

1

Ножки порфирородной, сестры и дочери византийских басилевсов, обутые в изящные багряные сапожки, прошли по устланным коврами сходням, ступили на каменные плиты херсонской пристани. Едва царевна появилась на сходнях, юный служка, с ноги на ногу переминавшийся под аркой и от безделья мучивший нос, понёсся вскачь по широкой прямой улице, рассекавшей город надвое. В семи церквах, украшавших главную городскую площадь, пономари ударили в симандры, сделанные из звонкого дерева явора. Порфирородная не сделала и десяти шагов, симандры зазвучали во всех церквах, приветственный гул наполнил город. Не часто город, затерявшийся на задворках империи, посещают высокородные особы. Взгляды сонма горожан, собравшихся на пристанской площади, скрестились на царевне.

Царевна Анна, дева двадцати пяти лет, сложение имела стройное, лик миловидный, округлый, но не блином, нос тонкий, прямой, рот большой с сочными губами. Одета была, несмотря на жаркий день, как подобает члену семьи басилевса – в белую столу с золотой вышивкой по краям, пурпурную парчовую мантию, с бляхами, покрытыми крупными жемчужинами, отделанную золотым шитьём по кайме. Шею украшало золотое ожерелье с драгоценными каменьями, чёрные волосы искрились жемчугом.

Сопровождали царевну архиерей Михаил, свита придворных жён, охраняли дворцовые гвардейцы.