Конан из Киммерии - Роберт Говард

Дверь за ними мягко закрылась, звякнул замок. Когда захлопнулось и смотровое оконце, они опять остались в темноте. Забиби взяла Конана за руку, ее собственная немного дрожала.

— Ты не подведешь меня?

Он колыхнул своей гривастой головой, огромной на фоне звездного неба.

— Тогда проводи меня в святилище Ханумана, и да смилуются над нами боги!

Как духи древних времен, двигались они по тихим молчаливым улицам. Они не проронили ни слова. Девушка, возможно, думала о своем возлюбленном, лежавшем без сознания на диване, освещенном светом медных ламп, или содрогалась от страха перед тем, что ожидало их в обитаемом демонами святилище Ханумана. Варвар думал только о женщине, следовавшей за ним своей волнующей походкой. Аромат ее надушенных волос не оставлял его, ему казалось, что его ноздри до сих пор наполнены им. Он ежеминутно ощущал чувственную атмосферу ее присутствия, и это целиком занимало его, не оставляя места для прочих мыслей.

Один раз они услышали звяканье подкованных сандалий и бросились в тень мрачного портала, чтобы пропустить отряд пелишских стражников. Их было пятнадцать. Они прошагали тесным строем с пиками наизготове, у шедших сзади спины были прикрыты широкими бронзовыми щитами для защиты от ножевых ударов. Угроза нападения черных людоедов была страшна даже для вооруженных людей.

Как только утих звук их шагов, Конан и девушка вынырнули из своего убежища и торопливо продолжили путь. Немного погодя перед ними стало смутно вырисовываться приземистое сооружение с плоской крышей, которое они и искали.

Храм Ханумана стоял отдельно от других зданий в середине обширной, совершенно пустой площади. Мраморная стена окружала святилище. Широкий проход в ней располагался прямо перед входом в храм. Ничто не преграждало его — не было даже ворот.

— Почему черные не хотят творить свои молитвы здесь? — тихо проговорил Конан. — Кажется, ничто не мешает им делать это в храме.

Он вновь почувствовал, как Забиби дрожит всем телом, потому что она тесно прижалась к нему.

— Они боятся Тотрасмека, как и вся остальная Замбула, даже Джангир-хан и Нефертари. Входи! Пойдем, не теряя времени, пока решимость не оставила меня. Я чувствую, что она тает во мне с каждой минутой!

Страх девушки был очевиден, но она не колебалась. Конан вытащил свой меч и зашагал впереди нее через открытый проход. Он знал отвратительные обычаи восточных жрецов и понимал, что посягающего на святилище Ханумана могут встретить здесь самые ужасные неожиданности, каких не вообразишь даже в ночных кошмарах. Он отдавал себе полный отчет, что оба они с девушкой могут не выйти из храма живыми, но слишком много раз до этого он рисковал своей жизнью, чтобы всерьез обращать внимание на такие вещи.

Они вошли во двор, вымощенный мрамором, который белел в свете звезд. Несколько широких мраморных ступеней вели к обрамленному колоннами портику. Огромные бронзовые двери стояли широко открытыми, они не закрывались никогда — вот уже несколько веков. В дневное время мужчины и женщины еще могли робко входить в святилище, чтобы оставить пожертвования перед черным алтарем обезьяноподобного божества. Ночью люди старались обходить храм Ханумана, как зайцы избегают змеиного гнезда.

Зажженные курильницы наполняли храм изнутри полупрозрачными, причудливо светящимися клубами дыма, что создавало иллюзию нереальности. У задней стены, за алтарем из черного камня, сидел бог, навсегда вперивший свой взгляд на открытую дверь, через которую век за веком входили его жертвы, влекомые цепями из роз. Неглубокий желоб тянулся от входа к алтарю, и Конан, попав в него ногой, отпрыгнул так, будто наступил на змею. Этот желоб был протоптан неисчислимым множеством слабеющих неверных ног тех, кто умер, заходясь от крика на этом мрачном алтаре.

В неопределенном, меняющемся освещении лицо Ханумана казалось живым. В его злобном вожделеющем взгляде была скотская чувственность. Он сидел со скрещенными ногами в позе человека, а не обезьяны, но от этого его вид был ничуть не менее обезьяньим. Идол был высечен из черного мрамора, глаза, сделанные из рубинов, горели красным похотливым огнем, как угли самых глубоких преисподних. Его огромные руки лежали на коленях, ладони были приподняты, и хищно скрюченные когтистые пальцы торчали в разные стороны. В непристойной выразительности атрибутов фигуры, в плотоядном взгляде его сатироподобного лица отражался отвратительный цинизм дегенеративного культа, который обожествлял его.

Девушка направилась к задней стене, для этого надо было обогнуть изваяние. Когда случайно ее гладкое бедро коснулось каменного колена, она отпрянула в сторону, и ее передернуло, как от прикосновения рептилии. Между широкой спиной идола и мраморной стеной с фризом из золотых листьев было пространство в несколько футов. По обе стороны от сидящего божества в стене располагались двери из слоновой кости под золотыми арками.

— Эти двери с двух сторон ведут в один и тот же изогнутый коридор, — торопливо проговорила она. — Однажды я была внутри святилища — только однажды! — Она затрепетала, и ее хрупкие плечи содрогнулись от ужасающего и непристойного воспоминания.

— Коридор изогнут, как подкова, и оба его кольца выходят в это помещение. Покои Тотрасмека находятся внутри дуги коридора и открываются в него. Но где-то здесь, в этой стене, есть секретная дверь, которая ведет непосредственно во внутренние комнаты.

Она начала шарить по гладкой поверхности, где не было и следа шва или щели. Конан стоял за ней с мечом в руке, беспокойно, с опаской оглядываясь. Тишина и пустота святилища вместе с картинами возможных ужасов за стеной, которые рисовало воображение, настораживали его, подобно дикому зверю, чующему ловушку.

— О! — Девушка нашла наконец скрытую пружину. Квадратное отверстие открылось черным провалом в стене. И вдруг: — Сет! — взвизгнула она, и Конан, метнувшийся к ней, увидел только, как громадная уродливая рука вцепилась в ее волосы. Ее сбили с ног и втянули головой вперед в отверстие. Конан безуспешно пытался удержать ее, но его пальцы лишь скользнули по обнаженной ноге, и в ту же секунду она исчезла, а стена опять стала гладкой, как в начале. Только теперь из-за нее доносился заглушённый шум борьбы, слабо слышные вопли и грубый смех, который леденил кровь в жилах.

3

Объятия черных рук

С проклятиями Конан крушил стену рукоятью своего меча, мрамор трескался и обламывался от ударов колоссальной силы. Но потаенная дверь не поддавалась, и разум подсказал Конану, что, несомненно, она была заперта засовом изнутри. Тогда он кинулся к одной из дверей из слоновой кости.

Он уже поднял меч, чтобы расщепить створки, но вначале решил на всякий случай толкнуть ее левой рукой. Она легко приоткрылась, и он заглянул в длинный коридор, который изгибался вдали в сумерках такого же неверного света курильниц, как и в главном зале храма. Тяжелый золотой засов на косяке двери привлек его внимание. Он слегка коснулся его кончиками пальцев. Металл был чуть тепловатым — только человек, чья чувствительность далеко превосходила волчью, мог ощутить это. Дальше вступала в свои права логика: засова касались — для того чтобы отодвинуть его — всего лишь несколько секунд назад. Он мог бы предположить заранее, что Тотрасмек, конечно, должен быть осведомлен о проникновении в храм кого бы то ни было.

Войти в коридор означало, без сомнения, ступить в ловушку, устроенную для него жрецами. Но Конан не колебался. Где-то там, в сумеречных внутренних покоях, находилась плененная Забиби, и по тому, что он знал о жрецах Ханумана, было ясно, что она очень нуждается в его помощи. Конан, крадучись, как пантера, проник в коридор, готовый отражать возможные нападения слева и справа.

Слева от него в коридор открывались двери из слоновой кости, обрамленные арками, и он попытался открыть их одну за другой. Все они были заперты. Он прошел около семидесяти пяти футов, когда коридор резко отвернул в сторону, описывая кривую, о которой упоминала девушка. Дверь, расположенная на этом участке коридора, вдруг подалась под его рукой.

Он заглянул в обширную квадратную комнату, освещенную немного ярче, чем коридор. Стены были облицованы белым мрамором, пол — из слоновой кости, потолок покрыт потемневшим серебром. Он увидел диваны, обитые богатым атласом, украшенные золотыми узорами скамеечки из слоновой кости, круглый стол из какого-то массивного материала, напоминающего металл. На одном из диванов развалился человек, глядящий прямо на дверь. Он рассмеялся, встретив испуганный взгляд киммерийца.

На этом человеке не было ничего, кроме набедренной повязки и высоко зашнурованных сандалий. Кожа его была коричневой, черные волосы коротко подстрижены, а выпуклые глаза беспокойно бегали на его широком самодовольном лице. Он был непомерно широк и объемист, с громадными конечностями, на которых при малейшем движении взбухали и перекатывались мощные мускулы. Таких больших рук Конан никогда не видывал. Уверенность в своих колоссальных физических силах сказывалась в каждом его движении и интонации.