Срок - Луиза Эрдрич

стене рядом с дверью, я, спотыкаясь, шагнула вперед, протянула руку и позвала его по имени. Дверь открылась со щелчком и каким-то приглушенным вздохом. Поллукс обернулся, когда медсестра вкатывала его внутрь, и поднял руку, показывая знак мира. Ты что-то разгорячилась, но позже. Дверь закрыта. Пора уходить. Но я не могла пошевелиться. Я стояла там, а люди в щитках, масках, халатах и шапочках для душа обтекали меня. Двери были коричневого цвета, словно обуглившиеся. Я уставилась на щель между ними. Таинственная линия. Затем я нырнула в кабинет, в котором мне велели подождать.

Там никого не было. Я раскачивалась взад-вперед, сидя в кресле, скрестив руки на груди.

– Что мне теперь делать? – спросила я у медсестры, которая наконец вошла, чтобы взять анализ на ковид. Мне нужно было сдать слюну, но во рту как назло пересохло. Потребовалась целая вечность, чтобы наполнить пробирку. Это была трудная задача, особенно если учесть, что я каждый второй раз плевала мимо и попадала в свою туфлю.

– Подождите снаружи результатов анализа. Мы вас вызовем. Затем отправляйтесь домой и изолируйтесь. Берегите себя, – сказала медсестра. – Рост заболеваемости снова идет в гору.

Ее голос был тусклым от усталости, но добрым.

– Могу я его увидеть?

У медсестры были карие глаза, густые брови, волосы убраны под сеточку. Лица почти не было видно, и я не хотела пялиться на ее пластиковое удостоверение личности с фотографией. Медсестра пообещала, что, как только Поллукса довезут до палаты, с лечащими врачами можно будет связаться. Поллукс сможет позвонить, или это сделают сотрудники больницы, по телефону или через «Фейстайм». Она записала мои контакты. О нем позаботятся. Сделают все возможное. Я кивала и кивала. Потом вышла к машине, которая стояла напротив входа в приемный покой на стоянке, где оставлять машину позволялось лишь на короткое время. Я подключила телефон к зарядному устройству и медленно поехала вокруг больницы, ожидая, когда он зарядится. Затем въехала в гараж для долгосрочной парковки, поднялась по спиральному въезду на верхний этаж и нашла наименее заметное место. В машине у меня всегда был спальный мешок. Я разложила сиденье и сделала его как можно более плоским. Затем расстегнула спальный мешок, подоткнула его вокруг тела, легла на спину и закрыла глаза. Еще через час зазвонил телефон, и это был Поллукс.

– Они тут меня полностью оприходовали, – пошутил он. – Со мной все будет в порядке. Этот O2 – хорошая штука.

– Ты на кислороде?

– Из чрезмерной осторожности врачей.

Я услышала, как он судорожно вздохнул.

– Не шути.

– А ты не спи на парковке.

– Как ты узнал, что я на парковке?

– Мы пять лет женаты, кажется, так?

– Вообще-то я на верхнем этаже гаража.

– Поезжай домой. Ты должна поддерживать свои силы и не болеть.

– У меня отрицательный результат, – сказала я, хотя из больницы мне еще не звонили.

– Спасибо, – прошептал он.

Я услышала, как он сдерживает судорожный вздох, а может быть, кашель. Его голос истончился до ниточки.

– Черт возьми, – выругался он. – Со мной все будет в порядке. Я люблю тебя. Мне пора.

Он повесил трубку прежде, чем я успела сказать, что тоже его люблю. Я подождала в гулкой тишине несколько секунд, набрала его номер, но ответа не последовало. Я отправила ему пять красных сердечек. Я никогда не посылала эмодзи, считая эту забаву ниже своего достоинства. Может быть, они что-то значили бы. Как жалко. Я осталась сидеть в машине, глядя через лобовое стекло на красную кирпичную стену.

* * *

Затем я поехала за Поллуксом в ковидную больницу в Сент-Поле, в районе каких-то складов, среди других больниц. Ночью трудно было сказать, живут в этом районе люди или там обитают только в качестве пациентов и те, кто ухаживает за больными. Освещены были ворота гаражей, подъезды больниц, окна пиццерии, тайский ресторан. Но на улицах не было ни души. За пределами огней чернела глубокая тьма, которую я редко видела в Городах. В ней может таиться все что угодно. Я нашла подходящее место и припарковалась. Наверное, я была одной из тех, кто таится во тьме.

Я знала, что не смогу его увидеть лично, или побыть с ним, или подержать его за руку, или погладить его бугристый лоб. Но, припарковавшись рядом с больницей, я была ближе к Поллуксу, чем дома, и могла убедить себя, будто что-то делаю для него. Я уставилась на окна больницы, освещенные холодным светом. В течение нескольких часов я наблюдала, как головы людей то появлялись, то исчезали. Я знала, на каком этаже он находится, но понятия не имела, куда выходят окна его палаты. Я знала достаточно историй о других семьях, столкнувшихся с коронавирусом, об их взаимоотношениях, о случаях заболевания. Я не понаслышке знала, каково это: когда твой любимый человек не может общаться с тобой. Вскоре меня попросили уехать. Я заправилась, купила пакет кукурузных чипсов с соусом и бутылку воды. Нашла другой выезд с ночной стоянки и вскоре вернулась, не собираясь уезжать, пока не узнаю побольше о Поллуксе. Натянула спальный мешок и закрыла глаза. Но я не спала. Я просто пыталась дышать. И тут у меня зазвонил телефон.

– Миссис Поллукс слушает, – произнесла я.

У позвонившей женщины был молодой чистый голос. Она говорила, как не по годам развитый подросток.

– Я доктор Шеннон. Просто звоню, чтобы сообщить вам новости. Вашему мужу продолжают давать дополнительный кислород, и мы действуем осторожно. Еще слишком рано говорить о том, идет ли он на поправку, но он сильный человек, и у него довольно хорошее здоровье. Он просил передать вам, чтобы вы не спали на парковке.

– Вот дерьмо, – отозвалась я. – Я остаюсь.

– Какое-то время новостей не будет.

– Я буду ждать здесь.

– Это небезопасно, миссис Поллукс.

– Для меня это безопаснее, чем быть вдали от него.

Доктор долго молчала, а когда ответила, ее голос звучал сдавленно.

– Мне очень жаль, – сказала она. – Я вас понимаю. У меня здесь тоже лежал близкий родственник.

– Он выжил?

– Нет.

– О черт, доктор. Внимательно следите за Поллуксом и продолжайте звонить мне. Он моя счастливая звезда. Он мой…

Я прервала звонок, откинулась на спинку сиденья и попыталась жить дальше.

Вопросы, задаваемые Туки самой себе

Проснувшись в предрассветный час, смотрю на запотевшее от дыхания лобовое стекло. Ощущаю страстное желание вытянуться, как после бесконечной поездки на междугороднем автобусе. Я словно застряла в ноющем теле, онемевшей заднице, замерзших ногах.

Кто ты такая?

Сочное жаркое, живущее в осознании времени.

Ты можешь перестать