Город бездны - Аластер Рейнольдс

За ночь машина-целительница сотворила настоящее чудо — медицинские технологии, которые она использовала, оставляли позади все, что существовало на Окраине Неба. Рана превратилась в беловатую звездочку новой плоти. Зато я испытал еще одно психологическое потрясение — мозг отказывался признать тот факт, что моя нога могла действовать абсолютно нормально. Поднявшись с кушетки, я сделал на пробу несколько неуклюжих шагов в направлении ближайшего окна, вверх по широким ступеням, образующим пол. Мебель заботливо отползала в сторонку, уступая мне дорогу.

При свете дня — или времени суток, которое заменяло в Городе Бездны день — огромная дыра в сердце Города казалась еще более мрачной и глубокой до головокружения. Нетрудно представить, как она манила первых исследователей — тех, кто подобно новорожденным появился из чрева роботов или прилетел на Йеллоустоун следом на хрупких звездолетах. Пятно теплых газов, изливающихся из Бездны, при благоприятных атмосферных условиях можно было увидеть из космоса.

Пересекали они территорию на краулерах или скользили над поверхностью среди многослойной облачности, от первой встречи с Бездной не могло не захватить дух. Что-то нанесло планете рану тысячи веков назад, и эта открытая рана все еще не была залечена. Говорят, некоторые смельчаки спускались в ее глубину, облаченные лишь в легкие скафандры, и обнаружили там сокровища, на которые можно было основать целую империю. Если это правда, значит, они предпочли оставить эти сокровища себе. Но это не остановило других авантюристов и любителей приключений. Они основали поселение, которому впоследствии было суждено превратиться в Город Бездны, или Чазм-Сити, как его называли некоторые.

Общепринятой теории, которая объясняла бы возникновение Бездны, пока не создано. Правда, наличие кальдеры, в которой лежал Город Бездны — защищенный от ураганов, коварных наводнений и вторжения аммиачно-метановых ледников — наводило на мысль о катастрофе, которая произошла достаточно недавно по геологическим меркам, чтобы ее следы не успели стереть тектонические сдвиги и эрозия. По-видимому, Йеллоустоун подошел на опасно близкую дистанцию к своему соседу — газовому гиганту — и получил нечто вроде впрыска энергии в литосферу. Бездна была одной из точек, откуда эта энергия медленно, капля по капле, уходила обратно в космос. Но благодаря чему такое стало возможным? Кто-то говорил о крошечных черных дырах, которые каким-то образом попали в поверхностный слой планетной коры, о вкраплениях кварковой материи… но подлинная причина не была известна никому. Ходили слухи и легенды об артефактах инопланетян, захороненных под корой планеты. В таком случае Бездна имеет искусственное происхождение — по крайней мере, в нынешнем виде. Возможно, пришельцы прибыли сюда по той же причине, что и люди, — чтобы добывать из Бездны энергию и химические вещества. Я представил себе щупальца труб — цепкие пальцы, которыми Город тянулся в зияющую пропасть, стремясь достать до самого дна.

— Не пытайтесь изображать равнодушие, — сказала Зебра. — Некоторые люди пошли бы на убийство, чтобы увидеть подобную картину. Да о чем я говорю — я знаю людей, которые действительно совершили убийство ради этого!

— Это меня не слишком удивляет.

Зебра вошла в комнату совершенно беззвучно. В первый момент мне показалось, что на ней ничего нет — но она была одета, хотя ее длинное платье было прозрачным, словно сотканным из дыма.

В руках она держала мою одежду — подарок Нищенствующих, — выстиранную и аккуратно сложенную.

Теперь я заметил ее необычайную худобу. Черные полосы, оттененные серовато-голубой дымкой платья, покрывали все ее тело, следуя изгибами ее фигуры и сгущаясь на груди и в промежности. Жесткий гребень волос сбегал по позвоночнику до поясницы и исчезал между полосатыми полушариями ягодиц. Ее шаг был скользящим, точно у балерины, а крошечные ступни, похожие на копытца, скорее не позволяли ей оторваться от пола, нежели служили опорой. Похоже, она вполне может участвовать в Игре — из нее бы получился первоклассный охотник. А разве она не приняла в ней участие — хотя бы с целью испортить развлечение своим врагам?

— На планете, с которой я прибыл, такой наряд сочли бы провокационным, — заметил я.

— Но здесь не Окраина Неба, — ответила она, кладя мою одежду на кушетку. — Это даже не Йеллоустоун. Это Кэнопи, и здесь мы ведем себя так, как нам вздумается, — ее ладони скользнули вниз по бедрам.

— Простите, нескромный вопрос: вы такой родились?

— Ничего страшного. Я даже не всегда была женщиной и сомневаюсь, что останусь ею до конца моей жизни. И уж точно не всегда буду называться Зеброй. Кому понравится быть прикованным к одному телу, к одной личности?

— Не знаю, — осторожно произнес я. — Просто на Окраине Неба у большинства людей нет средств, чтобы хоть как-то изменить себя.

— Да, я понимаю. Вы слишком заняты тем, что убиваете друг друга.

— Это довольно краткая характеристика нашей истории — но вы не слишком далеки от истины. А впрочем, что вам об этом известно?

И снова мне вспомнился тревожный сон — лагерь Кагуэллы и короткий взгляд Гитты, устремленный на меня. Она ничем не напоминала Зебру, но в момент пробуждения, когда мысли еще спутаны, я легко обнаружил в них нечто общее. Гибкое тело, высокие скулы, темные волосы… Не то, чтобы Зебра казалась мне непривлекательной. Но мне никогда не приходилось находиться в одной комнате со столь странным созданием.

— Поверьте, мне известно достаточно много, — сказала Зебра. — Кое-кто из нас проявляет к этому самый живой интерес — правда, несколько извращенного толка. Хотя согласитесь — в этом есть что-то пикантное… и жуткое.

Я кивнул в сторону «замурованных» в стене людей, которых вчера принял за барельеф.

— А меня ужасает то, что здесь произошло.

— Согласна. Но мы пережили это. Тем, кто остался в живых, не довелось столкнуться с наиболее жестокими проявлениями эпидемии.

Теперь она стояла совсем близко, и я внезапно почувствовал, что во мне просыпается возбуждение.

— Это только кажется, что между эпидемией и войной нет ничего общего. Нашим врагом был наш город, наши собственные тела.

Я взял ее за руку и прижал ее ладонь к своей груди.

— Кто вы на самом деле, Зебра? И почему хотите мне помочь?

— Кажется, мы обсудили это прошлой ночью.

— Знаю, но… — ее ответ меня не убедил. — Ведь они все еще охотятся за мной? Охота не закончится просто потому, что вы доставили меня в Кэнопи.

— Здесь вы в безопасности. Мои комнаты экранируются от электронных сигналов, так что им не удастся запеленговать ваш имплантат. К тому же Кэнопи — не территория Игры. Игроки не хотят привлекать к себе ненужное внимание.

— Значит, мне придется остаться здесь до конца жизни?

— Нет, Таннер. Еще пара дней — и вы в безопасности.

Ее ладонь выскользнула из-под моей и ласково коснулась моей головы, походя задев шишечку, под которой находился имплантат.

— Устройство, которое вживил вам Уэверли, посылает сигналы в течение пятидесяти двух часов. Они предпочитают играть так.

— Пятьдесят два часа? Одно из правил, про которые говорил Уэверли?

Зебра кивнула.

— Разумеется. Они экспериментировали с разными сроками.

Это было слишком долго. След Рейвича и без того остывал, но если я промедлю еще два дня, у меня не останется ни малейшего шанса.

— А почему они играют?

Интересно, услышу ли я то же самое, что говорил мне Хуан, паренек-рикша.

— Им скучно, — сказала Зебра. — Среди нас здесь много послесмертных. Несмотря на эпидемию, смерть все еще кажется большинству из нас отдаленной перспективой. Может, не столь отдаленной, как семь лет назад… но она перестала быть той животворной силой, какой остается для смертных — таких, как ты. Это тихий, почти беззвучный голос, который побуждает тебя делать что-то сегодня, потому что завтра может быть слишком поздно — большинство из нас его не слышит. За два столетия общество Йеллоустоуна почти не изменилось. К чему создавать шедевр для завтрашнего дня, когда через пятьдесят лет можно задумать нечто лучшее?

— Понимаю, — отозвался я. — По крайней мере, отчасти. Но ведь ваше общество должно было измениться. Разве из-за эпидемии большинство из вас не стали смертными? Насколько мне известно, из-за нее пришлось отказаться от многих терапевтических процедур и механизмов, которые жили у вас в клетках.

— Так оно и было. Имплантированные устройства получили приказ демонтировать себя, превратиться в безвредную пыль. Иначе из спасителей они превращались в убийц. И дело этим не ограничилось. Нам стало нелегко пользоваться даже генетическими технологиями, поскольку все они были основаны на взаимодействии машин с дублирующими процессами в ДНК. Единственные, у кого не возникло проблем, — это люди, которые унаследовали от родителей гены долгожительства — но таких очень немного.