Лед Бомбея - Лесли Форбс

– Ерунда. Кратко перескажите мне суть.

Томас с радостью сообщил, что его миссия по отысканию актеров, занятых в представлении по «Рамаяне», завершилась успешно, хотя прежде, чем добраться до сути, ему пришлось продираться сквозь какие-то не совсем ясные цитаты из Шекспира и ссылки на малоизвестные фильмы.

Некоторые члены труппы, принимавшей участие в представлении по «Рамаяне» в ту ночь, когда погиб Сами, были заняты в последнем фильме Проспера Шармы «Буря». Но все они исчезли. Некоторые актеры, в настоящее время работающие в труппе, были задействованы в эпизодических ролях в день гибели Майи, когда Проспер проводил съемки на пляже Чоупатти. В тот день все члены его съемочной группы носили маски, даже продюсеры и ассистенты режиссера. По словам Проспера, это был обычный художественный прием, нацеленный на то, чтобы создать среди участников съемок особое настроение празднества (как будто в этом была какая-то необходимость в тот день, день праздника Ганеши, когда все вокруг предавалось безоглядному веселью). Актеры очень хорошо его помнили именно потому, что тот день был слишком хаотичным.

Ту же самую труппу пригласили исполнить отрывок из «Бури» Проспера на прощальном вечере Анменна тринадцатого числа.

– Короче говоря, сегодня, мадам.

– Сегодня? – Я совершенно забыла о том, какой сегодня день.

– Да, мадам. Сегодня двенадцатое.

День, когда должен приехать Руперт Бутройд, мой знакомый эксперт у «Кристи». Часа через два. Пора выставлять на стол коробку с фокусами.

Давайте осмотрим вещественные доказательства, ваша честь: осколок зеркала, скальпель, окровавленная майка, парочка фотопленок, несколько пленок с записью рассказов покойной хиджры, еще несколько рисунков и статуэтка, газетные вырезки. Вывод: нет ни одного надежного доказательства причастности Проспера или Анменна к убийствам, и эта причастность может рассматриваться как плод моего больного воображения. Мне все еще требовалась приманка, чтобы вытащить змею из логова.

7

– А, это ты, Розалинда, – воскликнул Ашок, когда слуга провел меня в его библиотеку. – Я с нетерпением жду известий от тебя.

Он стоял на стремянке, держа в одной руке книгу, а в другой – фен.

– Во время муссона все покрывается плесенью, – сказал он. – В период сезона дождей я развешиваю у себя в библиотеке гирлянды рождественских лампочек, и они горят день и ночь, чтобы помешать распространению сырости. Но за последнее время так часто отключали электричество, что, как я только что обнаружил, мое полное собрание сочинений Шекспира самым прискорбным образом позеленело. Поэтому мне приходится просушивать наиболее ценные тома вручную.

Ашок спустился на несколько ступенек ниже, держа в руках фен.

– Я хочу рассказать тебе кое-что такое, что могло бы...

Я внезапно замолчала.

– Что могло бы?

– Помочь тебе в твоих расследованиях.

Он нахмурился:

– Какие расследования ты имеешь в виду, Розалинда?

– Я прочла несколько твоих статей, которые ты опубликовал в «Бюллетене Центрального Бюро Расследований». Его брови слегка поднялись.

– Статьи профессора Ашока Тагора, доктора философий, Оксфорд. Ну же, Аш.

– Вот как?

– И я навела некоторые справки о том, что представляет собой эта организация.

Его молчание начинало раздражать меня.

– Ах, вот как. Тогда мне становятся понятны твои замечания несколько дней назад, в машине. Но ведь доктор философии, получивший образование в Оксфордском университете, – это, как ни странно, не такая уж большая редкость среди представителей высших эшелонов индийских госслужащих.

– Вряд ли шпионов можно назвать госслужащими, Ашок.

Казалось, он не обратил никакого внимания на мои слова.

– Имя же Ашок встречается довольно часто. Я бы даже отнес его к числу популярных имен. Царь из династии Маурьев, живший около 260 года до н.э., например, принявший ненасильственную форму буддизма после знаменитого и чрезвычайно кровавого сражения. С тех пор он отказался от войны как способа решения конфликтов и состоял в дружественных дипломатических отношениях с эллинистическим миром, постоянно обмениваясь с ним посланиями.

– Итак, ты хочешь сказать, что ты не шпик и не писал всех этих статей?

– Может быть, ты все-таки послушаешь меня немного внимательнее?

– Обменивался посланиями с греками, то есть со своими врагами. И что же это может означать? Дай мне шанс, Аш. Мы же с тобой по одну сторону баррикад.

– Неужели? Мне до сих пор не совсем ясно, на кого ты работаешь, Розалинда. В последний раз, когда я анализировал имеющиеся у меня факты, мне показалось, что ты на стороне Калеба Мистри. Совершенно очевидно, что тебя что-то... связывает с Мистри, с человеком, который в прошлом был замешан в предприятиях, скажем так, весьма сомнительного свойства.

– Дело с «бисквитами»? Мне все об этом известно.

– И оно вызывает у тебя восторг?

Его голос, лишенный всяких эмоций, жесткий и суровый, звучал холодно и сухо.

– И все-таки это не убийство, Ашок.

– Нет, не убийство. Тем не менее властям удалось установить, что Калеб Мистри некоторым образом знаком с неуловимым мистером Эйкрсом, тем самым человеком, которого ты сама обвинила в убийстве.

– Конечно, знаком. Эйкрс был одним из тех, кто напал на нас в студии Калеба.

– Правдивость рассказа мистера Калеба вызывает некоторые сомнения.

– Что ты хочешь этим сказать? Его связали так же, как и меня.

– Возможно. Проспер...

– И ты веришь россказням Проспера? – выкрикнула я неожиданно злобно. – Почему ты стремишься любыми средствами очернить Калеба?

– Ты можешь самой себе задать подобный же вопрос: зачем ты стремишься переписать историю Калеба и доказать виновность свояка? Задумайся на минуту над личностью Калеба Мистри. Незаконнорожденный сын проститутки, человек, в течение нескольких лет подвизавшийся в качестве сутенера, видное лицо в преступном мире, с главарями которого он до сих пор поддерживает связи, что бы он тебе там ни говорил. Его первая жена покончила с собой при весьма загадочных обстоятельствах. И кстати, Мистри – ненастоящее имя. Он взял его из парси...

– Ну, и конечно, рядом с ним Проспер – эталон добродетели, – прервала я Ашока, не в силах сдержать горечь и даже некоторую обиду за Калеба. – С его классическим английским образованием. Настоящий святой, никак не меньше. Ну, что ж, в таком случае разреши мне немного просветить тебя относительно моего сияющего чистотой свояка.

Ашок выслушал со своим обычным несколько отстраненным и самоуглубленным видом мои теории относительно связи между Сами, Проспером, Сунилой и Анменном. Казалось, его по-настоящему заинтересовали только посещения мною отеля «Рама» и мои соображения относительно того, как рисунки Сами могут быть связаны с этим местом. О Гуле и Сканде я ему ничего не сказала.

– Этот материал у тебя представлен в приемлемом виде? – спросил Ашок, и когда я кивнула, посоветовал: – В таком случае тебе следует передать его властям. Хотя, конечно, рисунки ничего не доказывают. Свободный полет творческой фантазии, знаешь ли.

– Вот как, Аш? И ты не думаешь, что я заслужила хоть какое-то объяснение?

– В том случае, если власти сочтут необходимым проинформировать меня о выводах, полученных в ходе анализа собранных тобою материалов, я не премину поделиться с тобой этой информацией.

Мы напоминали совершенно незнакомых людей, обсуждающих проблемы древней истории.

– И кто же такие эти власти, Аш? Как они поступят с моими материалами?

– Так, как полагается поступать в подобных случаях. Сделают все, что в их силах.

– А что, если убийства нескольких трансвеститов окажутся делом совсем незначительным по сравнению с подпорченной репутацией и карьерой какого-нибудь важного политика, любящего трахать евнухов?

– Здесь на карту могут быть поставлены значительно более серьезные вещи, чем чьи-то сексуальные предпочтения, Розалинда.

– Это меня не впечатляет, Ашок.

Я встала.

– Подожди.

Ашок отодвинул кипу книг, лежавших на столе, и сел напротив меня, жестом пригласив меня тоже сесть, так, словно я пришла к нему устраиваться на работу и он собирается провести со мной собеседование.

– Что тебе известно о движении «Шив Сена»? – спросил он.

– Только самые общие вещи.

– В таком случае тебе известно достаточно для того, чтобы понять, что это – довольно сложная политическая проблема. Движение «Шив Сена» было основано Бэлом Теккереем, махараштрийским карикатуристом, с целью исправить несправедливости, на протяжении столетий причиняемые коренным жителям этой земли. По крайней мере так он заявлял. Тем не менее для многих бомбейцев призыв «Махараштра для махараштрийцев!» попахивал фашизмом. Особенно отрицательно к движению были настроены переселенцы из Южной Индии, джайны, парсы, и без того чувствующие себя в Бомбее аутсайдерами. С приходом к власти движения начались откровенные преследования этих народностей. Бедняки, как ты понимаешь, всегда не доверяют политикам. В 1966 году, в год официального основания движения, в нем состояло всего восемнадцать членов. Но затем «Шив Сена» провозгласило лозунг защиты всех махараштрийцев от преследований – и в особенности бедняков и неимущих – и подкрепило этот лозунг тем, что выбило у правительства концессию на проведение канализации в самых мрачных бомбейских трущобах. Поэтому постепенно движение заполучило достаточно прочную поддержку среди бесчисленного населения чаулов, трущоб, неисчислимого множества скваттеров и мелких ларечников. По мере того как «Шив Сена» приобретало все большее политическое влияние, расширялась и его этническая база: из узко махараштрийского оно превращалось практически в общенациональное, общеиндийское явление. Даже Индира Ганди какое-то время поддерживала их. По крайней мере, пока ее отец занимал пост премьер-министра.