Щепа и судьба - Вячеслав Юрьевич Софронов

Мы, несмотря ни на что, люди гордые и обиду нанесенную терпим долго, просто так оскорблений не забываем, будь ты хоть английская королева.

Ночь прошла относительно спокойно, если не считать отлёжанных на скамейке боков. Потому в тот же день соорудил из старого матраца и нескольких досок подобие диванчика, водрузив его на березовые чурки. Место для него нашлось у окна возле письменного стола, и следующие ночи спал уже в более комфортных условиях, и даже грешные мысли все реже и реже посещали моё пылкое воображение. Не вспомню, сколько тех дней и ночей вышло всего, хотя тянулись они безобразно долго, а когда мое испытание на прочность подошло к концу, то забылись они удивительно быстро. Однако обо всем по порядку.

Кришнаитка моя, как стал ее отныне величать, почему-то вдруг забыла о поджидающих ее в городе друзьях-коллегах и возвращаться туда совсем не торопилась. И мне как-то неловко было спросить ее о дате отъезда. Боялся выказать свое негостеприимство. Очень смешно было в моем положений соблюдать правила хорошего тона, но выставить ее за дверь решимости просто не хватило. Да и не только в гостеприимстве дело. К чему лукавить, симпатична она мне была, и с приближением каждого нового вечера, а потом и ночи думалось: сейчас скажет или хотя бы намекнет о своих чувствах и тогда… Ждал, еще как ждал, когда она не выдержит и сдаст позиции. Не железная поди, и у нее страсть имеется, как без этого. Быть такого не может, чтоб молодая девка, кровь с молоком и вдруг не уступит, хотя бы из чувства благодарности зрелому мужику, видя, как он мучится и переживает. И так каждый день засыпал с мыслью, именно сегодня ЭТО должно свершиться, и просыпался, с удивлением понимая, еще одна ночь прошла зря. И тогда поклялся отплатить ей за доставленные страдания и унижения. Не знаю как, но тоже по-своему унизить ее, да так, чтоб на всю жизнь запомнила. И выполнил свою задумку. Но и об этом чуть позже.

Пока же дни нашего совместного бытия тянулись без особых осложнений. Правда, о своих литературных деяниях мне пришлось на время забыть и вплотную заняться хозяйством. Но срок для сдачи рукописи в журнал еще не вышел, и надеялся успеть закончить правку вовремя. Пока же разум мой был занят немыслимым экспериментом: кто кого одолеет в амурных делах и первым запросит пощады. Поначалу мы говорили о всяких житейских мелочах и как бы при этом изучали друг друга, узнавая о привычках, пристрастиях другого. Никакой работой по дому она себя не обременяла да и мне неловко было предложить ей вымыть пол или пойти окучивать картошку. Сам справлюсь. Она же гость, и ей позволено вести себя, как она того пожелает. Так прошло два-три дня.

И все бы ничего, если бы она вдруг без малейшего на то повода не начала заводить вначале осторожные, а потом и довольно откровенные разговоры о нашем дальнейшем совместном проживании!!! Поначалу думал, шутит, меня проверяет. Попробовал уточнить, как она себе представляет жизнь двух людей, не имеющих твердого заработка и, самое-то главное, живущих как брат и сестра. Что угодно, но подобный расклад был не по мне. Готов на многое, но исполнять роль евнуха, увы, увольте. Не мое!

Это первое. И еще одна немаловажная деталь. Как можно жить под одной крышей с женщиной, простите, девушкой, совершенно не признающей и не видящей своего участия в домашних делах, отвергающей какую-либо работу, кроме пустых мечтаний и блуждания по окрестностям с этюдником на плече. К слову сказать, свой этюдник она в моем присутствии так ни разу и не открыла. Как первый раз поставила его рядом с моей печатной машинкой, которая тоже за эти несколько дней ни разочка не вскинула свои клавиши, так он там и стоял. Потом уже, когда намекнул ей, что не мешало бы и поработать мне над текстом, а ей что-нибудь там запечатлеть с натуры, начала брать его с собой. А дни шли, и меня уже начало тяготить ее присутствие и пустое времяпровождение.

Она же не замечала моего напряжения или не хотела замечать и преспокойненько продолжала разглагольствовать о творческом союзе двух людей, не отягощенных иными заботами, кроме творчества и еще раз творчества.

«Замолчи, дура! — хотелось мне крикнуть. — Чего ты понимаешь в творчестве, не написав ни одной маломальской картины. Тебе ли об этом вещать?!»

Но вместо этого покорно качал головой, делая вид будто бы со всем согласен, продолжая готовить что-то там на обед или просто считать число цветочков на выцветших хозяйских обоях. В речах своих она нет-нет да и касалась бессмысленности (на её взгляд!) плотской любви, благодаря чему рано ли, поздно ли на свет появляются дети, присутствие которых начисто перечеркнет все творческие порывы. И здесь не смел возразить, продолжая с вожделением поглядывать на ее смуглые лодыжки, призывно выглядывающие из-под ее затертых до дыр от долгой носки штанин. Она искушала меня самым бессовестным образом, и до сих пор не понимаю, почему в один из таких моментов не попробовал даже поцеловать ее, чтоб прекратить бесконечный поток никчемных фантазий. Возможно, к лучшему. Иначе трудно даже представить, чем бы все закончилось, и дописал бы я до конца свою первую в жизни повесть точное таким же печальным окончанием. За это благодарен лично себе и тем силам, что помогли мне сдерживать свой пыл по сотне раз на дню.

Образ грусти и тоски, или… Иди ты в идиллию…

Потом уже, размышляя по прошествии какого-то срока о перипетиях того лета и нимфе-художнице, промелькнувшей легкой тенью беззаботной бабочки, порхающей с цветка на цветок, пришел к довольно неожиданным выводам. Скорее всего ее поведение можно объяснить не какими-то изъянами в психике или неправильной ориентацией (как сейчас принято говорить), а все дело в несовместимости выбранной профессии художницы и отпущенными ей природой силами. Она взвалила на себя непомерное бремя творчества, и оно согнуло ее, лишив права распоряжаться собой. Она была отчасти права, говоря, что плотская любовь несовместима с процессом творчества. И неправа одновременно. Творчество и любовь питаются от одного корня, а он должен быть достаточно плодотворен и давать жизненные соки этим двум началам одновременно, что удается совместить далеко не каждому.

Одни выбирают любовь, другие — творчество. Есть и такие, кто способен взрастить в себе и то и другое, но то титаны, счет которым за все время существования человечества ведется даже не десятками, а единицами. Но и