Отвергнутые Мертвецы - Graham McNeill

Эвандр Григора больше не был слепцом.

Криптэстезик ничего не ответил. Его глаза были плотно зажмурены, а лицо искажали усилия, которые он прилагал, чтобы совладать с каким-то ужасным страхом. Всё его тело окаменело от напряжения, так что на дряблой коже шеи проступили резкие кромки сухожилий. Рука на обложке книги тряслась. Это был том Онейрокритики в чёрном кожаном переплёте.

– Эвандр, что здесь происходит? – спросил Хормейстер.

– Я видел всё, – заговорил Григора, роняя перо и удерживая переплёт обеими руками. – Ему было нужно, чтобы я видел, и оно вернуло мне глаза! Трон, оно вернуло мне глаза, чтобы я смог это увидеть!

– Увидеть что, Эвандр? – спросил Хормейстер. – Ты несёшь бессмыслицу.

– Надежды нет, Немо, – сказал Григора, тряся головой, словно он пытался избавиться от какого-то страшного воспоминания. – Ты не можешь это остановить, ни один из нас не может. Ни ты, ни я – никто!

– О чём ты говоришь? – спросил Немо.

Хормейстер сделал ещё один шаг вперёд и нагнулся к Григора. Под плотно зажмуренными веками криптэстезика плясал едва видимый призрачный свет, похожий на отражение звёзд на поверхности реки.

– Всё было впустую, Немо, – продолжил Григора, его грудь сотрясали рыдания. – Всё, что мы делали, всё это было впустую. Всё закоснеет. Это  не настоящая жизнь, это медленная смерть, затянувшаяся на тысячелетия. Всё, к чему мы стремились, всё, что нам обещали... всё это ложь.

Костяшки его пальцев были белыми от усилий, которые он прилагал, чтобы удержать закрытым переплёт Онейрокритики. Тем не менее, он на время отнял одну из рук, чтобы сунуть её в свои одежды и достать мелкокалиберный пистолет с коротким стволом.

 Хормейстер выпрямился и отступил от Григора. Чёрные Стражи вскинули свои винтовки и прицелились.

– Брось пистолет! – рявкнул сержант. – Брось пистолет, или мы тебя пристрелим.

Григора испустил смешок, и у Хормейстера защемило сердце от той боли и той рвущей душу горечи утраты, которые в нём прозвучали. Что могло быть настолько чудовищным, чтобы заставить человека издать такой горестный звук?

– Эвандр, – сказал Хормейстер. – Что бы здесь ни случилось, мы сумеем с этим разобраться. Мы сможем справиться со всем. Помнишь те времена на Чёрных Кораблях? Того паренька с Сорок-Три/Девять? Он убил почти всех на том корабле, но мы его обуздали. Мы скрутили его, и мы сможет предотвратить и это, чем бы оно там ни было.

– Предотвратить? – спросил Григора. – Ты не понял? Это уже случилось.

– Что случилось?

– Всему хорошему пришёл конец, – сказал Григора, засовывая пистолет в рот.

– Нет! – выкрикнул Немо, но ничто не могло помешать криптэстезику спустить курок.

Его голова дёрнулась, челюсть отвисла, и изо рта поднялась тонкая струйка дыма. Из носа выбежал ручеёк крови, скатившись на обложку Онейрокритики. В момент смерти Григора открыл глаза, и Хормейстер увидел, что они имеют цвет янтаря, оправленного в червонное золото.

Книга соскользнула с колен мертвеца и упала на пол. Ощущение злобной сущности, занимавшей пространство между мирами, начало таять, и Хормейстер перевёл дух. Он смотрел на труп человека, который когда-то был его другом, и пытался представить, что же могло довести до самоубийства такого рационального человека.

Его ясновидческий  взгляд привлекла упавшая книга. Капелька крови на её обложке сияла остатком жизненной силы покойного. Этот трепещущий огонёк жизни угас окончательно, и сердце Хормейстера сжалось от небывалой тоски.

– Что же ты увидел, Эвандр? – произнёс он, понимая, что есть только один способ узнать это наверняка, и спрашивая себя, достанет ли ему мужества посмотреть.

Немо Чжи-Мэн подобрал последний том Онейрокритики Эвандра Григора и приступил к чтению.

Кай вошёл в Храм Горя вслед за Отвергнутыми Мертвецами, чувствуя бремя скорби и вины, которые пропитывали воздух, словно невидимый дым. Как и внешний фасад, внутренние помещения здания тоже были украшены скульптурами на похоронные темы, которые изображали траурные обычаи во всех их разнообразных формах: причитания плакальщиков, бдения у смертного одра, шумные поминки и торжественные прощания. Светильники, подвешенные на настенных железных держателях, заливали Храм тёплым светом, а круговой обод бывшей шестерни какой-то громадной боевой машины Механикум служил подвесом для сотен жировых свечей.

На деревянных скамьях сидели мрачные группки скорбящих. Это были счастливцы, дождавшиеся своей очереди занести покойников внутрь. Люди подняли свои глаза на вошедших космодесантников. Некоторые из них воззрились на Астартес с изумлением, другие же были слишком охвачены скорбью, чтобы уделить им больше одного беглого взгляда. Группа мужчин и женщин проливала слёзы возле тела, лежащего у ног чёрной полированной статуи коленопреклонённого ангела, у которого не было лица. Изгибы и скругления его крыльев облегала едва видимая чёрная дымка, и хотя на его голове не вы́резали черт, Кай почувствовал, что по ту сторону этой незаконченной поверхности что-то есть – словно бы смутные очертания чьего-то лика, плохо различимые в тенях. 

– Что это? – спросил он, зная, что Атхарва не спускает с него глаз, и что он поймёт смысл вопроса.

– Я подозреваю, что там не одна сущность, а множество, – ответил Атхарва. – Великий Океан – отражение этого мира, а как было известно ещё древним алхимикам, "что вверху, то и внизу"[79]. Нельзя изливать в одном месте так много скорби без того, чтобы привлечь внимание живущих по ту сторону завесы.

– Чем бы оно ни было, оно производит ощущение опасного, – сказал Кай. – И... голодного.

– Точно подмечено, – кивнул Атхарва. – И ты прав, считая его опасным.

Кай ощутил укол страха:

– Трон, мы должны предупредить этих людей, чтобы они ушли!

Атхарва рассмеялся и отрицательно покачал головой:

– В этом нет нужды, Кай. Оно не настолько сильно, чтобы вырваться из каменной тюрьмы, в которой оно в настоящий момент находится.

– Вам нравятся мои статуи? – спросил хранитель Храма Горя, закрывая двери и направляясь к космодесантникам и астропату.

– Они великолепны, – ответил Кай. – Где вы их добыли?

– Я нигде их не добыл, я сам их изваял, – сказал мужчина, протягивая руку. – Меня зовут Палладис Новандио, и вы здесь желанные гости. Все вы.

Кай потряс протянутую руку, пытаясь скрыть свой дискомфорт,  когда ощутил резкий укол горя и чувства вины, которые исходили от этого человека.

– Настоящий мавзолей, – сказал Тагор. – Зачем ты собрал в одном месте так много относящегося к смерти?

– Это отвращающие образы, – ответил Палладис.

– Что это значит? – спросил Субха.

– Собрав так много образов смерти и горя в одном месте, ты лишаешь их скорбности, – внезапно осенило Кая.

– Именно так, – подтвердил Палладис. – А почитая смерть, мы тем самым держим её на расстоянии.

– Мы принесли воинов, которые прошли Алой Тропой, – сказал Тагор. – Их смертные останки не должны подвергнуться осквернению со стороны мародёров или стервятников. Нам сказали, что здесь есть кремационная печь.

– Это действительно так, – подтвердил Палладис, указывая на квадратную арку в задней части строения. Кай ощутил безвозвратность, которая витала за этой дверью. Её заслон не мог до конца удержать запах сожжённой плоти, и он проникал в воздух Храма.

– Нам нужно ей воспользоваться, – сказал Атхарва.

– Она к вашим услугам, – почтительно поклонился Палладис.

Кай проследил за тем, как Отвергнутые Мертвецы поднимают своих павших братьев, держа их между собой, как носильщики исполинских размеров. Пожиратели Миров несли Гифьюа, а Атхарва и Севериан подняли к своим плечам Аргентуса Кирона.

– Павший воин должен получить посмертные почести от своих товарищей по крови, – произнёс Тагор, – но эти герои далеко от своих братьев-легионеров, и они никогда больше не увидят свои родные миры.

– Это их родной мир, – сказал Атхарва.

– И их товарищи теперь мы, – добавил Субха.

– Мы будет теми, кто воздаст им почести, – сказал Асубха. – Нас побратала битва, и мы не обязаны хранить верность никакому братству, кроме нашего собственного.

Кай был удивлён, что слышит от этих воинов подобные речи. За то недолгое время, что он с ними провёл, ему не показалось, что они были близки друг другу, но эти слова говорили о внутренней связи, которая коренилась глубже, чем он мог представить. Узы, подобные этим, могут быть выкованы лишь в кровавом котле битв и смертей.

– Идёмте, – сказал Палладис Новандио. – Я вам покажу.

Тагор положил руку на грудь Палладиса и отрицательно покачал головой.