Эдгар Аллан По. Причины тьмы ночной - Джон Треш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь, занимая авторитетное положение в Смитсоновском институте научных исследований, Джозеф Генри наконец признал: «Пришло время, когда мы должны обрести научный дух». Страна была готова – и ученые нуждались в «трибунале», чтобы «подавить» шарлатанство и отразить удары по их единству и авторитету. Члены ААГН решили, что на следующем собрании они примут новое, более благородное и всеобъемлющее название: Американская ассоциация содействия развитию науки.
Той осенью, в уединении в Фордхэме, По писал свою самую амбициозную научную работу. «Я иду на поправку», – сказал он другу. К январю 1848 года По готовился к поездке для сбора подписчиков на The Stylus, начав с лекции в Нью-Йорке.
Он обратился к адвокату Генри Чапину за помощью в этой «попытке вновь утвердиться». Взяв взаймы пятнадцать долларов, он забронировал лекционный зал в Библиотеке Нью-Йоркского общества: «Я с оптимизмом думаю, что могу рассчитывать на аудиторию в три-четыре сотни человек». 22 января По объявил название лекции: «Вселенная». Извещения о выступлении По появились в Home Journal Уиллиса, в Evening Post Брайанта и даже в Филадельфии.
Вечер 3 февраля выдался холодным и сырым, из-за грозы большинство людей остались дома. Тем не менее, шестьдесят с лишним человек «слушали с напряженным вниманием», пока «мистер По приковывал внимание аудитории» к своей теме.
Интуитивные скачки
Он затронул колоссальную тему. Он будет говорить о «Физической, метафизической и математической – материальной и духовной – Вселенной: о сущности, происхождении, создании, нынешнем состоянии и судьбе». Чтобы обозначить курс, он объявил общую тему: «В Начальном Единстве Первого Существа заключается Вторичная Причина Всего и Всех, с Зародышем их Неизбежного Уничтожения».
Затем он приглассил аудиторию присоединиться к нему в мыслительном эксперименте.
В последней книге Гумбольдта «Космос», сказал он, показаны связи между законами каждой области природы. Однако Гумбольдт представляет предмет не в его личной цельности, а в его общности. Но как бы ни была превосходна сжатость, с которой он рассмотрел каждую отдельную точку своей области, простая множественность этих рассматриваемых точек обусловливает обилие подробностей, и, таким образом, закрученность мысли, каковая исключает всякий личный, самоотдельный характер впечатления.
По предложил более эффективную концептуальную технологию. Он перенес свою аудиторию на край древнего вулкана: тот, кто с вершины Этны устремит свои глаза кругом, – впечатлится главным образом размахом и разностью раскрывшейся картины. Лишь быстро крутясь на своих пятках, смог бы он надеяться постичь панораму возвышенности ее единства. Но так как на вершине Этны никакому человеку не приходила мысль крутиться на своих пятках, никто никогда и не вобрал в свой мозг полную единственность перспективы; и, таким образом, с другой стороны, какие бы соображения ни заключались в этой единственности, они еще не имеют действенного существования для человечества. Чтобы постичь уникальность перспективы, он представлял себе «мысленное кружение на пятках»: вращаться как вершина – или кружиться как калейдоскоп, или фенакистископ, оптическая игрушка, создающая иллюзию движения, – с открытыми глазами. В этом стремительном вращении вокруг центральной точки детали исчезают совсем, а крупные объекты сливаются в одно целое.
Прежде чем его слушатели смогли восстановить душевное равновесие, По снова прыгнул в будущее. Он достал письмо от 2848 года, которое, по его словам, он нашел в Mare Tenebrarum – «темном море», месте за пределами известных континентов на древних картах.
Автор письма – антиквар, во время путешествия на скоростном воздушном шаре по континентальной империи Канадау она нашла время, чтобы поделиться своими недавними открытиями о причудливых цивилизациях прошлого.
Эти странные люди девятнадцатого века были убеждены, что существует «только две практически применимые дороги к истине»: одна – «априорная» или дедуктивная дорога, которая начинается с общих законов или аксиом и на их основе открывает следствия; другая – индуктивная, «наблюдение, анализ и классификация фактов» и «организация их в общие законы». Обе эти «узкие и кривые дорожки» замедляли умственное движение. Настоящий научный прогресс, знали все в 2848 году, достигается «скачками, кажущимися интуитивными». Душа «ничего не любит с такой силой, как воспарять» в «регионах безграничной интуиции».
В том далеком прошлом последователи «Борова» (или Бэкона) превозносили «проницательных людей», робких и узколобых «искателей и торговцев ничтожными фактами». Другая школа, последователи «Барана» (или Аристотеля), априористы, не понимали, что «аксиомы никогда не существовали и не могут существовать вообще». Они были достаточно глупы, чтобы верить, например, в то, что «древний мельничный Конь» (Дж. С. Милль) называл аксиоматическим «принципом непротиворечия», – что, например, «дерево должно быть либо деревом, либо не деревом».
Автор письма знала, что в зависимости от точки зрения человека два противоречивых мнения могут быть одновременно истинными: «То, что дерево может быть и деревом, и не деревом, – это идея, которой могут предаваться ангелы или демоны».
Вместо этого антиквар восхваляла «величественный путь Последовательности», по которому движутся взаимодополняющие факты, догадки и интуиция. Это метод «единственных истинных мыслителей» – «образованных людей с пылким воображением». Это был метод Иоганна Кеплера, платонического астронома семнадцатого века, чьи законы планетарного движения установили фиксированные отношения между планетарными орбитами. Кеплер открыл свои законы частично во сне, после чего последовали интуитивные и образные скачки. Она восхищалась такими мыслителями, как Кеплер, потому что они «спекулируют, теоретизируют, а их теории лишь корректируются, сокращаются, просеиваются, мало-помалу очищаются от мусора несоответствий, пока, наконец, не становится очевидной необременительная последовательность… абсолютная и неоспоримая истина».
Интуиция Кеплера была хорошо информированной и логичной, но быстрой: результат «дедукции или индукции, чьи процессы настолько теневые, что ускользнули от его сознания». Это метод криптологов, расшифровщиков «золотого секрета египтян». Если бы Кеплера спросили о его методе, он бы ответил: «Я ничего не знаю о маршрутах – но я знаю механизм Вселенной. Вот он».
Стартовые импульсы По уносили его слушателей на далекие воображаемые смотровые площадки, с которых Нью-Йорк 1848 года начинал казаться странным. Промчавшись мимо современных ученых – «однодумных, однобоких и хромоногих», – По прочерчивал новую временную линию, соединяющую Древний Египет, Кеплера и будущее, ставя на этом пути свою собственную работу в качестве ориентира.
Замысел
Теперь По перешел к своему «общему замыслу» – Вселенной. Он изложил две основные концепции: Бесконечность и Бог. Оба они представляют собой «теневую и зыбкую область, то сжимающуюся, то раздувающуюся под воздействием колеблющейся энергии воображения».
В бесконечном
