Хроника времён «царя Бориса» - Олег Попцов

«Сейчас или никогда» — излюбленный лозунг предпереворотной поры во все времена от Римской империи до наших дней.

Столь же вечно утверждение: революцию, бунт замышляет и совершает политизированное меньшинство. Кстати, понятие демократии имеет греческое происхождение: демос — народ, в буквальном переводе — народовластие, что есть не более чем лукавое сокрытие истины — революцию совершает меньшинство. Оно же, меньшинство, управляет обществом, но не просто так, как зафиксированное меньшинство и признавшее себя меньшинством, а как бы от имени большинства. Весь смысл власти в этом уточнении — от имени кого? Когда меньшинство осознает, что удержать власть или сделать её более продуктивной нельзя, оно вспоминает о большинстве, которое призывает на помощь. Ельцин и его команда, настаивая на референдуме, попросту опробовали этот классический механизм, проверили его на практике. Межвластие, а правильнее будет сказать — двоевластие, не оставляло Президенту иного пути. Хотя, по справедливому утверждению экс-президента Франции Жискара д'Эстена, Президенту, избранному всенародно на шестилетний срок, обращаться к народу с вопросом: доверяет ли ему народ через два года, — достаточная политическая нелепость, сумасбродство политического игрока. Но это в условиях респектабельной французской демократии, а мы имеем дело с Россией, где любое социальное, политическое, экономическое потрясение претендует не просто на национальную окраску, а на обязательное подтверждение непредсказуемости русской души. В России все необходимое и очевидное совершается мучительно и трагически. Ельцин на референдуме пошел на «вы», пошел «с открытым забралом», он апеллировал к тем, от имени кого творил, осуществлял власть. Вообще это красиво звучит — обращаясь к своим политическим противникам, громогласно заявить: «Пусть нас рассудит народ!» Кстати, коммунисты и их нынешний лидер Зюганов, делегируя любой конфликт вниз, вытрясая из толпы вопли, призывающие к свержению власти, делают то же самое. Ощущение недостаточности сил для переворота заставляет их усиливать состояние смуты, вовлекать в драку большинство, вынуждая его «пострадать» в этой драке и, воспользовавшись энергией гнева, совершить замысел своего, ныне очевидного, коммунистического меньшинства. Почему Ельцин добивался референдума? Во-первых, потому, что всегда воспринимал себя не как лидера политического течения, а как лидера общества, толпы. Еще во времена своего большевистского прошлого свой бунт он осуществлял вроде бы как снизу, выступал в заводских цехах, на площадях от имени обиженной толпы. Это стало сутью и стилем Ельцина, причиной постоянных обвинений в популизме. Я помню его слова, сказанные на I съезде, сказанные в кулуарах. Речь шла о его избрании Председателем Верховного Совета. Разрабатывалась тактика — первый тур выборов не дал результатов. Встал вопрос о переговорах с лагерем политического противника, Иваном Полозковым. Цель очевидна — попытаться нащупать в одиозном окружении Ивана Полозкова слабые места и попытаться «перевербовать» сторонников Полозкова и отобрать хотя бы два-три десятка голосов. В тот момент 7–10 голосов могли склонить чашу весов в чью-либо сторону. Вспомним, что Ельцин был избран 528 голосами «за» из 1041 списочного состава депутатов. Любопытной была реакция Ельцина на саму идею «прощупывания» полозковцев, его главных политических противников. Ельцин насупился и в какой-то отчаянной растерянности сказал очень обиженным тоном: «Это невозможно. А как же мои избиратели, они не поймут меня». Он, по сути, «висел на волоске». Демократы бились за Ельцина с тупым упрямством, но очевидных гарантий его победы не было. Но даже в этот момент он словно бы напомнил всем, и прежде всего «Дем. России», чей он по существу лидер. В этом секрет успеха его всенародного избрания. Он, без сомнения, пошел на прямые президентские выборы, считая толпу своей стихией. Именно эта черта позволяет ему чувствовать себя в определенной степени независимым даже от политических движений, оказывающих ему поддержку. Он всегда может сказать им: «Надо ещё посмотреть, кто больше извлекает выгоды: я от вашей поддержки или вы, потому что связываете свою политическую стратегию с моими именем». И он прав. Референдум это подтвердил ещё раз.

Бесспорно, большинство конвентального окружения Хасбулатова уйдет со сцены, не оставив даже смытых, стертых ветром следов в истории. Сам Хасбулатов запомнится. И не потому, что практически достиг вершины власти. Власть многих предшественников была более значительна и осязаема. Но это было другое время и другая власть. Хасбулатов прошел этот путь по крутой спирали: от ближайшего сподвижника Ельцина до его непримиримого противника. Тому много причин. О чем-то рассказано в этой книге напрямую, о чем-то опосредованно. И, если на протяжении этой недолгой истории (с точки зрения эпохи два года — срок смехотворный) нас не покидала мысль о временности конфликта между Президентом и спикером парламента и надежда общества, вопреки выкладкам экспертов, политологов и вообще всякого высокочинного люда была связана с согласием между этими очень разными, но, как выяснилось позже, похожими в своих изъянах и ошибках политиками, то в финале их непростых отношений не осталось ничего, кроме вражды, подозрительности, когда личность каждого в отдельности в понимании оппонента и есть камень преткновения на пути к другой России. А значит, и главенствующая цель своего предназначения — сокрушить эту личность. Признаю это с горечью, потому как помыслами и сутью моих собственных усилий было достижение цели прямо обратной. И, сталкиваясь в споре со своими коллегами, участниками и свидетелями этих драматических событий, я не уставал предупреждать обострение конфликта между Ельциным и Хасбулатовым делает сам образ демократического процесса в России и мелкосущностным, и этически неопрятным. Когда судьбы России (а в заклинаниях на этот счет особенно преуспел Хасбулатов) — не более чем меняющаяся декорация, которую выставляют на спектакль ради устрашения и придания всем событиям положенной исторической значимости. Все-таки Россия, все-таки держава!.. «Свита делает короля!» И, как ни настаивали оба на своей независимости и неуступчивости всякому давлению своего окружения, и Ельцин, и Хасбулатов находились в постоянном психологическом дискомфорте, под воздействием скорректированной под их настроение политической, социальной и бытовой информации. Это, по сути, замкнутый круг. Сначала лидер противостоит окружению, изначально, казалось бы, программирует влияние этого окружения на себя. Но нестандартность, экстремальность условий, в которых приходилось действовать и Ельцину, и Хасбулатову, непререкаемо приближали момент усталости, который, естественно, выявился бы гораздо позже, случись им работать в классических, пусть даже стесненных, но приемлемых условиях.

Когда-то я уже говорил: индивидуальность и непохожесть политического деятеля в его отношениях с окружением не продолжается вечно. Порог усталости для политика — это больше чем физическая утомленность; однажды достигнув его, политик мгновенно не рушится, он просто переходит в иное качество своих отношений с подчиненным ему аппаратом. Внешне все остается по-прежнему: и почитание, и громогласные заявления… Лидер, глава той или иной власти, уже приучил окружение к себе. Информация, устраивающая лидера, становится главенствующей. Он устал. Он по-прежнему определяет, когда и как ему поступать, но все его поступки с этой минуты базируются на информации, выгодной его окружению. Другая информация, конечно же, существует, однако люди, приносящие её, упрекаются в неверности, вокруг них создается атмосфера недоверия, их начинают теснить. Постепенно окружение становится одноцветным. Здесь требуется уточнение. Окружение и команда — разные понятия. Окружение создает атмосферу вокруг лидера. Команда же осуществляет политику лидера за пределами его непосредственного окружения.

Наступает качественный перелом. Необходимые, профессиональные, но несговорчивые уступают место преданным либо играющим в преданность. Преданность — категория эгоистическая, она почти всегда вне понятий «свобода» и «гордость». Преданность ещё — это самоподавление разума. Ибо разум — всегда материя бунтующая. С этого момента, как правило, начинается личная трагедия лидера, открывается первая страница его политического краха.

При последнем разговоре с Президентом, случившемся 13 мая 93-го года (уже отгремел референдум, и Президент неделю назад в телевизионном выступлении подвел для себя его итоги)… Ничего особенного: спокойная речь, слова благодарности тем, кто поддержал Президента, его экономическую политику. Ответ на второй вопрос, об экономической политике, — вопрос лукавый или, как говорят экзаменаторы, — «вопрос на засыпку», по замыслу депутатов должен был «похоронить» экономическую политику Президента. Он не мог собрать необходимого большинства. Объективно все складывалось в пользу этого предположения: инфляция, грозящая перешагнуть роковые рубежи и превратиться в гиперинфляцию, безудержный рост цен, жесточайшие прорехи в семейном бюджете и спад производства, пусть несколько замедлившимися темпами, но спад. Расчет оппозиции был очевиден — если на первый вопрос о своем доверии Президенту избиратели, скорее всего, пусть с небольшим перевесом, но ответят положительно (может сказаться, как считала оппозиция, остаточная симпатия к Ельцину), то уж на второй вопрос, в обществе прошлом и настоящем, обществе нищающем, раздражение множится на зависть к нарождающемуся классу бизнесменов или, проще говоря, предпринимателей, работающих на откровенной спекуляции, ответ будет сокрушающим. Должны были сказаться все эти «марши пустых кастрюль», вопли об обнищании масс, наступлении мафии и незащищенности граждан перед экспансией преступного мира… Тем более что два последних разрушительных порока не просто обретали силу, а стали доминирующими. Во имя победы над Президентом на этом фронте оппозиционный к Президенту съезд готов был пожертвовать своим «я» и пойти на досрочные выборы депутатского корпуса, разумеется, одновременно с выборами и Президента.