Марк Твен - Морис Мендельсон

Твен верит, что трудящиеся обладают достаточной мощью, чтобы взять всю власть в свои руки. Простые труженики всегда обладали неизмеримой силой. Но беда в том, что они ни о чем подобном даже не догадывались. О трагическом противоречии между потенциальным могуществом людей труда и их жалким, подчиненным положением писатель говорит с жестокой иронией, с огромной болью. Над трудящимися насмехались, и насмехались не без основания, ибо создатели всех ценностей не знали, на что они способны. Народ, с горечью продолжает оратор, был объектом издевки и тогда, когда, поднявшись на борьбу, он через некоторое время отступал под ударами недругов.

Вся беда в том, что среди рабочих нет нужной солидарности. Для того чтобы превратить в реальность безграничную силу, заложенную в людях труда, они должны объединиться. «…Когда все каменщики, и все переплетчики, и все повара, и все парикмахеры, и все слесари, и все рудокопы, и кузнецы, и печатники, и подносчики кирпича, и портовые грузчики, и маляры, и стрелочники, и машинисты, и кондукторы, и все фабричные, и извозчики, и продавщицы, и белошвейки, и телеграфисты — словом, все миллионы трудящихся людей, в которых дремлет эта великая сила, именуемая Властью (подлинная власть, а не обветшалая и обманчивая тень ее!), — когда они восстанут… — это будет восстание Нации».

Марк Твен — и в этом нет, конечно, ничего неожиданного — был очень далек от научного представления об исторической роли пролетариата в деле переустройства вселенной на иных, более высоких основах. Нужно напомнить об относительной неразвитости американского рабочего движения того времени. Как раз в 1886 году, когда была создана «Новая династия», Энгельс писал Зорге, что «движение в Америке находится сейчас на той ступени, на какой оно было у нас до 1848 г.», что «американцы, по вполне понятным историческим причинам, страшно отстали во всех теоретических вопросах»[12].

Ни в речи 1886 года, ни в других своих произведениях Твен не выдвигает сколько-нибудь осознанного социалистического идеала.

В «Рыцарях труда» — новой династии» можно найти немало свидетельств близости автору этого произведения ошибочных взглядов на политику, которые были присущи миллионам его соотечественников. Писателю кажется, например, что нигде в мире рабочий класс так не силен, как в США, этой, по его наивному выражению, «единственной в мире земле, поистине предназначенной для свободы». Особенно бросается в глаза, что Твен крайне скептически относился к создаваемым рабочими самостоятельным политическим партиям. Его программа, если можно ее так назвать, была программой демократа, а не социалиста. Не понимая социалистических теорий и не доверяя им, Твен даже назвал нового «короля» — рабочего «надежной защитой против социалистов, коммунистов, анархистов».

И все-таки это не должно помешать нам оценить в должной мере тот замечательный факт, что в современной Америке создатель «Рыцарей труда» — новой династии» искал носителей справедливости именно в среде пролетариев.

Вся заключительная часть речи Твена — апофеоз рабочего класса. На смену монархам и капиталистам приходит «новая династия», династия рабочих. И она приходит не автоматически, не так, как на смену зиме приходит весна. Рабочий должен осознать свои возможности и утвердить их в борьбе. До сих пор трудящиеся, говорит Твен, были всего лишь рабочими лошадьми, покорно подчинявшимися воле хозяев. Наступило время, когда следует пустить в ход копыта.

Как использует рабочий свою власть, когда он ее завоюет? На этот вопрос писатель дает как будто неожиданный ответ: «Сначала — для угнетения. Ибо он не более добродетелен, чем те, кто властвовал до него, и не хочет вводить никого в заблуждение. Разница лишь в том, что он будет угнетать меньшинство, а те угнетали большинство; он будет угнетать тысячи, а те угнетали миллионы»;

И это не все — король-рабочий «не будет заставлять своих подданных работать по восемнадцать часов в день и не будет морить голодом их семьи. Он позаботится о том, чтобы все было справедливо — справедливый рабочий день, справедливая заработная плата». Да и свою суровость в отношении противостоящих ему сил рабочий класс будет проявлять лишь до поры до времени. «Какое-то время, пока не соберется в его цитадели весь гарнизон и не укрепится его престол, он будет требователен, тверд, порою жесток — по необходимости. На это время наберемся терпения», — заключает Твен.

Победа рабочего, с глубоким волнением восклицает писатель, близка, ее ждать недолго. Воинство «строится, готовое выступить в поход».

Итак, рабочий, организованный в профсоюзы, — «величайшее явление величайшей эпохи из всех, которые переживало человечество. Не пытайтесь над ним издеваться — это время прошло. Перед ним стоит самая благородная задача, какая только выпадала на долю человека, и он выполнит ее. Да, он пришел. И теперь не задашь вопрос, который задавали тысячелетиями: как же нам поступить с ним? Впервые в истории человечества нас никто не приглашает в руководители. На этот раз перед нами не брешь в плотине — перед нами разлившийся поток!»

Повторяем, Твен так и не воспринял социалистических идей, хотя в ту пору они начали привлекать даже его ближайшего друга Гоуэлса или, скажем, Уолта Уитмена. Но верная любовь Твена к низам общества, к трудовому человеку и нарастающая его враждебность ко всем эксплуататорам помогли ему с такою силою выразить веру в будущее рабочего класса, что многое в его речи 1886 года перекликается с самой животрепещущей современностью.

Речь «Рыцари труда» — новая династия» — смелое пророчество о переходе власти из рук династий королей и капиталистов в руки трудового народа — родилась в самом начале этого знаменательного года. Можно, пожалуй, сказать, что в роскошном особняке на Фармингтон-авеню был создан тогда своего рода динамитный заряд, не обещавший ничего хорошего верхам Хартфорда, верхам всей Америки. В тиши бильярдной на третьем этаже дома послышался погребальный звон правящему классу страны.

Вандербильты, гулды, морганы, рокфеллеры были тогда богаты и сильны, как никогда. Процесс исторического развития США обещал капиталистам еще много, очень много десятилетий укрепления их власти. И сегодня миллионеры и мультимиллионеры правят родиной писателя. Но Твен угадал, что им в конце концов не устоять, что не всегда будет «ничтожное меньшинство» угнетать народ, что «фальшивая знать уберется прочь, а законный владелец вступит во владение своим домом». И этот «законный владелец» — «миллионы трудящихся людей».

Какова же судьба бомбоподобной речи Марка Твена?