Верну любовь. С гарантией - Наталья Костина

— Смешной анекдот, — кивнул Лысенко. — Так что, Юра? Твое хозяйство когда-нибудь зафурычит? Давай послушаем, чем Катька занимается.

Юра потыкал куда-то пробником тестера и вполголоса заметил:

— Похоже, опять микросхема полетела…

Она успела все понять — и свою огромную ошибку, и то, что сейчас этот странный, какой-то неопрятный и неухоженный человек, который уж никак не может быть соседом Натальи Антипенко, будет ее убивать. Она не успела ни закричать, ни позвать на помощь — только инстинктивно, молниеносно подняла руку, когда он замахнулся для удара, но этот жест уже не защитил ее. Она не успела рассмотреть, чем он ее ударил, — боль была такая острая, жгучая, нечеловеческая. Перед глазами сначала ярко вспыхнуло и сразу же померкло, и она почувствовала, что летит с огромной скоростью куда-то, в какую-то пропасть, в воронку, вращающуюся все быстрее и быстрее. Потом вращение стало совсем нестерпимым, со звоном лопнула какая-то струна, и она больше уже ничего не ощущала.

Он сразу понял, что ударил удачно, — баба свалилась ему под ноги кулем, даже не пикнула. Он сунул молоток обратно в карман, воровато оглянулся на все еще открытую дверь, быстро, на цыпочках подбежал и выглянул в подъезд. В подъезде было все так же безмятежно тихо, как и минуту назад, когда он только позвонил. Никто не вышел из квартиры напротив, никто не заинтересовался — скорее всего, через бронированные двери и толстые стены вековой постройки никто ничего и не услышал. Виталик Мухин прикрыл дверь и обернулся. Баба все так же лежала, кроссовка, которую она до этого держала в руке, валялась рядом. Он слегка отпихнул ее ногой в сторону, потом той же ногой ткнул рыжую в бок. Ботинок мягко толкнулся — бабенка была, как говорится, в теле, Мухин таких очень любил. Н-е-ет, с покойницей он уж точно не будет… То, что она покойница, не вызвало у него никаких сомнений — так лежать могло только мертвое тело. Как бы в подтверждение этого из-под рыжих волос лениво пробилась черная струйка и начала неторопливо растекаться по дорогому светлому паркету. Что там Рома говорил: дальше нужно ее уколоть? Да на хрена колоть покойницу? Что он, садист какой — жмуров колоть? А ширево еще может пригодиться. Отраву тоже можно не хило толкануть, желающие купить найдутся. Кому для жены, кому для тещи… Он усмехнулся. А утопить — сделаем, как сказано. Жалко, что ли, притопить?.. Да за полкило кокса он и Рому самого, как Муму утопит, если надо будет!

Рыжая покойница оказалась на удивление тяжелой — пыхтя, он доволок ее до ванной — квартира была в точности такая же, как и та, в которой он жил. Местами не хватало стен, как он успел мельком заметить, но ванная была там же. Голова ее безвольно моталась из стороны в сторону, пока он стаскивал с нее куртку и свитер, наверняка пачкая все вокруг кровью. Но плитка на полу была черная, и на ней кровь была не видна. Зато сам он неосторожно влез в кровянку рукавом и выругался. Куртка и так была не первой свежести, а тут еще новое пятно. Да ладно, купит он себе куртку. Может, прямо сегодня и купит. Надо бы намекнуть Роме, чтобы за работу еще и бабок отвалил, — за то, что чисто сделал. Премиальные.

Из джинсов он вытряхнул ее легко, как куклу, потом стащил с ног колготки и отшвырнул их в сторону, на кучу других вещей. Теперь на рыжей оставалось только белье, и Виталик Мухин невольно ею залюбовался: красивая была баба, даром что рыжая. Если б она еще живая была… А так он не некрофил какой-нибудь, нет. Говорят, что санитары в морге того… с жмурами балуются. Не, это развлечение не для него — он даже эту не станет, хотя теплая еще и красивая все-таки, сволочь! Муха рывком стянул с нее черные кружевные трусики — лобок у нее тоже был рыжий. Это ж надо! Значит, натурально рыжая. Лифчик никак не хотел расстегиваться, но он справился и с ним. Рукав испачкался еще в одном месте, но он уже не обратил на это внимания — на шее у бабы оказалась золотая цепочка, почти такая же, как у сеструхи, только еще и с крестиком. Он осторожно снял цепочку и сунул ее в самый надежный карман — пригодится.

Труп был ужасно тяжелый, и он перевалил его в огромную круглую ванну — буржуйский бассейн какой-то, а не ванна, — с великим трудом, кряхтя и обливаясь потом. Поднять ее на руки он так и не смог, поэтому сначала закинул на бортик ноги, а потом уже перебросил ее всю. Она упала с глухим стуком лицом вниз, и он деловито перевернул ее — как велел Юшко. «Как бы сама купалась, ударилась головой и утонула», — вспомнил он инструкцию, которую его три раза заставили повторить. Нашел пробку, заткнул сливное отверстие и тугой струей пустил в ванну воду.

Рыжая лежала ну совсем как живая — точно, полезла купаться и навернулась со всей дури. Упал, ударился, очнулся — гипс. Он ухмыльнулся. Может, сунуть ей в руку кусок мыла для интереса? Ладно, и без мыла хорошо. «Потом быстро уходишь», — так велел Юшко. Быстро-то быстро, но по квартирке прошвырнуться не мешает — у крали этой наверняка не одна цепочка золотая была. Он злорадно размышлял о том, что первый этаж перелившаяся через край вода наверняка затопит — и сосед снизу будет звонить и стучать в эту же самую дверь: потоп, заливают! В этом подъезде все квартиры были раскуплены буржуями, это он точно знал. Вот и пускай кровососы побегают, а то привыкли грабить честных людей. К честным людям Муха причислял, конечно, прежде всего себя.

Поскользнувшись на лужице крови в том самом месте, где упала рыжая, он чертыхнулся, поискал, чем бы затереть, но ничего подходящего не увидел, вернулся в ванную, взял из кучи одежды ее колготки, вытер пол и заодно свои ботинки, потом зашвырнул колготки обратно. Подумал, морща не привыкший к такому занятию лоб, вытащил из ее барахла куртку и повесил в коридоре на вешалку — не в куртке же она купаться пошла, верно?

Хваля себя за сообразительность и сноровку, Муха быстро двинулся в обход квартиры, открывая двери во все комнаты подряд. Сразу же убедился, что рыжая просто как сыр в масле каталась — добра везде было навалом. Открыв какой-то шкафчик, который оказался баром, он схватил первую попавшуюся бутылку и на ходу отхлебнул из горлышка. Горло дерануло какой-то дрянью со вкусом и запахом одеколона, и он с сожалением поставил бутылку на столик. Как они пьют такую отраву, ведь вон деньжищи какие — немереные! Однако ни налички, ни драгоценностей нигде не было видно, хоть он и заглядывал в такие места, где они обычно лежат. Наверное, она их у себя в спальне прячет, наконец догадался он.

Открыв очередную дверь, Муха удовлетворенно отметил, что попал куда надо, — посреди комнаты стояла огромная кровать. На столике в хрустальной коробочке лежало рыжьё — все с брюликами. Мухин сроду не держал в руках бриллиантов, но здесь он ни на секунду не усомнился. Еще там были часы, тоже с камушками. Он препроводил все это во внутренний карман, к цепочке с крестиком, и рывком открыл дверцы огромного, во всю стену, шкафа. Где же она бабки-то схоронила? В шкафу было навалом шмотья — и все только женское, висело тесно, как в магазине. Одних шуб было три — нет, четыре. Норка, чернобурка и еще две из неизвестного ему меха. А еще кожа — пальто, пиджаки, курточка какая-то куцая не пойми из чего, но с виду охрененно дорогая… Денег между тем нигде не было. «На карточке все держит, сука», — сообразил он, бесцельно шаря рукой среди барахла. На хрена, спрашивается, одной бабе столько? Одеяло на кровати зашевелилось, и он вздрогнул от мгновенно парализовавшего его страха — показалось, что из-под одеяла вылезет сейчас она, покойница. Но оттуда вылез какой-то непонятный зверь — весь лысый, складчатый, лопоухий, с огромными горящими глазами. Кот? Да не бывает таких котов, мать их… Муха попятился. Непонятный зверь с утробным урчанием шел по кровати прямо на него, бил из стороны в сторону хвостом, голым, как у крысы, глаза его светились зеленым, а где-то в глубине еще и красным. Муха схватил первое, что попалось под руку, и замахнулся на зверя: