Верну любовь. С гарантией - Наталья Костина

Роман стоял, ожидая, пока расслабленная фигура добредет наконец до него, и приветливая улыбка расплывалась у него по лицу. Улыбка была почти искренней. В другой день, завидев Муху, он не стал бы его останавливать. Но сегодня Муху послало сюда само Провидение.

— Привет! — Роман Юшко слегка хлопнул ладонью по протянутой мухинской руке, влажной и вялой. — Как жизнь молодая?

Когда-то они с Мухой ходили в один тренажерный зал — качать железо. Сейчас, глядя на жалкую, осунувшуюся и оплывшую особу Мухи, никто не мог бы предположить, что эти два молодых человека когда-то выглядели как два молодых Аполлона. Молодым Аполлоном, безусловно, выглядел сегодня он, Роман Юшко, а вот Виталя Мухин…

— Ничего, — просипел Муха, облизывая совершенно сухим языком сухие губы. — Потихоньку. Рома, — понизил он голос, хотя и так шелестел еле слышно, — у тебя вмазаться нет?

Юшко был неплохой пацан и несколько раз одалживал Витале небольшие суммы, а также, что было несравнимо лучше денег, у него водился вожделенный белый порошок, и за небольшие услуги он щедрой рукой отсыпал Мухину пару раз. Старая дружба — великая вещь.

— Ломает? — сочувственно спросил его Рома, и Муха закрутил давно не стриженной и не мытой головой.

— Так что? Дашь?

— Дам, дам, — заверил его Юшко. — Пошли в машину.

У Мухина затряслись руки. Он ввалился на переднее сиденье, предусмотрительно и почтительно переложив с него хозяйскую вещь, и весь салон мгновенно наполнился сложным запахом кариесного рта, немытого тела и какой-то аптечной дряни, которой он безуспешно старался перебить ломку.

— Так дашь? — Муха искательно заглянул хозяину в глаза. — Я отработаю.

— По-крупному заработать хочешь? — вдруг спросил его Юшко.

— Сколько? — жадно встрепенулся Муха.

Рома зачем-то посмотрел по сторонам, хотя улица была совершенно пустынна, и поправил зеркало.

— Здесь граммов двести, — сказал он, — и дома еще триста.

Глаза Мухина загорелись диким зеленым огнем. Он шумно сглотнул.

— Попробовать товар дашь?

— Только попробовать. — Роман запустил руку под сиденье, где был пришит наивный карман, долженствующий изображать тайник, и извлек оттуда небольшой пакет. В пакете был бережно собираемый кокс, которым постоянно и щедро снабжала его Лина, полагавшая, что Рома употребляет его сам и угощает клиентов. Нет, белый порошочек Юшко скрупулезно копил, постоянно напоминая о нем Лине, а потом сдавал одному хмырю, неплохо зарабатывая еще и на этом.

У Мухи от нетерпения тряслись руки. Он почти вырвал пакет у Юшко и завертел головой во все стороны, ища, на чем раскатать дорожку.

— Журнал в бардачке возьми, — посоветовал Юшко.

Мухин с облегчением вытащил толстый глянцевый журнал, с необычайной ловкостью соорудил дорожку и спросил:

— А ты?

— Я уже. — Юшко смотрел на него каким-то странным, оценивающим взглядом, но Мухе было плевать на какие-то нюансы, ему сейчас хотелось лишь одного — добраться наконец до кокса.

— Бумажку дай, — попросил он своего благодетеля и пояснил: — У меня только мелочь.

Роман полез в бумажник. Банкноты, как назло, были все крупные. Он прекрасно знал, что Муха обратно ничего не отдает.

Мухина уже била крупная дрожь.

— Рома, не жмись! Я же сказал, отработаю!

— На. — Юшко протянул ему банкноту достоинством в сто гривен.

Мухин проворно свернул ее трубочкой и с наслаждением втянул белый порошок.

— А-а-а, — блаженно выдохнул он, откинул немытую голову со свисающими сосульками жирных волос на опрятный чехол вылизанной до блеска юшковской машины и закрыл глаза.

Боль, с утра терзавшая все его тело, куда-то улетучилась, и в голове понемногу становилось ясно и просторно, как в полном воздуха и света бальном зале. Тремор в руках улегся, а где-то внутри твердый и настойчивый голос сказал: «Еще!»

Мухин открыл глаза — на его коленях остался только журнал — и повернулся к Юшко:

— Рома, еще одну, а? До пары?

— После работы все твое будет, — заверил его Юшко. — Журнальчик засунь в бардачок.

Мухин с сожалением провел грязным пальцем по тому месту, где минуту назад была белая дорожка, снял микроскопические остатки порошка и сунул палец в рот.

— Рома, ты же знаешь, за мной не засохнет. Когда работать нужно?

— Сейчас. — Юшко зачем-то снова поправил зеркало. Улица, разделенная на две части широким сквером, была по-прежнему почти пуста, только не спеша катила детскую коляску какая-то ранняя мамаша.

— Так, Муха, слушай меня внимательно, — сказал Юшко.

Вчера Банников плотно общался с начальником службы наружного наблюдения.

— Да ты, Коля, пойми, — разгорячившись, кричал начальник наружки, у которого такое общение уже было в печенках. — Нет у меня людей больше! Я тебе и так на завтра даю три машины! Просишь — даю! Еще два человека — даю. А третьего у меня нет. Нет! Как хочешь, а рожать людей я еще не научился!

— Ты, Паша, тоже пойми, — уговаривал его Банников, — от этого человека, возможно, операция зависит.

— Ну нет у меня этого человека, — устало оправдывался Паша. — Ты у меня сколько людей на завтра забрал? Я тебе хоть слово поперек сказал? Надо — бери. А тебе все мало. Машины три дал? — завел он по новой перечислять все те блага, которые предоставил майору Банникову. — Дал! Людей дал? Дал! Все, Коля, все, что мог, я тебе дал. И ты теперь мне руки не выкручивай…

Банников еще полчаса назад понял, что вытрясти из Паши больше ничего не удастся, но попытка была, как говорится, не пытка. Главное — упорно просить, и тогда, возможно, одна машина волшебным образом превратится в две, а два человека — в три. Сегодня волшебство работать не пожелало, и два человека наружного наблюдения так и остались двумя. Эти наружники нужны были Банникову позарез — для Хлебникова и Даугуле. Операция явно входила в решающую стадию, и от этих двоих можно было, по его мнению, ожидать чего угодно. Третий предназначался для Романа Юшко. Собственно, этот третий и был единицей, которую в случае чего можно сократить, — известно было наперед, что Юшко подъедет к Катерине ровно к девяти, а от дома их должны были вести уже на трех сменяющих друг друга машинах. Так что пасти Юшко с самого утра не было, казалось, никакого смысла — ну, увидит наружник, как тот отъезжает, ну, передаст, а дальше что? Известно же, куда он едет, и там его уже ждут. А вести сразу на машине — опасно. Утром в воскресенье не так много машин, этот тип запросто может засечь слежку.

Своими соображениями Банников поделился с Лысенко, и напарник план действий одобрил. Одобрило его и начальство в лице подполковника Степана Варфоломеича с милой кличкой Бармалей. Одобрил его, наконец, и сам Коля Банников, прикидывая расклад то так, то этак. Получалось вроде бы со всех сторон верно. И третий человек как будто и не нужен был. Но какой-то мелкий червячок настойчиво грыз где-то глубоко внутри, доказывая, что третий завтра был бы совсем не лишний.