Верну любовь. С гарантией - Наталья Костина

Груша оказалась в самом дальнем углу. Ее покупала еще мать. Он протер пыльные бока мокрой тряпкой и поискал глазами какой-нибудь крюк. Приладить ее к кронштейну карниза, что ли? Однако он тут же и передумал. Стоять перед окном и бить молотком по груше ему не хотелось. В конце концов он снял со стены свое фото и крепко привязал грушу к гвоздю. Нижний конец растяжки прикрепил к батарее. Вышло кривовато, но прочно. Высота как раз получилась что надо. Он размахнулся и ударил. Молоток шмякнул о старую вытертую кожу почти беззвучно. Это его обрадовало. Он перехватил ручку — молоток был легким и удобным. Он ударил снова, сильнее. Звука и на этот раз почти не было, а вот старая кожа не выдержала и прорвалась. Уже не жалея груши, которая была безнадежно испорчена, он нанес серию ударов. Глазомер у него был хороший, и удары ложились кучно. Дыра на груше все увеличивалась. Он потрогал место разрыва. Кожа была хорошая, прочная. Он вспомнил, как в детстве молотил эту грушу — сильно, не жалея, вымещая всю свою злость на безденежную жизнь, на хорошо одетых одноклассников, на учителей. Груша выдерживала все. Правда, он бил в перчатках, а они все-таки мягче молотка. Его осенило. Конечно, если он хряпнет Соболеву этой железякой, такой с виду легкой и небольшой, но все-таки железякой, то наверняка проломит ей череп. А этого ни в коем случае не должно случиться. Значит, нужно чем-то смягчить удар. В аптечке имелся эластичный бинт, и он аккуратно обмотал головку молотка, а лишнее обрезал. Чтобы бинт не размотался, снизу он закрепил его скотчем. Повернув грушу другой, неповрежденной стороной, он с силой ударил. Звука почти не было, не оказалось и дыры. Потренировавшись еще немного, он решил, что полностью готов.

В два часа, как и договаривались, он подъехал к кафе. Лина как раз заканчивала обедать.

— Подожди меня на улице, — велела она.

Это было правильное решение. Он ни за что не стал бы разговаривать с ней в кафе, тем более показывать молоток. Ощущение, что их подслушивают, вернулось. Он с облегчением уселся обратно в машину. Через минуту вышла Лина и устроилась рядом.

— Поехали, — сказал Юшко своей спутнице. — Я хочу тебе кое-что показать.

Наружное наблюдение — штука дорогостоящая. Наружников постоянно не хватает. Поэтому встреча Романа Юшко и Эвелины Даугуле не была нигде зарегистрирована, а уж тем более никто не услышал их беседы.

— Я тебе не нравлюсь?

— Очень нравишься. Но я замужем.

Нарциссы. На каждом свидании он дарил ей розы — и только розы. Дурацкие голландские красные розы — эмблемы любви. Перевязанные золотыми ленточками. Как на похоронах. А тут вдруг нарциссы. Белые. Кажется, мама называла их поэтическими. Пахли они одуряюще.

— Ты что, очень любишь своего мужа? Что-то я его ни разу не видел.

Она спрятала лицо в цветы.

— А тебе хотелось бы с ним познакомиться?

— Просто мне кажется, что он тебя не слишком балует своим вниманием.

— Допустим, и я его не обожаю. Да и он меня тоже, тут ты прав.

— Так что, у меня есть шанс?

— Шанс есть у всех. Даже у тебя, — дерзко ответила она. Ветер трепал рыжую прядь, сдувал с ее головы капюшон. — А все-таки чувствуется весна, — проговорила она, пряча подбородок в нежный мех.

Он сразу же ухватился за эту фразу.

— А давай завтра съездим в лес? Уже есть подснежники. Побродим, погуляем…

Она бросила рассеянный взгляд на голые деревья сквера, мимо которых они проходили. Вряд ли в лесу есть подснежники. Но он зовет ее за город. Значит, они приняли какое-то решение. Решили, что за городом убивать ее будет легче? Она вспомнила свой недавний сон, как тонула в пруду, и, чтобы он не заметил испуга в ее глазах, снова опустила лицо в цветы. Нет, туда, где есть какой-нибудь водоем, она ни за что не поедет.

— Я завтра работаю.

— Завтра же воскресенье! Раз в году, за подснежниками… весенний лес…

— Ну, если только с утра, — неуверенно согласилась она и заметила, как блеснули у спутника глаза. Значит, завтра. «Ну что ж, — хладнокровно подумала она. — Кто предупрежден, тот вооружен. И то, сколько можно играть в эти игры? Надоело до смерти жить чужой жизнью…»

— В самом деле, если ехать за подснежниками, то только с утра. Хочешь, поедем в одно место — там озеро обалденное. Вокруг дубовый лес…

— Далеко? — При одном только упоминании об озере мурашки побежали по коже.

— На машине чуть больше часа.

— Нет, так далеко я не могу, — решительно отказалась она. — Мне к обеду на работу. Если хочешь, давай съездим в лесопарк.

— Да ну, там все загажено…

— В другое место я не поеду. Если не хочешь в лесопарк, то я вообще…

— Хорошо, хорошо, — поспешно согласился он. — В лесопарк так в лесопарк.

Катя вздохнула. Начальник наверняка сейчас скажет, чтобы она не волновалась и что ее поведут прямо от дома.

— Не дергайся. Тебя поведут от самого дома. Ребята все свои, надежные… Да, старайся отвлекать его внимание от дороги — он не должен заметить хвост. Транспорт будем по возможности менять, но все-таки… сама понимаешь… Чтобы он больше на тебя смотрел, а не в зеркало. Поактивнее разговаривай, старайся быть непринужденной…

Он еще что-то говорил, но Катя предоставила майорскому голосу мерно журчать в трубке, а сама задумалась о том, сможет ли она быть раскованной, зная, что ее везут в лес убивать.

— Так ты меня слушаешь? — недовольно спросил Банников.

— Конечно, Николай Андреич, — заверила она.

— А почему не реагируешь?

— Я слушаю, — растерялась Катя. — А… что?

— Обувь, говорю, удобную надень. Если вдруг бегать придется.

— Я как раз именно об этом и думала, — сообщила она. — Что обувь надо удобную надеть…

— Я тебе об этом битый час толкую, — рассердился Банников. — Катька, ты что там, от страха совсем голову потеряла?

— Знаете что, — с достоинством ответила она, — только дурак ничего не боится! А я, как вы изволили выразиться, Николай Андреич, ничего не потеряла. И голову в первую очередь!

— Ладно, ладно, — примирительно пробурчал он. — Я знаю. Ты умница. Я тебе просто хотел сказать, что бояться совершенно нечего. Завтра все ребята будут что надо. Скажешь, чтобы он ехал к лыжной базе. Там вас будут ждать…

— Да три раза говорили уже. Все я поняла. Спать ужасно хочется.

Здесь лейтенант Скрипковская лукавила. Спать ей нисколько не хотелось. Хотелось просто посидеть в тишине.

— Ладно, ни пуха, — проворчал Банников.

— К черту, — отозвалась она и, пренебрегши правилами служебного политеса, первой опустила трубку на рычаг.

Вчера, когда он обсуждал с Линой свой замечательный план, все казалось ему по-киношному простым и красивым. И действительно, что может быть проще? — ударил эту глупую, заносчивую бабу молотком, сделал укол, оттащил в ванную, раздел, пустил воду. Закрыл дверь и ушел. Деньги Лина обещала заплатить сразу же, как только выяснится, что Соболева умерла. Скорее всего, в этот же день. То есть уже сегодня.