Хроники Фрая - Стивен Фрай

Сняв, в утешение себе, с полки журнал «Би-би-си Микро», я покинул магазин. И едва успел сделать, разогорченный, несколько шагов в сторону дома, как услышал у себя за спиной:

— Извините, извините!

Я обернулся и увидел взволнованную девушку. Ну наконец-то!

— Да?

— Вы сдачу забыли.

Вот вам самые первые строки «Бесплодных усилий любви», полюбуйтесь:

Пусть будет слава, наша цель при жизни,В надгробьях наших жить, давая намБлагообразье в безобразье смерти.[134]

Ими начинается вступительный монолог Короля Наварры, доставивший Хью в 1981-м, когда эту пьесу ставило «Общество Марло», столько хлопот. Сказано прекрасно, однако трудно найти еще какие-нибудь слова, настолько идущие вразрез с настроениями современного мира. То, что все так по-прежнему и стремятся к славе, представляется несомненным, однако много ли найдется людей, готовых удовлетвориться ею лишь в виде надписи на надгробье? Слава нужна людям сейчас. Вот и я жаждал ее. Сколько помню себя, я всегда мечтал о славе. Я понимаю, что признание это нисколько меня не красит. Я мог бы попытаться принарядить его в слова более изысканные, притянуть за уши замысловатую психологическую подоплеку, приплести сюда намеки на сложную подростковую этиологию, которая возвела бы мое желание славы в чин синдрома, но какой мне смысл рядить его в тонкое белье? Я жаждал известности. Мы вечно твердим себе и другим, что нынешняя наша культура настояна на маниакальном интересе к знаменитостям; ах, сколь многие руки заламываются ежедневно от горестных мыслей о верховенстве видимости над весомостью, статуса над существенностью, престижа над прилежанием. Желание славы обличает поверхностность и иллюзорность мировоззрения. Уж это-то известно каждому из нас. Но если мы, умные люди, так отчетливо сознаем, что слава есть силок и обман, то не менее отчетливо сознаем мы и то, что с каждым проходящим годом все большая и большая часть молодежи Запада улавливается этим силком и ослепляется этим обманом.

Наше сознание рисует нам страшную картину: тысячи людей стремятся пробиться в ничтожные телевизионные конкурсы талантов, другие тысячи с головой уходят в безвкусные журнальчики, повествующие о житье-бытье знаменитостей. Мы сокрушаемся по поводу узости помыслов этих людей и презираем ее. Мы обличаем наше общество — ах, какое же оно поверхностное, как пленено престижем. Девочки-подростки в особенности, полагаем мы, порабощены мыслями о телесной красе и помешаны на моде, для них известность обратилась в наркотик. Как, удивляемся мы, стала наша культура настолько надломленной и больной, что обратила в объекты поклонения полчища бесталанных ничтожеств, не способных предложить обществу никакой нравственной, духовной или интеллектуальной пищи, лишенных сколько-нибудь приметных дарований, если, конечно, не считать таковыми сверхгигиенический эротизм и неагрессивную протогеничность?

Я могу ответить на это возражениями, хорошо и давно всем знакомыми. Во-первых, обсуждаемое нами явление далеко не так ново, как все полагают. То, что в наше время существует куда больше возможностей сбыта, путей и каналов доставки, средств передачи и приема новостей и изображений, самоочевидно, однако прочтите любой роман, опубликованный в первые десятилетия двадцатого века, и вы обнаружите среди его персонажей не получивших особого образования женщин, которые проводят свободные минуты в грезах о кинозвездах, теннисистах, путешественниках, автогонщиках и выступающих перед публикой авиаторах. Вы найдете этих мечтательных продавщиц и витающих в облаках горничных у Ивлина Во, Агаты Кристи, П. Г. Вудхауза и у представителей каждого жанра, обжившего место, оставшееся свободным между тремя этими авторами. В предрасположенности к идолопоклонству ничего нового нет. Как и в гневливой презрительности тех, кто уверен, что только им одним и дано понимать разницу между богами ложными и истинными. В истории десяти заповедей я всегда был на стороне Аарона. Мне нравился его золотой телец. Цветные картинки в Библиях для детей изображали счастливо плясавших вокруг него, увитых цветами, веселых идолопоклонников, которые бряцали в кимвалы и обнимались, охваченные буйной самозабвенной радостью. Музыка и объятия представлялись викторианским иллюстраторам решающими доказательствами (кимвалы в особенности) того, что последователи Аарона были людьми распущенными, растленными, разложившимися и обреченными на вечное проклятие. Праздник был еще в полном разгаре, когда объявился с дурацкими скрижалями под мышкой Моисей, в раздражении бросивший их на землю, расплавивший золотого тельца, растолокший золото в порошок, смешавший его с питьем и заставивший каждого израильтянина глотнуть этого пойла. После чего он, будучи, разумеется, святым праведником Божиим, перерезал три тысячи человек и снова поволок свою мстительную задницу на гору Синайскую, дабы получить там вторую порцию заповедей. Думаю, нам следует радоваться тому, что наша культура, ущербна она или нет, позволяет нам вмиг понять, что Аарон, может быть, и слабый сластолюбец, но уж братец-то его — опасный фанатик, тут и спорить не о чем. Золотой бычок, с какой стороны на него ни взгляни, все-таки лучше собачьего бреда на тему о всеобщей вине. Мы, люди, по природе своей расположены к поклонению богам и героям, к строительству пантеонов и усыпальниц великих людей. И по-моему, будет лучше, если наша потребность в преклонении преобразуется в обожание полоумных певцов, тупых футболистов и пустоголовых киноактеров, а не в почитание догматичных изуверов, фанатичных проповедников, воинствующих политиканов и оголтелых комментаторов культурных событий.

Во-вторых, разве один из законов жизни не состоит в том, что никто не бывает глупым настолько, насколько того хотелось бы нам? Политики, подвизающиеся по обе стороны разделяющих мир границ, все же умнее, чем мы желали бы, безумные муллы и бесноватые националисты вовсе не так тупы, как мы полагаем. Кинопродюсеры, радиосквернословы, повстанцы, журналисты, американские военные — все те, кого мы готовы сбросить со счетов как людей пренебрежимо малого ума, обладают хитроумием, проницательностью и интеллектом, выходящими далеко за пределы того, что способно доставить нам удовольствие. Эта неприятная истина относится и к людям, на которых мы изливаем нашу покровительственную жалость. Если услуги, предоставляемые социальными сетями цифрового века, и могут чему-то нас научить, так именно тому, что лишь дураки недооценивают разумность, интуицию и познавательные навыки «широких масс». Я имею в виду нечто большее «мудрости толпы». Если не обращать внимания на такую дурь, как загадочная неспособность большинства пользователей Интернета отличить your от you’re, its от it’s и there от they’re и от their (каковые различия не имеют ни малейшего отношения к языку, но связаны лишь с грамматикой и орфографическими условностями: в конце концов, и логика, и последовательность предполагают наличие в притяжательном местоимении its генитивного апострофа, однако традиция решила — возможно, для того, чтобы избежать путаницы с элиминированным it is, — обойтись без него), — если, повторяю, оставить в стороне придирчивую педантичность подобного толка, мы увидим, что можно увлекаться телевизионными реалити-шоу, всякого рода «алло, мы ищем талантами» и бабблгам-попом и тем не менее обладать мозгами. Мы увидим также, что огромное множество людей сознает всю глупость, манерность и тривиальность предмета их увлечения. Заглядывая на посвященные ему сайты, они отнюдь не оставляют головы в камере хранения. Разуменье вовсе не обязательно бежало к зверям, и люди не вполне утратили рассудок.[135] И остается большим вопросом, действительно ли поклонение герою поп-культуры так вредно для психики, так разъедает познавательные способности, так разлагает человеческую душу, как нас уверяют.