Девочка по имени Аме - Анна Аршинова

— Его…

В гробу лежала девочка с длинными каштановыми волосами. Амэ помнил это кимоно, помнил, что надевал его девять лет назад. Тогда Акито закончил первый год обучения на Аши, и Амэ был так счастлив увидеть его. Нет, — внезапно поправил себя молодой ками. — Нет, этот мальчик, а не он. Сарумэ Амэ, а он… Он — Данте из рода Идзанами. И все это время его звали чужим именем. Но как оно было созвучно с его Амэ-но-удзумэ-но микото!

Данте несмело протянул руку и коснулся дрожащими пальцами холодной щеки Амэ. Слезы брызнули из глаз, и он посмотрел на Хорхе. Тот внимательно следил за его рукой, и губы его были поджаты. И сразу пришло чувство, что, чтобы возродиться, он украл чужую жизнь. Каким бы был Сарумэ Амэ? Слабым как Канске и Макетаро или, наоборот, твердым и решительным, как Акито? Потакал бы тот Амэ безумию матери, или все же нет? Тысячи вопросов остались без ответа. Мириады несбывшихся вероятностей покоились в этом гробу.

Вспомнились слова Вивиан о том, что ками не может родиться без человеческого жертвоприношения. Она была снова права, как и всегда, впрочем.

— Разве это справедливо? — прошептал Данте глухо. — Отнимать жизнь вот так?

— Нет, — отозвался Хорхе.

Сейчас, как никогда Данте понимал Акито, того гениального Аши, которого всегда считал братом. Зная, как ками размножаются, трудно их не ненавидеть…

— Твое человеческое тело тоже здесь? — спросил Данте.

Хорхе кивнул.

— Ты хочешь посмотреть?

Данте раздумывал немного, взвешивая все "за" и "против".

— Думаю, что хочу.

Хорхе выдавил из себя нечто похожее на улыбку и отправился вперед. Данте, кинув прощальный взгляд на маленького Амэ, направился за ним. В гробу лежал мальчик с пшеничными волосами и россыпью смешных веснушек по лицу. Он был одет в широкие шаровары-хакама и рубашку-ги. На рукавах красовались моны Кумэ.

— Род Кумэ? — Данте почувствовал удивление.

— Да.

— И давно?

Хорхе выглядел смущенным и немного нервным, ему было сложно говорить о себе. Или быть может, просто этим никто никогда не интересовался.

— Сто тридцать четыре года назад.

Данте замолчал, рассматривая мальчика. И иногда поглядывал на Хорхе, отмечая, как странно блестят его глаза, сколько в них боли и сожаления. Похоже, чувство вины за свое рождение никогда не проходит, а, убивая, чтобы стать родителем, оно только удваивается. Все же ками слишком любят людей, чтобы безропотно принять такое свое существование.

— Сколько же мне сейчас лет?

В глазах Хорхе блеснула быстрая искорка насмешки.

— Девять.

— Малышня, — улыбнулся Данте натянуто.

Позже, когда они покинули Священный Грот, Данте долго стоял на краю обрыва и задумчиво смотрел вдаль. Солнце давно взошло и теперь нещадно припекало. Кровь на одежде высохла, стала уродливо бурой, волосы спутались, а ноги болели. Хорхе стоял сзади неощутимой тенью.

— И что теперь? — спросил Данте, погодя.

— Ты ведь мечтал попасть в Академию Аши, — хмыкнул Хорхе, и юноша обернулся. Глаза его родителя насмешливо блестели — все возвращалось на круги своя. — Так она ждет тебя!

Данте недоуменно нахмурился.

— Но я же ками! — возразил он, и вдруг почувствовал, что аргумент вышел неубедительным.

— В Академии Аши два факультета: Кагемуси и Сюгендо. На первом учатся люди, а на втором — ками. Или ты больше не хочешь туда?

Данте улыбнулся.

— Не говори ерунды, Хорхе. Конечно, хочу!

И хотя мечты о небе сбылись, и в Академию Аши его тоже приняли, Данте не чувствовал той ошеломляющей радости, которую должен был. Мечты порой сбываются, но совсем не так, как бы нам того хотелось.

Конец первой части

____________________

Примечания автора:

* Бог Амацукумэ-но микото — Небесный Бог из Кумэ, бог-телохранитель. Имя Души Хорхе.

** Бог Амэ-но-удзумэ-но микото — Небесная Богиня Отважная, одна из верных хранителей Аматэрасу. По легенде она "может лицом к лицу встретясь, одолеть другого". Имя Души Данте из рода Идзанами. Считается, что раз ему досталась Душа женщины-богини, ему не составляло труда притворяться девушкой.

____________________

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДАНТЕ

Глава 7. Стены из белого камня

Что тебе в имени моем?

В имени Амэ?…

В нем слышна тяжелая поступь рока…

Крылья есть, но надо научиться ими пользоваться! А то можно влипнуть в непритяности: кусок древней стенки снести или еще чего похуже…

Тени никогда не умели молчать. И сейчас они разговаривали настолько тихо, что приходилось напрягать слух, чтобы разобрать, о чем они шепчутся, просто затем, чтобы успокоиться, расслабиться и придти в себя. В груди беспокойно билось сердце ками, незнакомое и непредсказуемое, сжималось от какого-то необъяснимого страха, тело сотрясал озноб, хотя в комнате было почти жарко и немного душно. В воздухе витал чуть сладковатый запах ужаса. Данте крепко, почти до боли сжимал легкое одеяло из мягкой шерсти. Все нормально, это всего лишь сон.

Сердце постепенно успокаивалось, и страх, вызванный кошмаром, теперь стихал. Данте снилось, что он в Священном Гроте, и что лежит в ледяном гробу. Все думают, что он мертв, но это на самом деле не так, и нет возможности сказать об этом — тело не двигается. Он видит застывшие лица, полные печали и скорби — бледное, точно первый снег, Амако, отстраненное — Акито, скорбящее — Кунимити… Выныривая из воспоминаний, Данте с усилием разжал руки, которые чудом не поранили его, и сел. Коса почти расплелась, и теперь легкие пряди щекотали лицо. Молодой ками убрал их за уши трясущейся рукой и вздохнул. Все в порядке, он в безопасности, здесь тени, которые говорят. То был лишь сон…

Данте зашуршал одеялом, а потом поднялся, протопал по деревянному полу к небольшому столику и зажег лампу. Когда комнату осветил тусклый желтоватый свет, а тени стали больше и отчетливее, он почувствовал себя значительно лучше. Ками присел на колени рядом с зеркалом и стал ловко расплетать косу. Он медленно перебирал тяжелые шелковистые пряди пальцами и чувствовал, как дрожь страха проходит, оставляя за собой странное волнение и расслабленность.

Данте закусил губу и бросил быстрый взгляд на свое отражение в зеркале. Незнакомец. Почти ничего не осталось от него прежнего. Куда подевались те мягкие черты и плавные, почти девичьи изгибы? Их больше не было. Как не было мягко-карих глубоких глаз. Вместо них на бледном лице с заострившимися чертами — бледно-лиловые, похожие на дым, и хищный вертикальный зрачок. Кожа стала по цвету напоминать дорогой фарфор и будто сияла изнутри, но это в помещениях, при ярком солнечном свете она отливала синевой, а загар не лип, как ни пытайся. Заострилась линия скул, впали щеки, и теперь лицо выглядело едва ли не болезненно худым. Нет, Данте оно, определенно, не нравилось. Он хотел назад свой прежний облик, и что, греха таить, свою прежнюю жизнь. Неизвестность страшила, сны пугали, Хорхе не стал понятнее, и Данте мучился острыми приступами одиночества.