Не время для славы - Юлия Латынина

Взорвавшийся БТР исчез из новостей, но за те несколько дней, которые шло развертывание войск, случилось несколько других историй. В селе Ахмад-кале на мине подорвался танк; в Куршах солдаты срубили на дрова плодовые сады, а командир батареи, расположенной возле Бештоя, открыл огонь по склону ближней горы, на котором паслось стадо баранов. Никто не знал, зачем он это сделал, а только залпом, кроме баранов, накрыло и пастушонка, и одиннадцилетнего мальчика с оторванными взрывом ногами показало и CNN, и BBC.

Российские телеканалы историю с пастушонком осветили тоже: премьер Христофор Мао заявил, что против республики развязана информационная война, и что командир батареи отвечал огнем на провокацию со стороны боевиков.

Часа через три после этого заявления Кирилл Водров приехал в резиденцию. Джамал, как всегда, был не один. Он сидел в беседке с Шамилем и Хагеном, и третий с ними был полковник Аргунов. На столе лежал сотовый телефон, а на нем – ролик Булавди, который пересылали с мобильника на мобильник. На нем Булавди клялся, что за каждого убитого ребенка он убьет по сто русских солдат.

Джамал протянул Кириллу телефон и спросил:

– Что скажешь?

– Если он это сделает, мы банкроты.

Джамал взбух желваками и бросил телефон на стол, а Аргунов недоуменно сощурился, пытаясь понять связь между стрельбой по овцам в Бештое и кредитными ставками Сити.

– Мы занимали деньги под проект под залог будущих финансовых потоков, – пояснил Кирилл. – А дополнительным обеспечением служил сам завод. Из-за нашего проекта «Навалис» оказалась одной из самых перекредитованных нефтегазовых компаний. Если рынок гавкнется еще на десять процентов, по нам прозвенит марджин колл.

– А что такое марджин колл? – спросил Хаген.

– Это когда у вас в банке актив заложен под кредит, и стоимость этого актива упала так, что вам надо либо отдать актив, либо доплатить разницу.

– Э! – сказал Хаген, – это не по шариату. Эти шайтаны на Западе делают, что хотят. Почему бы не съездить в Лондон и отучить их беспредельничать?

Джамалудин вопросительно посмотрел на Кирилла. Видимо, по его лицу он понял, что это плохая идея.

– Езжай-ка ты лучше в Тленкой, – сказал Джамалудин Кемиров, – и забери там семью Булавди. Всех. Родичей жены тоже забери. У них там есть дед со стороны отца. Вот он пусть идет и передаст Булавди, что если он хоть рыпнется, я лично их всех перестреляю.

Утром следующего дня Мао влетел в штаб учений.

– Джамал начал действовать! – закричал Мао с порога, – он поселил родичей Булавди на базе «Снегирь», чтобы мы не могли до них добраться, и обеспечил им комфорт и защиту!

– И что же нам делать? – встревожился командующий.

– Нам надо создать структуру, способную пресечь любые провокации и попытки разжечь войну!

В тот же день командующий учениями подписал приказ о создании в рамках учений Штаба для засадных и заслонных операций. Начальником Штаба командующий назначил премьера республики Христофора Мао.

Новый начальник Штаба приказал выделить резервы для решения внезапно возникающих задач и создать группы прикрытия. Мао приказа обеспечить наличие во всех войсках боевых патронов помимо холостых и имитационных средств. Кроме того, начальник нового Штаба приказал ввести на территории завода дополнительные войсковые подразделения.

Через полчаса после появления приказа Джамалудин Кемиров вылетел в Москву. Еще через три часа он был в резиденции президента России.

Он прождал пять часов, а через пять часов ему сказали, что президент улетел в Японию.

Алихан пробыл в Германии две недели, и так получилось, что он вернулся в Москву в тот самый день, когда Джамалудин Кемиров поехал к президенту.

В Шереметьево его встретил большой черный джип из московского представительства «Навалис», и как только он сел в джип, на трубку ему позвонил Хаген. Хаген сказал мальчику, что они улетают в республику ночью, и если он хочет лететь с Джамалом, то пусть приезжает в Жуковку в ресторан.

Алихан поехал в Жуковку, и увидел втором этаже ресторана целое выездное заседание правительства, – на удобных низких диванчиках, придвинутых к деревянным столам, сидели двое министров, пятеро глав районов, и человек пять или шесть начальников РУВД.

Ресторан вообще был очень домашний, свой, с этаким гламурным уютом, который стоит невероятных денег, с плетеными циновками на стенах и связками лука под потолком, и за столиком у самого входа на второй этаж сидели трое подростков: две девочки и мальчик, очень аккуратные, такие же дорогие, как ресторан, – видимо, детки каких-то московских чиновников или олигархов. Подростки курили кальян, и стол перед ними был уставлен японской едой.

Странное дело. Еще год назад Алихан не знал, что есть такие места и такие цены, а если бы знал, то фыркнул бы и сказал, что все это место не стоит хвоста лошади моджахеда, – а вот теперь он стоял, и спокойно смотрел на этот ресторан, и на девочку с длинным кальяном, и на другую девочку, с короткой стрижкой и коктейлем в руке, которая склонила набок голову и и улыбнулась незнакомому шестнадцатилетнему пареньку.

Джамалудин обернулся и увидел Алихана, и все стали встали, а девочка улыбнулась еще лукавей и облизала вишенку из коктейля.

Место Алихану нашлось сильно наискосок от Джамалудина. Джамал был очень весел. Он хохотал громче всех, а официантки так и летали, с круглыми деревянными лотками, заставленными десятками разноцветных суши, с зеленью, и с киндзой, и с крошечным молодым теленком на вертеле.

Вот прошло еще минут двадцать, и Джамалудин поднялся со своего места и сделал знак Хагену и еще одному человеку, и они отсели в отдельный кабинет, и Алихану сквозь полуприкрытые занавески было видно, как они о чем-то спорят.

Алихан сидел, откинувшись на диванчике, и рассеянно жевал какие-то водоросли. Компания за другим столиком выросла до двух мальчиков и трех девочек, как раз его возраста, и девочка с коктейлем снова улыбнулась ему поверх вишенки. Потом она наклонилась к своей подружке и что-то сказала, и они обе лукаво засмеялись.

Далеко внизу играла живая музыка, кто-то праздновал день рождения, успех был разлит в воздухе, как яблочный дым кальяна, и послезавтра они пускали завод, – Иншалла, даже подумать об этом год назад было немыслимо, и вдруг Алихан вспомнил себя всего одиннадцать месяцев назад. Вспомнил умирающего мальчика, с «макаровым» в кармане, спускающегося через придорожные кусты к мерцающим в свете месяца белым камням смерти. О вы, те, которые говорите, «весь мир не стоит улыбки Аллаха», – видели ли вы этот мир? Знаете ли вы, что он не исчерпывается грязью, и кровью, и белыми камнями, на которых в пятнадцать лет умирают мальчишки?

Человек, с которым Джамалудин сидел в кабинетике, вышел, и вместо него зашел другой, а когда тот, другой, вышел, он подошел к Алихану и тронул его за плечо.

– Джамалудин Ахмедович просит тебя подойти.

Алихан зашел в кабинет.

Джамалудин улыбался посереди стола, и рядом с ним пировали Хаген и Шамиль. Из зеленых кружев салата выпрастывались белые ножки омара, посереди стола горел низкий витой подсвечник, и пламя его дробилось в крошках льда, прилипших к раковинам устриц.

Алихан хотел спросить, о чем Джамалудин договорился с президентом России; но спросить впрямую у старшего было слишком невежливо, и Алихан молчал, зная, что Джамалудин похвастается сам.

Но Джамалудин только веселился и хохотал, когда Хаген рассказывал, как он подрался с каким-то русским танкистом. По рассказу Хагена, конечно, выходило, что Хаген голыми руками завязал танку ствол.

– А ты давно видел Мурада? – внезапно спросил хозяин республики, перегибаясь через стол к мальчику.

Алихану показалось, что даже воздух вокруг застыл.

– Я не видел его… после Тленкоя, – выговорил он негнущимися губами.

Джамал достал из кармана телефон – тяжелый платиновый Vertu, тысяч за пятьдесят долларов, положил его перед Алиханом и нажал на кнопку воспроизведения видео.

– Зачем ты лжешь, а? Алик. Твой отец будет очень расстроен.

Алихан молчал.

Шамиль вдруг резко перегнулся через плечо Джамала и сказал:

– Где он? Как нам его найти?

– А что ты спрашиваешь меня? – ответил Алихан. – Ты мог бы взять всех оптом, если бы не поторопился продать Джаватхана в розницу.

Глаза Шамиля налились кровью.

– Вышли. Оба, – сказал Джамалудин.

Начальник АТЦ и глава ОМОНа, не сказав ни слова, выскользнули за занавеску. Хозяин республики и шестнадцатилетний подросток остались одни. Между ними билось пламя витого светильника. Алихан вдруг вспомнил про Муция Сцеволу и спокойно улыбнулся.

Джамалудин снял с телефона заднюю крышечку и вынул оттуда сим-карту.

– Это та симка, – сказал Джамалудин, – которую мы нашли у тебя после Белой Речки. Та, с которой ты звонил Булавди. Ты знаешь, с кем ты говорил? Ты с Шамилем говорил.