Сумерки человечества - Кирилл Тимченко

Люди, выбегавшие сразу из нескольких подвальных окон, кашляя и закрывая лица руками, цепляясь общими цепями, путаясь и поскальзываясь, бежали под огнем ошарашенных происходящим охранников, стрелявших часто и не прицельно. И падали, сраженные пулями. Повисшие на цепях тела мешали бежать остальным, волочась по асфальту, застревая и путаясь в ногах.

Люди с таким грузом толпились, не могли бежать и тоже гибли, не добежав до спасительных укрытий, возможно, всего несколько метров. Побег, неорганизованный и совершенно непродуманный, превратился в обыкновенную бойню, в которой пленники оказались в роли избиваемых. Мы с Андреем, учитывая, что один из нас еще немного ранен, не могли изменить ситуацию.

Тогда пришлось выбирать, либо умереть геройской смертью вместе со всеми остальными, либо пытаться убежать самостоятельно. Погибать теперь мне уже не хотелось. Не ради того я выжил, чтобы меня подстрелил бывший зек.

- Андрей! – закричал я из-за своего укрытия, надеясь, что мой друг еще жив, - Где твоя

Аня? Не смей говорить, что она погибла! Из-за нее сюда и ввязались!

Мне в ответ что-то закричали, но понять это я же не смог. Сильная рука схватила меня за плечо и резко дернула назад, так что я потерял равновесие и растянулся на земле. Зомби, один из воскресших охранников, попытался вцепиться мне в лицо, но зубы заскребли по линзам противогаза, не находя, за что зацепиться. Окровавленная голова охранника закрывала весь обзор, елозя зубами по линзам, оставляя желтоватые полосы на плексиглазе. Оправившись от испуга, я ударил его в висок и повалил на бок. Мерзкая тварь, не закрывая пасти, упала на мою раненную руку. Новый приступ боли заставил меня скривиться, но от испуга перед укусом я не мог позволить себе отвлечься. Две ненормально сильные руки вцепились мне в плечи с такой силой, что даже кости заныли. Пальцы зомби были словно каменные.  Да и автомат был зажат телом мертвеца, все еще держащего меня за плечи, поэтому я левой рукой выхватил пистолет, чуть не выронив его, и ткнул зомби в пасть. Тварь немедленно захлопнула рот, крепко прижав ствол, что мне, собственно, и надо было. Выстрелив, я понял, что все же ошибся. Пуля спокойно пробила небо и шею, зацепив позвоночник, и вышла с другой стороны, но даже не задела мозг. Осталась только рваная рана с вытекающей с краев кровью. Губы и почти вся задняя часть шеи превратились в ошметки, болтающиеся при каждом движении, а сзади еще торчали кости позвоночника. Резко дернув головой, мертвец вырвал у меня из руки пистолет, но не сразу понял, что его надо выкинуть. Убрав руку, я постарался вытащить и вторую, но зомби схватил ее двумя своими конечностями и ткнул в локоть пистолетной рукояткой, все еще сжимая зубы. Вскрикнув от испуга, что сейчас меня укусят, ударил зомби в лицо кулаком левой и, упершись ногами, все-таки выдернул правую руку из захвата, в очередной раз скривившись от боли в ране. Автомат остался трофеем мертвеца, прижатый его тяжелым телом. Пока он поднимался, я ударил его ногой в лицо, потом еще раз и еще, с каждым разом сильнее и сильнее. Потеряв равновесие, а может, специально, зомби повалился на меня, но я снова ударил в лицо ногой. От встречного удара позвоночник мертвеца не выдержал и переломился в том месте, где его зацепила пуля.

Мешком свалившись на землю, он не переставал сверлить меня взглядом и щелкать челюстью, хотя уже и не мог двигать телом. Чуть отполз от трупа, я тяжело вздохнул, трясясь всем телом. Сейчас я как никогда был близок к укусу. Другие мертвецы, тоже поднимавшиеся, уже или жрали тела убитых, или расползались в разные стороны, на шум стрельбы охраны Подняв свой автомат, я попытался встать.

- Стоять, мразь! – голос был совсем рядом, отозвавшись в нескольких шагах сзади, отозвавшись в голове неприятным звоном. Обращение было не самым доброжелательным, но и не обещало бережного обращения. Упав на колени, я услышал, как над самой головой просвистели автоматные пули.

Развернувшись так, что хрустнула поясница, не целясь, выстрелил на звук выстрелов. Охранник, оказывается, вскочивший на капот ближайшей машины, выронил свое оружие и согнулся, когда несколько пуль угодили ему в живот.

Больше сделать я ничего не успел. Пуля угодила в плечо, почти сразу со звуком пистолетного выстрела. Сила удара крутанула меня на месте, свалив с колен. От боли  внутри все оборвалось, а рука так вовсе не слушалась.

Не успел я и пошевелиться, отойти от ранения, как в затылок уткнулось дуло автомата, а спину к асфальту прижала тяжелая подошва сапога.

- Лежи и не двигайся, мразь, - прошипел злобный голос, совершенно незнакомый. Хотя, может быть, просто искаженный фильтром противогаза.

Ствол убрали, и я попытался приподнять голову, получив за это сильный удар прикладом в затылок. В глазах поплыли разноцветные круги, а во рту появился привкус крови, когда сила удара снова впечатала меня в асфальт.

Решив больше не дергаться и отдаться на волю судьбе, я расслабился и попытался успокоиться, прежде чем делать что-то еще. Раз не убили сразу, то вряд ли убьют и позже. Во всяком случае, еще несколько часов у меня есть.

Довольно грубо дернули за волосы и подняли голову вверх. Противогаз сорвали одним рывком, так что крепления чуть не лопнули, заодно сорвав кожу в нескольких местах. Зашипев от боли и неожиданно яркого света, ударившего прямо в лицо, все же успел услышать слова, не очень меня обрадовавшие.

- Какие люди! Я уж думал, что съели тебя где-нибудь десять раз. Хотя, должен сказать, ты меня не удивил. Говорят же, что гавно не тонет.  

  Глава 15. Заблуждения.

Когда тебя избивают, а ты не можешь ответить, то постепенно начинаешь по-другому расставлять приоритеты. Вначале хочется ответить, вырваться, не смотря ни на какие путы и наручники. Пытаешься сносить удары без боли или отвечать ругательствами, но довольно быстро все это проходит.

Наступает время тупого отчаяния, когда твоя воля постепенно прогибается под медленным и методичными напором. Избивают не для того, чтобы убить, а для того, чтобы было больно, чтобы ты почувствовал свою полную беспомощность и в слезах, захлебываясь собственными соплями и мольбами, умолял перестать, закончить эту пытку. Такие люди хотят тебя сломать, вырвать к чертовой бабушке тот стержень, что называется характером и превратить тебя в униженное существо, ползающее под ногами, над которым можно измываться и издеваться сколько захочется. Здесь нет смысла или логики, они даже не задают вопросы, а просто избивают, получая извращенное удовольствие от твоих стонов и криков боли, от крови, текущей из разбитой кожи. Иногда с ними приходит кто-то еще, спокойно стоит в сторонке, наблюдая, как привязанного к стальному стулу человека медленно превращают в свежий фарш, едва держащийся на костях.

Мысли о побеге улетучиваются почти сразу, буквально выбитые из головы пудовыми кулаками палачей, обещающими при лишнем движении просто сломать ноги. Эти маньяки настолько все продумали, что обещают в таком случае наложить гнутые шины, по которым кости должны неправильно срастись, и ты навсегда утратишь способность ходить. Иногда насильно вливают в глотку пару литров воды, после чего с силой бьют в живот, наблюдая, как тебя рвет пополам с кровью. Весь мир сокращается до размеров маленькой подвальной комнатки без окошек и с единственной железной дверью прямо напротив тебя, в которой даже сам воздух насквозь пропах кровью, а на полу остались уже не отмываемые пятна, впитавшиеся в цемент пола. Даже время перестает иметь значение, отмеряемое только приходами палачей в комнату и очередными избиениями. И каждый раз после их ухода все мысли настолько разболтаны и раскиданы по всей голове, что не хватает сил даже сделать еще одну пометку в сознании, отмеряя еще один промежуток времени.

Пару раз, когда у палачей было особенно хорошее настроение, они развлекали меня рассказами о том, что случилось после того, как меня поймали. Как перебили всех, кто пытался сбежать, как ломали ноги тем, кто пытался сдаться, и бросали их мертвецам, как кричали раненные, когда их привязывали к осям ехавшего по бездорожью джипа. Никто не смог уйти, кроме меня. Да и мою нынешнюю жизнь сложно было назвать спасением.

Часто, особенно в те моменты, когда палачи в очередной раз проверяли на прочность мои кости, я даже завидовал уже убитым, тому, что уже успели отмучаться. И все же я не сдавался. Где-то в глубине меня глухо, в так ударам сердца колотилась единственная мысль, придававшая хоть какой-то смысл моему существованию. Измотанный побоями, в глубине души я твердил единственную фразу «я выживу», повторяя ее до бесконечности, сливая в один простой звук, но никогда не забывая. Когда меня избивали, когда мычали и пытали, когда просто вымещали на мне злобу, я, глядя в глаза мучителю, повторял про себя эту фразу. Как костыль калеке, эта фраза не давала мне упасть.